Он был зол и на Люсьена, и на судьбу, и на то, что весь Рейвенскомб, не говоря уже о женщине у него на руках, узнал, что у него есть не просто странности, а нечто посерьезнее. Проклятие! Хорошо хоть, что ее данная под давлением обстоятельств клятва выйти за него отвлекла внимание людей от его собственных проблем. Можно поблагодарить ее за это. Однако он, естественно, делать этого не станет. Чем меньше он будет привлекать к себе внимание, тем лучше.
Эндрю усадил Челси на диван, сел рядом, привлек ее к себе и закрыл дверцу.
— Поехали! — приказал он кучеру, постучав по крыше.
— Но его сиятельство?
— К черту его сиятельство! Поехали!
— Куда, милорд?
— Куда угодно. Лишь бы подальше отсюда. И побыстрее.
Карета тронулась с места. В окне мимо Эндрю медленно проплывали любопытные лица зрителей, и он поспешил опустить занавески. Лошади перешли на легкий галоп, и вскоре Рейвенскомб остался позади.
Эндрю обнимал Челси и смотрел вперед. Его губы были плотно сжаты, сердце учащенно стучало, душу переполняли противоречивые чувства, причем отнюдь не приятные. Он велел себе не глядеть на Челси, хотя очень хотелось. Но он не станет этого делать, несмотря на то что его так и подмывает скосить взгляд на ее совершенную грудь, — ведь она об этом никогда не узнает. Не расскажет он ей и о том, что его сжигает желание гладить ее длинные стройные ноги, обтянутые мужскими бриджами, а одна мысль о ее прелестях разжигает в нем страсть и возбуждает плоть.
Эндрю вел тяжелую борьбу с самим собой, но ему не суждено было выйти из нее победителем. В конечном итоге он все же покосился на Челси и обнаружил, что ее огромные серебристо-зеленые глаза смотрят на него.
— Спасибо, — слабым голосом произнесла девушка.
— За что?
— За то, что увезли меня оттуда. — Она закрыла глаза и положила голову ему на плечо. — Я никогда раньше не падала в обморок. Какое унижение — на глазах у сотен людей!
Эндрю промолчал. Он знал, каково это — испытать унижение на глазах у сотен людей.
— Как вы себя чувствуете? — мрачно спросил он.
— Хорошо. Плохо. Не знаю… Все произошло так быстро, у меня до сих пор кружится голова.
— Да, вы не единственная, кто страдает от этого.
Он злился, и Челси считала, что у него есть на это право. Его сильная рука лежала на ее плече. Он смотрел в окно, и взгляд его был суровым и жестким. Она слышала, как стучит в груди его сердце, и понимала, что нужно пересесть на противоположный диван. Она обязательно пересядет, только еще чуть-чуть подождет, пока ей станет немного лучше…
— Эндрю…
Челси ощутила, как напряглось его тело.
— Да? — буркнул он.
— Что с вами произошло?
— Сомерфилд едва не убил меня, а Люсьен едва не убил Сомерфилда. Да и вы еще бросились между нами, как будто решили отдать себя в жертву ради нашей свободы. Вот что произошло.
— Я не об этом.
— Тогда я, черт побери, не знаю, о чем вы. И что бы это ни было, я не желаю говорить об этом! Ясно?
— Нет, не ясно. — Челси заглянула ему в лицо. — Я все же кое-чего не поняла. Во-первых, почему вы вдруг упали? Вы играли с Джеральдом, позволяя ему сохранить достоинство, и в следующее мгновение…
— Ничего не случилось, — грубо оборвал ее Эндрю.
— Но…
— Я же сказал: ничего не случилось!
— Со стороны выглядело так, будто он ударил вас и тем самым оглушил. Однако я-то смотрела внимательно — просто не могла не смотреть. Так что случилось на самом деле, Эндрю? Он действительно ударил вас эфесом?
— Да, все именно так и было, и теперь, когда вы во всем разобрались, давайте поговорим о чем-нибудь другом. А еще лучше, если мы помолчим. Меня тошнит от разговоров. Оставьте меня в покое.
Его грубость обидела Челси. Ужасающая действительность снова навалилась на нее. В душе возникла та же боль, что бывает в руках, отогревающихся после игры в снежки. Только сейчас у нее отогревались не руки, а сердце. И болело именно сердце.
«Господи, что я наделала?»
Она приговорила себя к браку с этим человеком — вот что. Она разрушила и свою жизнь, и его. По мере того как у нее в голове прояснялось после обморока, ее все сильнее обуревали эмоции: неверие, чувство вины, тоска, гнев, стыд, несогласие. Ей хотелось свернуться в клубочек и спрятаться от всего, убежать на край земли. Ей хотелось, чтобы рядом был Пятнистый. Ах, зачем она согласилась выйти за Эндрю замуж?
Тогда почему ее так сильно ранит его полный горечи взгляд, его слишком явное сожаление?
— Эндрю, — нерешительно позвала Челси, — я понимаю, что вы сердитесь. Но вы не должны жениться на мне лишь потому, что я дала согласие.
— И как же я буду выглядеть в глазах сотен свидетелей, если не женюсь на вас?
— Не думала, что вас это волнует.
— Очень даже волнует. Кроме того, мой брат страстно желает этого брака, и сейчас мне совершенно ясно, что он желал его с того момента, когда мы с вами встретились на балу, если не раньше. Теперь, когда он добился вашего согласил, он, я уверен, будет шантажировать нас, если мы пойдем на попятный.
— .Ему нечем шантажировать нас.
— Да? А вы считаете, что того, что вас обнаружили в моих объятиях на полу, мало?
Челси покраснела:
— Он не посмеет!
— Поверьте мне, мадам, посмеет. Что же до меня, то ему достаточно сказать слово нужным людям, и мой шанс попасть в Королевское научное общество будет утрачен навсегда. Я не могу идти на скандал, да и вам я этого не советую, если вы хотите и дальше вращаться в высшем свете и собирать пожертвования для своих драгоценных собачек.
Челси начала злиться. До чего же он невозможный! То подвержен неоправданным вспышкам гнева, то — сама доброта. Только в ней начинают просыпаться теплые чувства к нему — он наскакивает на нее, как шелудивая дворняга! Ей надоели его краткие, односложные ответы, его резкость, его манеры. Ведь он умеет вести себя нормально — она видела его таким в лаборатории, когда проявила интерес к его работе. С тем Эндрю ей нравилось общаться значительно больше, чем с этим, враждебным, вечно озлобленным, колючим. Тот Эндрю был приятным и располагающим, а этот? Даже у немецких овчарок более покладистый характер, чем у него.
— Но должен же существовать выход из этой ситуации, — сказала она. — Если будете сидеть здесь и дуться, ничего не получится. Надо что-то делать. Вы же умный человек! Почему бы вам, сэр, не заставить поработать свои исключительные мозги и придумать план, способный спасти нас обоих от судьбы, которая не нужна ни вам, ни мне?
— Уверяю вас, мадам, мои так называемые «исключительные» мозги трудятся над этой проблемой с тех пор, как мы с вами оказались в карете, но до сих пор ничего стоящего не придумали.
— Ага. Значит, вам по силам придумывать летательные аппараты и двухуровневые дилижансы, писать сложные математические формулы, понятные только вам одному, а вот обыграть своего брата вы не можете.
— Просто придумать летательные аппараты и записать сложные математические формулы легче, чем обыграть моего брата.
— Следовательно, вы считаете, что именно он стоит за всем этим?
— А вы — нет? — желчно осведомился Эндрю, сверля ее взглядом.
Естественно, она считала именно так. Выражение на лице герцога, появившееся в тот момент, когда она встала между ним и Джеральдом, лишь укрепило ее в мысли, что эту кашу заварил он. Да-а, непростая задачка! Если уж Эндрю, знающий Люсьена много лет и имеющий аналитический склад ума, не может найти выход, что же делать ей?
— Эндрю!
— Послушайте, я же сказал, чтобы меня оставили в покое! Разве не понятно?
— Ну что вы все время злитесь! Я прошу прощения за то, что вмешалась в дуэль, но я должна была спасти Джеральда. Вы на моем месте сделали бы то же самое, если бы в опасности оказалась жизнь вашего брата.
— Все зависит от того, какого из братьев, — проговорил Эндрю.
Хватит! Она больше ни секунды не будет на него опираться! Челси попыталась сесть прямо и застонала от боли. Оглядев себя, она обнаружила красное пятно на рукаве и вспомнила, что Джеральд задел ее клинком.
Эндрю тоже увидел пятно.
— Проклятие! — выругался он. — Дайте взглянуть. Челси оттолкнула его руку и ладонью прикрыла рану.
— Не дам.
— Больно?
— Теперь, когда я вспомнила о ней, стало больно.
— Дайте все же взглянуть.
— Меня трогает ваша забота, но я бы предпочла, чтобы рану осмотрел квалифицированный хирург, а не сумасшедший изобретатель.
— А я бы предпочел, чтобы вы не употребляли слово «сумасшедший», характеризуя меня, — отрезал Эндрю, чувствуя новый прилив гнева. — Пусть меня не учили врачеванию, зато, уверяю вас, перебинтовать рану мне вполне по силам.
— Вы не доктор.
— Доктор. Только не медицины.
— Тогда чего же?
— Философии.
— О, это чрезвычайно полезно в данной ситуации, не так ли?
— Челсиана, дайте взглянуть на вашу руку. Немедленно.
— Ладно, смотрите, — буркнула девушка, убирая свою руку с раны и отворачиваясь. — Хотя не представляю, что вы сможете использовать в качестве бинта.
Руки Эндрю оказались более нежными, чем тон.
— Сидите спокойно, — велел он и одним движением разорвал рукав от плеча до манжеты.
Челси задалась вопросом, затошнит ли ее от вида собственной крови, однако она не решилась проверить это и смотрела на Эндрю, гадая, что он делает. А потом и это перестало ее интересовать, так как она переключилась на его лицо. Интересно, когда он что-то изобретает, у него такое же задумчивое выражение? Он всегда с такой же целеустремленностью и сосредоточенностью принимается за какое-либо дело? Что бы она почувствовала, если бы все его внимание сосредоточилось на ней? В спальне?
«Господи, откуда у меня такие мысли?»
Челси приказала себе думать о раненой руке. Пусть он не хирург, зато взялся за перевязку серьезно и уверенно, что внушает оптимизм. Руки у него теплые, движения четкие и ласковые.
Вскоре Эндрю наложил повязку и завязал концы импровизированного бинта. Повязка лежала плотно, но руку не стягивала.
— Спасибо, — поблагодарила Челси, когда он выпустил ее руку. — Мне уже лучше.
— Держите рану в чистоте, и у вас не останется даже шрама.
Их взгляды встретились, и между ними что-то промелькнуло. Эндрю сразу напрягся, а Челси обдало жаром, сердце забилось быстрее. Она зарделась, и оба поспешно отвели глаза. Девушка решила, что пора перебраться на безопасное расстояние, и пересела на противоположный диван. Почему-то она сразу ощутила холод и пустоту.
А внутри ее вновь бушевала буря. Она стиснула зубы и попыталась прогнать непрошеные слезы. Краем глаза она видела, что Эндрю смотрит в окно. В карете воцарилась мрачная тишина.
Что ж, действительность довольно печальна. А это осуждающее молчание, напряжение, возникшее между ними, — они просто невыносимы и только усугубляют положение!
— Куда мы едем? — наконец спросила Челси.
— А куда бы вы хотели? — вопросом на вопрос ответил он.
— Куда угодно, только не обратно. А вы?
— Куда угодно, только не к алтарю.
— Вы действительно не хотите жениться на мне, верно?
— Нет, не хочу.
— Это доказывает, что я действительно не нужна вам, даже несмотря на мои деньги.
— Не обижайтесь, мадам, но вы действительно мне не нужны.
Хотя Челси тоже не хотела выходить за него, его резкие слова обидели ее, как обидели бы любую женщину. Особенно задело то, что от нее отказывается один из красивейших — без преувеличения — мужчин Англии.
— Что ж, я не могу винить вас, — проговорила она с наигранной беззаботностью, однако так и не смогла скрыть жесткие нотки в своем голосе. — Полагаю, идея женитьбы на наследнице довольно привлекательна, но даже огромное состояние не заставило бы вас взять в жены плоскогрудую.
Эндрю резко повернулся к ней:
— Прошу прощения?
— Вы все отлично слышали. Я знаю, что вам, мужчинам, нравится сравнивать достоинства своих приобретений, а я со своей маленькой грудью стала бы объектом насмешек. Это уж точно, можете мне поверить.
— Ваш язык, мадам, оставляет желать много лучшего.
— И моя грудь, если судить по отзывам большинства мужчин.
Эндрю буквально затрясся от гнева.
— Меня не волнует мнение большинства мужчин. Более того, я считаю, что Господь одарил вас великолепной фигурой.
— И вы ждете, что я вам поверю?
— А почему бы, черт побери, вам не поверить мне?
— Я знаю, что говорят про меня мужчины.
— Знаете?
— Знаю. И твердо убеждена в том, что мне далеко до идеала. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.
— Нет, не понимаю. И уверяю вас, мадам, что те особенности, которые стали предметом этого идиотского обсуждения, никак не влияют на мое нежелание идти к алтарю.
— Значит, вы боитесь подавиться горошиной.
— Я не боюсь подавиться горошиной. Я вообще не люблю горох. А люблю я свободу. Я предпочитаю жить так, как мне хочется, без помех в лице женщины — будь то любовница, поклонница или, да простит меня Господь, жена. У меня есть работа.
Челси прямо посмотрела ему в глаза:
— У меня тоже есть работа. Мне нужно постоянно следить за целой сетью убежищ, которые я организовала в Беркшире, и финансировать расширение этой сети, чтобы сохранить жизнь большему количеству несчастных животных. Я борюсь за такс. Я внедряю программу по обучению молодежи в моей деревне правильному уходу за собаками и кошками. Я учу их тому, что животные существуют для жизни, как дети, что они не созданы для того, чтобы их убивали или избавлялись от них каким-то другим образом только потому, что кто-то сделал лужу на полу или, повзрослев, перестал быть симпатичной игрушкой. Как и вам, мне не нужны помехи. Так что видите, Эндрю, у меня тоже нет желания обзаводиться семьей.
Эндрю внимательно смотрел на Челси.
— Кроме того, — продолжала она, — я еще не встретила мужчину, который любил бы собак так же, как я, который не только не мешал бы, но помогал бы мне в моей работе и который разрешал бы им спать в постели.
Эндрю пожал плечами:
— Я разрешаю Эсмеральде спать на моей кровати.
— Вы?
— Да, — нетерпеливо бросил он. — Что в этом такого?
Челси изумленно уставилась на него. Его слова настолько поразили ее, что она даже забыла о собственном гневе.
— Ничего, если не считать, что вы первый, кто пошел на это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32