– Быстро найдите его и верните кассеты.
Доктор Геррманн уже повернулся, чтобы уйти, когда генеральный директор, в совершенстве владевший английским языком, заметил:
– Доктор Геррманн, у англичан есть поговорка, которую я рекомендую вам не забывать: «Не убий, но и не старайся чрезмерно оставить в живых».
Директор произнес поговорку по-английски. Доктор Геррманн понял ее, но, вернувшись в свой кабинет, на всякий случай заглянул в словарь. Он не ошибся, директор буквально сказал:
«…не старайся чрезмерно…» За все годы службы Геррманн, пожалуй, ни разу не получал более прозрачного намека. Он позвонил в центральный архив отдела кадров.
– Пришлите мне личное дело одного из наших сотрудников Бруно Моренца, сказал он.

* * *
В два часа Сэм Маккриди и Джонсон все еще были на холме. Они не покидали свой наблюдательный пост с семи утра. И хотя Маккриди предполагал, что первая встреча возле Веймара сорвалась, но как знать, как было на самом деле, Моренц мог пересечь границу на рассвете. Такого не случилось. Снова Маккриди мысленно пробежал график: встреча в двенадцать, отъезд через десять минут, час сорок пять езды – Моренц должен был вот-вот появиться. Маккриди снова направил бинокль на далекую дорогу по ту сторону границы.
Джонсон читал местную газету, которую он купил на франкенвальдской станции обслуживания. От газеты его оторвала негромкая трель телефона. Он взял трубку и через минуту протянул ее Маккриди.
– Управление правительственной связи, – сказал он. – Кто-то хочет с вами поговорить.
Это был старый друг Маккриди, он звонил из Челтнема.
Глава 5
Англичане реставрировали замок Лёвенштайн. Официально считалось, что он предназначается для репетиций военных оркестров, и в подтверждение тому из замка часто доносились звуки духовых инструментов. На самом деле многочасовые репетиции были заблаговременно записаны на пленку и передавались с помощью магнитофонов и усилителей. При ремонте крыши челтнемские инженеры установили несколько очень сложных антенн, которые впоследствии много раз модернизировали или заменяли более совершенными моделями. Время от времени в замок приглашали местную знать на концерт камерной или военной музыки, которую исполнял специально привезенный для этой цели оркестр, но на самом деле Лёвенштайн был одной из передовых станций подслушивания Челтнема, получившей кодовое название «Архимед». Эта станция должна была слушать бесконечную радиоболтовню восточных немцев и русских. В этом отношении горы оказались очень кстати: высота обеспечивала отличное качество приема.
– Да, мы только что передали информацию в Челтнем, – сказал дежурный, предварительно удостоверившись в личности Маккриди. – Они решили, что вам лучше связаться непосредственно с нами.
Дежурный говорил несколько минут. Маккриди положил трубку, он был бледен.
– Вся полиция в районе Иены поднята на ноги, – объяснил он Джонсону. – Судя по перехваченным радиопереговорам, недалеко от Иены, к югу от города, произошло дорожное происшествие. Западногерманский автомобиль неизвестной марки врезался в «трабант». Западный немец ударил одного из полицейских, которые прибыли на место происшествия, и удрал – не просто удрал, а уехал в машине тех же полицейских. Конечно, это не обязательно тот, кого мы ждем, мог быть кто угодно Другой…
Джонсон сочувственно смотрел на Маккриди, но не больше его верил в счастливый случай.
– Что будем делать? – спросил он. Маккриди, обхватив голову руками, сидел на откидном борту «рейндж-ровера».
– Будем ждать, – ответил он. – Больше мы ничего не можем. Если что-то прояснится, «Архимед» нам сообщит.
В это время черный БМВ въезжал в комплекс зданий управления Народной полиции Иены. Никому и в голову не пришло задуматься об отпечатках пальцев – полицейские и без того точно знали, кого им нужно арестовать. Полицейскому с разбитым носом поставили заплату из пластыря, и теперь он, равно как и его коллега, трудился над подробнейшим рапортом. Водителя «трабанта», а заодно с десяток зрителей, задержали и допросили. На столе начальника управления Народной полиции лежал паспорт на имя Ганса Граубера, найденный там, где упал с разбитым носом полицейский. Детективы тщательно осмотрели содержимое «дипломата» и сумки, оставшихся в БМВ. С цейссовских заводов привезли директора по экспорту. Тот клялся, что никогда в жизни не слышал ни о каком Гансе Граубере, но признал, что в прошлом имел дела с вюрцбургской компанией. Ему предъявили письма с его подписью, он заявил, что подпись похожа, но он таких писем не подписывал. Для него кошмар только начинался.
Поскольку найденный паспорт был западногерманским, начальник управления Народной полиции был обязан сообщить о происшествии в местное управление Штази. Не прошло и десяти минут, как люди из Штази уже были в полиции. Тот БМВ немедленно отправить на автомобильной платформе в наш главный гараж в Эрфурте, приказали они. Прекратите везде оставлять свои пальцы. Кроме того, передайте нам все, что нашли в автомобиле. И копии показаний всех свидетелей. Срочно.
Полковник Народной полиции знал, за кем остается последнее слово. Если приказывает Штази, то приказ нужно выполнять. В половине пятого черный БМВ на трейлере уже был доставлен в эрфуртский гараж, и механики Штази принялись за работу. Полковник полиции был вынужден признать, что люди из Штази правы. Все происшедшее казалось бессмысленным. За вождение машины в нетрезвом состоянии западного немца, вероятно, наказали бы крупным штрафом – Восточной Германии всегда не хватало твердой валюты. Теперь ему грозит несколько лет тюрьмы. Почему он убежал? Впрочем, пусть теперь в Штази возятся с автомобилем, его задача – найти того человека. Каждому патрульному автомобилю и каждому пешему полицейскому на много километров в округе было приказано искать Граубера и украденную полицейскую машину. Описания Граубера и машины были переданы всем постам до Апольды к северу от Иены и до Веймара к западу. Впрочем, в средствах массовой информации никто не обратился к населению с просьбой о помощи в розыске, В полицейском государстве люди не торопятся помогать полиции. Однако на станции «Архимед» внимательно слушали всю бешеную радиоперекличку восточногерманских полицейских.

* * *
В четыре часа доктор Геррманн позвонил в Кёльн Дитеру Аусту. Он не сообщил ему о результатах лабораторных испытаний и даже не упомянул о фотографиях, которые он получил предыдущей ночью от Иоханна Принца. Аусту это знать ни к чему.
– Нужно, чтобы вы лично допросили фрау Моренц, – сказал доктор Геррманн. – Ах, вы уже оставили там агента? Хорошо, пусть она смотрит. Если к фрау Моренц придет полиция, не вмешивайтесь, но дайте мне знать. Попытайтесь выжать из нее хоть какой-то намек на то, куда бы он мог уехать: дачный дом, квартира любовницы, дом любых родственников, что угодно. На проверку любого адреса немедленно бросайте ваших сотрудников. Как только что-то выяснится, сообщайте мне. Ауст тоже успел порыться в жизни Моренца, просмотрев папку с его личным делом.
– У него нет родственников в Германии, – сказал он, – кроме жены, сына и дочери. Кажется, его дочь – хиппи, живет в захваченном доме в Дюссельдорфе. Я уже распорядился, чтобы ее навестили, – на всякий случай.
– Выполняйте, – сказал Геррманн и положил трубку. Вспомнив кое-какие документы из личного дела Моренца, доктор Геррманн послал срочное шифрованное сообщение Вольфгангу Фитцау, агенту западногерманской разведывательной службы, который числился сотрудником посольства ФРГ на Белгрейв-сквер в Лондоне.

* * *
В пять часов снова зазвонил радиотелефон, лежавший на откидном борту «рейндж-ровера». Маккриди взял трубку, он был уверен, что его вызывает Лондон или «Архимед». Однако в трубке зазвучал жалкий, словно задыхающийся голос:
– Сэм, это ты, Сэм? Маккриди опешил.
– Да, – рявкнул он. – Я.
– Я так виноват, Сэм. Я так виноват. Я все провалил…
– Ты в порядке? – требовательно спросил Маккриди. Моренц зря тратил драгоценные секунды.
– В порядке. Скорей в дерьме. Сэм, я – конченый человек. Я не хотел ее убивать. Я любил ее, Сэм. Я любил ее…
Маккриди бросил телефонную трубку, разъединив линию. В Восточной Германии нельзя позвонить на Запад из телефона-автомата, все контакты граждан ГДР с Западом строго контролируются, Но в Лейпциге у Интеллидженс Сервис была конспиративная квартира, в ней жил восточный немец, работавший на Лондон. Из этой квартиры через систему спутниковой связи можно было передать сообщение на Запад.
Но такое сообщение должно передаваться не больше четырех секунд, иначе Штази определит положение передатчика и обнаружит конспиративную квартиру. Моренц бормотал девять секунд. Конечно, Маккриди не мог этого знать, но в тот момент, когда от бросил трубку, радиолокаторы Штази уже сократили зону поиска до района Лейпцига. Еще секунд шесть, и люди Штази нашли бы и конспиративную квартиру и ее жильца. Маккриди говорил Моренцу, что этим средством связи можно пользоваться только в самом крайнем случае и только очень короткое время.
– Он сломался, – резюмировал Джонсон. – Совсем выдохся.
– Боже мой, он плакал, как ребенок, – бросил Маккриди. – Полнейшее нервное расстройство. Объясните мне то, чего я не понял. Что за чертовщину он имел в виду, когда говорил; «Я не хотел ее убивать…»?
Джонсон задумался.
– Он из Кёльна?
– Вы же знаете.
На самом деле Джонсон ничего не знал, кроме того, что ему было приказано забрать Маккриди из отеля «Холидей Инн» возле кёльнского аэропорта. Он никогда не видел Полтергейста, в этом не было необходимости. Джонсон поднял местную газету и показал Маккриди статью на первой полосе. «Нордбайришер курир», северобаварская газета, издававшаяся в Байройте, перепечатала репортаж Гюнтера Брауна из кёльнской газеты. Под статьей было указано место происшествия – Кёльн, а заголовок гласил:
«Перестрелка в любовном гнездышке закончилась убийством девочки по вызову и ее сутенера». Маккриди внимательно прочел статью, отложил газету и повернулся лицом к северу.
– О Бруно, бедняга, что же ты наделал?
Через пять минут позвонили со станции «Архимед».
– Мы все слышали, – сказал дежурный. – Думаю, слышали все, кому не лень. Я сожалею. Он сломался, не так ли?
– Что нового? – спросил Сэм.
– Они называют некоего Ганса Граубера. Объявлен розыск по всей южной Тюрингии. Управление автомобилем в нетрезвом состоянии, нападение на полицейских и кража полицейской машины. У него был черный БМВ, правильно? Они отвезли его в гараж Штази в Эрфурте. Похоже, что все его добро тоже передали в Штази.
– Когда именно произошло столкновение? – спросил Сэм.
Дежурный с кем-то посовещался.
– Первый звонок в управление полиции Иены был из проезжавшей мимо патрульной машины. Очевидно, говорил полицейский, который не пострадал во время происшествия. Он сказал «пять минут назад». Зарегистрировано в 12.35.
– Спасибо, – сказал Маккриди.
В восемь часов в эрфуртском гараже один из механиков обнаружил под аккумулятором тайник. Бок о бок с ним над тем, что осталось от БМВ, трудились еще три механика. Сиденья и обшивка машины были разбросаны по полу, колеса сняты, покрышки вывернуты наизнанку. Остался один каркас – в нем-то и нашли тайник. Механик подозвал мужчину в штатском – майора Штази. Они вдвоем осмотрели тайник, майор кивнул.
– Шпионская машина, – сказал он.
Работа продолжалась, хотя в машине уже почти нечего было разбирать. Майор поднялся в кабинет и оттуда позвонил в Восточный Берлин, в штаб-квартиру службы государственной безопасности. Майор точно знал, куда и кому следует доложить. Его тотчас соединили со вторым управлением Штази, занимавшимся контрразведкой. Там руководство расследованием взял на себя сам начальник управления, полковник Отто Восс. Прежде всего полковник приказал, чтобы абсолютно все, связанное с делом, было доставлено в Восточный Берлин. Согласно второму приказу, каждый, кто хотя бы мельком видел черный БМВ или его водителя с того момента, как он пересек границу, включая пограничников на мосту через Зале, должен быть немедленно доставлен в Берлин и тщательнейшим образом допрошен. После пограничников очередь быстро дошла до служащих отеля «Черный медведь», патрульных дорожной полиции, которые восхищались БМВ на автобане, особенно тех двух полицейских, из-за которых сорвалась первая встреча, и тех, что позволили украсть свой патрульный автомобиль.
Третьим приказом полковник Восс запретил всякое упоминание о ходе расследования по радио и открытым линиям телефонной связи. После этого Восс позвонил в шестое управление, в ведении которого находились пункты пересечения границы и аэропорты.

* * *
В десять часов вечера «Архимед» в последний раз вызвал Маккриди…
– Боюсь, все кончено, – сказал дежурный. – Нет, его еще не схватили, но обязательно схватят. Должно быть, они что-то обнаружили в эрфуртском гараже. Был интенсивный обмен шифрованными сообщениями между Эрфуртом и Восточным Берлином. Болтовня по радио полностью прекратилась. Да, и все пограничные посты приведены с состояние повышенной готовности; число пограничников удвоено, прожекторы включены чуть не круглые сутки. В общем, много чего. Сочувствую.
Даже со своего наблюдательного поста Маккриди было видно, что за последний час поток автомобилей с восточной стороны резко уменьшился: теперь они следовали с большими интервалами, Очевидно, в полутора километрах от Маккриди восточногерманские пограничники в свете мощных прожекторов часами обыскивали каждую машину так, чтобы и мышь не смогла проскочить через границу незамеченной.
В половине одиннадцатого позвонил Тимоти Эдуардз.
– Послушайте, все мы очень сожалеем, но все кончено, – сказал он. – Возвращайтесь в Лондон, Сэм.
– Пока его не схватили, я должен оставаться здесь. Возможно, я чем-то помогу. Это еще не конец.
– Перестаньте, Сэм, все кончено, – настаивал Эдуардз, – Кроме того, нам необходимо кое-что обсудить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68