кухонные мойки из нержавеющей стали 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Слева и справа от ленты красовались крест «За боевые заслуги» и Военный Крест. Ордена окружали другие знаки различия, которые отважный воин завоевал на полях сражений.
– Он был очень храбрым солдатом, – прозвучал четкий голос за спиной Ханны.
Детектив удивленно оглянулся. Резиновые колеса инвалидной коляски бесшумно катились по деревянному полу. Леди Коултрейн оказалась невысокой хрупкой старушкой с копной белых курчавых волос и живыми голубыми глазами.
За коляской стоял слуга, настоящий гигант, который привез хозяйку из сада. Леди Коултрейн обернулась к слуге.
– Благодарю вас, Фэрстоун, теперь я справлюсь сама. Гигант кивнул и удалился. Леди Коултрейн проехала еще несколько футов и жестом пригласила Ханну садиться. Она улыбнулась.
– Вас удивляет его имя? Он был подкидышем, его нашли на свалке, на изношенной покрышке фирмы «Фэрстоун». А вы, должно быть, главный инспектор Ханна из Скотланд-Ярда. Для нашего островка это очень высокий чин. Чем могу быть вам полезной?
– Прежде всего я должен извиниться за то, что, обращаясь к служанке, назвал вас мисси Коултрейн, – сказал Ханна. – Никто не сказал мне, что на самом деле вы – леди Коултрейн.
– Это все в прошлом, – махнула рукой леди Коултрейн. – Теперь я просто мисси. Все меня так зовут. Я ничего не имею против. Старые привычки живучи. Вы, возможно, поняли, что я не из Британии. Я родилась в Южной Каролине.
– Ваш покойный супруг… – Ханна кивнул в сторону портрета, – был здесь губернатором?
– Да. Мы встретились во время войны. Роберт воевал еще в первую мировую войну. Он не был обязан снова идти на фронт, но он пошел. Его еще раз ранили. А я тогда была медсестрой. Мы полюбили друг друга, обвенчались в 1943 году и счастливо прожили десять лет. Потом он умер. Он был на двадцать пять лет старше меня, но для нас это не имело никакого значения. После войны британское правительство направило его сюда губернатором. Он умер, а я осталась на острове. Ему было всего пятьдесят семь лет. Сказались боевые ранения. Ханна в уме произвел несложные расчеты. Очевидно, сэр Роберт родился в 1897 году и в двадцать лет получил Крест Виктории. Значит, леди Коултрейн сейчас должно быть шестьдесят восемь лет – слишком мало для инвалидного кресла. Своими проницательными голубыми глазами леди Коултрейн, казалось, прочла его мысли.
– Десять лет назад, – объяснила она, – я поскользнулась и сломала позвоночник. Но вы приехали за четыре тысячи миль не для того, чтобы обсуждать проблемы старой женщины в инвалидной коляске. Чем я могу вам помочь?
Ханна объяснил.
– Дело в том, – закончил он, – что я не могу понять мотивов преступления. Кто бы ни убил сэра Марстона, он должен был ненавидеть губернатора. Но что касается островитян, я не представляю, кто и почему мог бы его возненавидеть. Вы знаете местных жителей. Кто мог желать смерти губернатору и по какой причине?
Леди Коултрейн подъехала к окну и какое-то время молча смотрела в сад.
– Мистер Ханна, вы правы. Я действительно знаю этих людей. Я прожила здесь сорок пять лет. Я люблю эти острова, и мне нравятся их жители. Смею надеяться, что они мне отвечают тем же.
Леди Коултрейн отвернулась от окна и перевела взгляд на Ханну.
– Если смотреть на острова с точки зрения глобальных проблем, то они ничего собой не представляют. Тем не менее островитяне открыли то, что ускользнуло от всего огромного мира. Они нашли секрет счастья. Именно счастья, спокойной, счастливой жизни. Не богатства, не власти, а простой счастливой жизни.
Теперь Лондон хочет, чтобы мы стали независимым государством. Появились два кандидата, которые борются за власть. Очень богатый мистер Джонсон, который пожертвовал – неважно по каким соображениям – много денег островам, и социалист мистер Ливингстон, который хочет все национализировать и поделить между бедняками. Вроде бы и у того и у другого очень благородные цели. Мистер Джонсон с его планами развития и процветания и мистер Ливингстон с его идеей всеобщего равенства.
Я знаю и того и другого. Знала их, еще когда они были мальчишками. Знала, когда, повзрослев, они отправились искать счастья в далекие страны, А теперь они вернулись.
– Вы подозреваете кого-то из них? – уточнил Ханна.
– Мистер Ханна, подозрения вызывают прежде всего те люди, которых они привезли с собой. Обратите внимание на их окружение. Это безжалостные люди, мистер Ханна. Островитяне это поняли. Они уже узнали, что такое угрозы, избиения. Возможно, вам стоит присмотреться к окружению двух наших кандидатов, мистер Ханна…
На обратном пути Десмонд Ханна обдумывал слова леди Коултрейн. Заказное убийство? Все признаки налицо. Он решил после ленча поговорить с двумя кандидатами и присмотреться к их помощникам.
У входа в резиденцию губернатора Ханну остановили. В гостиной в кресле сидел толстый англичанин с тройным подбородком, выпиравшим из тесного воротничка церковного облачения. Увидев Ханну, он вскочил. Со священником был Паркер.
– Шеф, это его преподобие Саймон Принс, местный англиканский священник. Он принес интересные сведения.
Какого черта, подумал Ханна, Паркер решил называть меня «шефом»? Ханна терпеть не мог это слово. Во всех случаях лучше обычное «сэр». Потом, намного позже – Десмонд, Может быть.
– Как дела со второй, пулей?
– Э – этот момент появился Джефферсон с подносом, на котором был холодный омар под майонезом. Ханна вздохнул. Поездка за четыре тысячи миль от дома должна иметь хоть какие-то положительные моменты. Раз за все платит Министерство иностранных дел… Он налил в бокал охлажденного шабли и принялся за ленч.
Тем временем из аэропорта вернулся старший инспектор Джонс.
– За последние сорок часов никто не улетал с острова, – доложил он.
– Во всяком случае, не улетал законным путем, – уточнил Ханна. – У меня для вас еще одно задание, мистер Джонс. Есть ли у вас журнал регистрации огнестрельного оружия?
– Конечно, есть.
– Отлично. Будьте добры, возьмите этот журнал и нанесите визит каждому островитянину, который владеет зарегистрированным огнестрельным оружием. Будем искать револьвер или пистолет крупного калибра. Особенно такой, какой хозяин не сможет предъявить. Или недавно вычищенный и сверкающий свежей смазкой.
– Свежей смазкой?
– После выстрелов, – пояснил Ханна.
– Ах, да, конечно.
– И последний вопрос, инспектор. У священника Дрейка есть зарегистрированное огнестрельное оружие?
– Нет, В этом я абсолютно уверен.
Старший инспектор Джонс ушел, и Ханна вызвал лейтенанта Хаверстока.
– Нет ли у вас случайно служебного револьвера или пистолета? – спросил детектив.
– О, послушайте, уж не думаете ли вы… – запротестовал молодой лейтенант.
– Я просто подумал, что его могли украсть или позаимствовать на время, а потом положить на место.
– Ах да, понимаю, о чем вы, старина. К сожалению, нет. Никакого огнестрельного оружия. Я никогда не брал его на острова. Впрочем, у меня есть парадная шпага.
– Если бы губернатора закололи шпагой, я бы подумал, не арестовать ли вас, – не повышая тона, заметил Ханна. – Есть ли вообще в резиденции оружие?
– Насколько мне известно, нет. Но ведь убийца наверняка проник в сад с улицы, не так ли? Через калитку в стене?
В свете новых данных Ханна еще раз осмотрел сломанный замок на стальной калитке в ограде сада. Судя по тому, под каким углом был согнут засов и как была разорвана петля огромного висячего замка, не приходилось сомневаться, что здесь кто-то поработал толстым стальным ломом. Впрочем, подумал Ханна, согнутый засов мог быть ложным следом, калитку могли открыть за много часов или даже за несколько дней до убийства. Никому и в голову не пришло бы проверять калитку, все считали, что она приржавела намертво.
Убийца мог сорвать замок и не открывать калитку, а проникнуть в сад через дом, убить губернатора и уйти тоже через дом. Ханне позарез была нужна вторая пуля, желательно хорошо сохранившаяся, и то оружие, из которого она была выпущена. Он бросил взгляд на сверкающее голубое море. Если оружие там, то его никогда не найдешь.
Ханна встал, вытер губы и пошел искать Оскара и его «ягуар».
Настало время поговорить с его преподобием Дрейком.

* * *
Сэм Маккриди тоже решил подкрепиться. Когда он вышел на открытую веранду ресторана «Куортер Дек», все столики были заняты. На площади люди в пестрых рубашках и огромных черных очках возились возле грузовика с откинутыми бортами. Кузов грузовика был обтянут материей и украшен плакатами с портретом Маркуса Джонсона. В три часа политический деятель – должен выступить здесь с речью.
Сэм осмотрелся и нашел единственное свободное кресло. За столиком уже сидел новый знакомый Маккриди.
– Сегодня здесь тесновато. Не будете возражать, если я сяду за ваш столик? – спросил Маккриди.
Эдди Фаваро показал на кресло.
– Садитесь, конечно.
– Вы приехали половить рыбу? – просматривая короткое меню, спросил Маккриди.
– Да.
– Странно, – заметил Маккриди, заказав севиче – сырую рыбу, маринованную в свежем лаймовом соке. – Если бы вы мне этого не сказали, я бы решил, что вы полицейский.
Маккриди, разумеется, не упомянул о том, что накануне вечером, присмотревшись к Фаваро в баре, он на всякий случай навел справки, позвонив в управление ФБР в Майами. Ответ Маккриди получил утром. Фаваро опустил стакан с пивом и рассерженно уставился на Маккриди.
– А вы кто такой, черт возьми? – рявкнул он. – Британский бобби?
Маккриди протестующе замахал руками.
– Нет, нет, ничего подобного. Я всего лишь скромный государственный служащий, который пытается найти тихое место, где можно было бы отдохнуть от канцелярских забот.
– Тогда зачем вы завели этот разговор насчет того, полицейский я или не полицейский?
– Сработала интуиция. Вы ведете себя, как полицейский. Вы не хотите сказать мне, зачем вы приехали сюда на самом деле?
– Почему, черт побери, я должен вам что-то рассказывать?
– Потому что, – тории, контролируемой управлением Метро-Дейд, разразилась настоящая война между гангстерскими группировками. До этого времени колумбийцы поставляли во Флориду кокаин, а кубинцы занимались его продажей. Потом колумбийцы решили, что они могут обойтись и без кубинских посредников и сами продавать кокаин. Колумбийцы стали вытеснять кубинцев с их территории, кубинцы сопротивлялись, и началась война. С тех пор убийства среди торговцев наркотиками не прекращались.
В 1984 году в центре Дейдленд-мол, перед винным магазином, остановился мотоциклист на «кавасаки» в красно-белой кожаной куртке. Из большой сумки он вытащил автомат «узи» и хладнокровно выпустил всю обойму в переполненный магазин. Три человека были убиты, четырнадцать ранены.
Обычно киллеру удавалось уйти. На этот раз случилось так, что именно в это время в двухстах ярдах от винного магазина молодой полицейский выписывал штраф за нарушение правил стоянки. Убийца отшвырнул пустой автомат и умчался, полицейский бросился в погоню, на ходу передавая по радио приметы убийцы и его маршрут. На Норт-Кенд-драйв убийца притормозил, подъехал к тротуару, из кармана куртки вытащил «ЗИГ-зауэр» калибра девять миллиметров, прицелился и выстрелил в грудь приближавшемуся полицейскому. Свидетели видели, как молодой полицейский упал, а убийца умчался. Они описали «кавасаки» и одежду убийцы, но его лицо скрывал шлем.
Больница находилась всего в четырех кварталах от места происшествия, и молодого полицейского сразу доставили в отделение интенсивной терапии, но ночью он умер. Ему было двадцать три года, он оставил вдову с грудной дочерью.
Радиосообщение полицейского приняли две патрульные машины. Из одной в миле от места происшествия заметили 1 мчавшегося мотоциклиста. Патрульная машина прижала мотоциклиста к обочине так, что тот упал. Его арестовали, прежде чем он успел подняться.
Судя по внешнему виду, арестованный был латиноамериканцом. Расследование поручили Гомесу и Фаваро. Четыре дня и четыре ночи они пытались выжать из арестованного хотя бы. слово. Он не сказал ничего, совершенно ничего, не произнес вообще ни звука. На его руках не осталось следов пороха, потому что он стрелял в перчатках, а перчатки бесследно исчезли. Полиция обыскала все ближайшие мусорные контейнеры, но так ничего и не нашла. В конце концов решили, что убийца бросил их в проезжавшую мимо машину с открытым верхом. За помощью обратились к местному населению; в результате в соседнем саду нашли «ЗИГ-зауэр», из которого был убит полицейский, но отпечатков пальцев на оружии не обнаружили.
Гомес уверял, что убийца был колумбийцем – все знали, что в том винном магазине кубинцы торгуют кокаином. На четвертый день Гомес и Фаваро назвали арестованного Скорпионом. В тот же день появился очень высокооплачиваемый адвокат. Он предъявил полицейским мексиканский паспорт на имя Франсиско Мендеса. Новенький паспорт был в полном порядке, в нем не хватало лишь отметки о въезде в США. Адвокат признал, что его клиент, возможно, является нелегальным иммигрантом, и просил отпустить его под залог. Полицейские были против.
Дело попало к судье, известному либералу. Адвокат заявил, что полиция задержала первого попавшегося невиновного человека в красно-белой кожаной куртке, который ехал на «кавасаки», а совсем не того человека, который убил полицейского и посетителей магазина.
– Тот кретин-судья разрешил освободить его под залог, – сказал Фаваро. – Полмиллиона долларов. Через двадцать четыре часа и след Скорпиона простыл. Поручитель с ухмылкой передал полмиллиона. Для них это мелочь.
– И вы полагаете?… – спросил Маккриди.
– Он не был простым исполнителем, он был одним из самых ценных киллеров. Иначе они не стали бы тратить столько сил и денег на его освобождение. Думаю, Хулио встретил его на острове, может быть, даже узнал, где он живет. Он пытался скорей вернуться, чтобы дядя Сэм запросил разрешение на экстрадицию преступника.
– Такое разрешение мы бы, конечно, дали, – сказал Маккриди.
– Мне кажется, нам надо поставить в известность инспектора Скотланд-Ярда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68


А-П

П-Я