Зазвонил телефон. Со вздохом облегчения Том извинился и встал. Элоиза уже закончила играть и теперь одевалась у себя наверху для визита к «папа».Том не стал подниматься, он снял трубку внизу и услышал голос Билли: тот говорил с Элоизой, которая подошла к телефону раньше Тома.— Добрый день, мистер Рипли, — робко произнес Билли. — Я тут съездил в Париж. Насчет этого приюта — помните? Получилось... любопытно.— Ты что-нибудь выяснил?— Немного... Я подумал, раз это вам интересно, может, я заеду к вам ненадолго сегодня где-то около семи?— Сегодня? Хорошо, приезжай.Их разъединили прежде, чем Том успел спросить, как он собирается добраться до Бель-Омбр. Впрочем, он же находил способы добираться до их дома прежде. Том повел плечами, сел за клавесин, выпрямил спину и начал играть. Ему показалось, что на сей раз соната-пикколо Скарлатти у него звучала гораздо лучше.— Исполнено бегло, — сказал Роже Лепти. В его устах эта похвала дорогого стоила.После полудня ярость стихий улеглась, и теперь промытый дождем сад сиял в лучах вечернего солнца. Элоиза уехала, пообещав вернуться не позже полуночи. До Шантильи было около полутора часов езды, к тому же, пользуясь тем, что отец уже в десять тридцать отправлялся ко сну, они с матерью обычно после ужина проводили какое-то время за разговорами.— В семь я жду Билли Роллинса — паренька-американца, — предупредил жену Том.— Ах да, того, которого ты приводил недавно?— Я его чем-нибудь покормлю. Возможно, когда ты вернешься, он еще будет здесь.Элоизе это было неинтересно.— До скорого, Тома! — прощебетала она, беря в руки букетик махровых, с длинными стеблями маргариток. В центре букета красовался пион — один из последних в этом сезоне.Поверх юбки с блузкой она предусмотрительно накинула дождевик.Том начал слушать семичасовые новости, когда у ворот позвонили. Он заранее известил мадам Аннет о том, что в семь к нему придут, но теперь опередил ее, сказав, что встретит гостя сам.Билли Роллинс уже миновал распахнутые ворота и по гравиевой дорожке приближался к парадным дверям. На этот раз на нем были шерстяные брюки, рубашка и пиджак. Под мышкой он держал плоский пластиковый пакет.— Добрый вечер, мистер Рипли, — улыбаясь, поздоровался он.— Здравствуй. Каким образом ты умудрился так точно рассчитать время?— Взял такси. Я сегодня шикую, — отозвался подросток, тщательно вытирая ноги. — А это вам.Том развернул пакет и вынул пластинку. Это оказались «Песни» Шуберта в исполнении Фишера-Дискау Фишер-Дискау Дитрих (р. 1925) — немецкий оперный и камерный певец, баритон.

— новая запись, которую Том недавно слышал.— Большое спасибо, Билли. Это, как говорится, именно то, что нужно. Я вполне серьезно.В отличие от прошлого раза, Билли был одет безупречно. Вошла мадам Аннет, чтобы узнать, не нужно ли что-нибудь принести. Том представил ей Билли и, предложив ему сесть, осведомился, желает ли он пива или предпочитает что-нибудь другое. Мадам Аннет вышла, чтобы к обычным аперитивам добавить пиво, и Том объяснил, что жена, как обычно по пятницам, ужинает нынче у родителей.На сей раз мадам Аннет решила приготовить для Тома джин с тоником и кусочком лимона. Домашнее хозяйство было истинным призванием мадам, и у Тома никогда не было причин жаловаться на ее эксперименты с напитками.— У вас сегодня был урок музыки? — спросил Билли, заметив на раскрытом клавесине нотный альбом.— Да. Я играл Скарлатти, а жена — «Инвенцию» Баха. Это гораздо интереснее, чем послеобеденный бридж, — отозвался Том. Он был рад, что Билли не попросил его что-нибудь сыграть. — Ну, а теперь рассказывай про свой парижский вояж. Как там поживают наши четвероногие друзья?— Значит, так. — Билли закинул голову назад, как бы собираясь с мыслями. — Все утро среды я потратил на то, чтобы убедиться, что этот приют на самом деле не существует. Я порасспрашивал в кафе и в гараже. Там сказали, что несколько человек до меня уже интересовались этим приютом, но им про него ничего не известно. Я даже был в местном полицейском участке в Вену. Там тоже ничего о нем не слышали, и на местной карте ничего подобного не обозначено. Даже в гостинице узнавал — все впустую.Наверное, он имел в виду отель «Гранд Вену» — «Большая охота». Почему-то это название ассоциировалось у Тома с большим капканом. «Придет же такое в голову!» — подумал он с кривой усмешкой.— Да, похоже, у тебя была напряженная среда, — вслух сказал он.— Еще бы! Во второй половине дня я, как обычно, еще работал часов пять-шесть в саду мадам Бутен, — ответил Билли и отхлебнул пива. — В четверг, то есть вчера, я поехал в Париж и посетил восемнадцатый округ. Начал со станции метро «Лез Абесс» и добрался до площади Пигаль. Там в почтовых отделениях стал спрашивать, не у них ли зарегистрирован ящик за номером двести восемьдесят семь. Все отвечали одно и то же: подобную информацию они не дают. Тогда я попросил, чтобы мне сообщили хотя бы имя получателя корреспонденции. На мне была обычная рабочая одежда, и я объяснял, что хочу отдать несколько франков в фонд помощи животным — если фонд пользуется этим номером. Они на меня так смотрели, как будто это я был жуликом!— Ты думаешь, что нашел ту самую почту, где есть именно этот номер?— Наверняка сказать не берусь. Ни в одном из четырех отделений восемнадцатого округа не признались, что ящик у них имеется, и тогда я сделал, по-моему, верный шаг — он сам собой напрашивался...Билли выжидательно посмотрел на Тома, словно надеясь, что тот догадается, но Тому не пришло в голову ничего вразумительного, и он спросил:— Ну, и что же именно ты сделал?— Купил бумагу, марку, зашел в ближайшее кафе и написал: «Милые защитники животных, ваш приют существует только на бумаге. Я — один из тех, кого вы одурачили. Мне удалось отыскать еще нескольких добросердечных жертв вашего жульничества, так что приготовьтесь — скоро вас навестит полиция».Билли наклонился вперед, по выражению его лица можно было догадаться, что возмущение нечестностью борется в его душе с радостным азартом. Щеки его порозовели, он старался выглядеть серьезным, но не мог сдержать улыбки.— И еще я написал, что за их ящиком будет установлено наблюдение.— Великолепно, — произнес Том. — Будем надеяться, что они струсят.— Одно почтовое отделение показалось мне наиболее подходящим. Я там покрутился некоторое время, а потом спросил девушку в окошке, часто ли к ним приходят забирать корреспонденцию. Она не пожелала сказать. Не то чтобы она кого-то укрывала, просто они тут во Франции все так себя ведут. Да вы и сами знаете.Мальчик был прав, Том думал точно так же.— Когда ты сумел так хорошо их изучить? — спросил он. — Ты и французский знаешь совсем неплохо.— У нас в школе был французский. И потом года два назад я... то есть мы всей семьей провели лето на юге Франции.У Тома сложилось другое впечатление: он подозревал, что Билли бывал во Франции часто, возможно, начиная лет с пяти. В обычной американской школе невозможно научиться прилично говорить по-французски.Он взял с сервировочного столика еще одну банку «Хейнекена», поставил на стол перед Билли и, решив, что пришло время выяснить, где правда, а где ложь, спросил:— Ты читал заметку о смерти некоего американца — Джона Пирсона? Это произошло около месяца назад.В глазах подростка мелькнуло изумление, затем он сделал вид, что старается вспомнить.— Вроде бы я где-то об этом слышал, — пробормотал он.Том немного подождал, потом сказал:— Один из его сыновей, тот, которого зовут Фрэнк, исчез. Семья очень встревожена.— Вот как? Про это я не знал.Мальчик чуть-чуть побледнел — или Тому это показалось?— Мне сейчас пришло в голову: а что, если этот беглец — ты?— Почему я?! — Билли опустил глаза и, держа в руках стакан, чуть подался вперед. — Если бы это было так, то вряд ли я стал бы работать садовником.Больше он ничего не сказал. Том решил сменить тему.— Может, поставим новую пластинку? — предложил он. — Кстати, как ты догадался, что я люблю Фишера-Дискау? Из-за моего увлечения клавесином? — проговорил он со смехом и включил проигрыватель с полифоническими колонками, стоявшими на полке над камином.После небольшого фортепианного вступления комнату наполнил лирически-проникновенный баритон: Фишер-Дискау пел на немецком.Том моментально встрепенулся. Он улыбнулся, вспомнив о том, что не далее как накануне вечером по приемнику случайно поймал ту же песню Шуберта. Ее исполнял густым стонущим баритоном какой-то англичанин. При этом Тому представился барахтающийся в грязи вверх тормашками и готовый захлебнуться гиппопотам. Ирония заключалась в том, что сюжетом этой песни была любовь героя к прелестной корнуэльской деве, любимой и покинутой им много — даже очень много лет тому назад, судя по тому, что голос исполнителя явно принадлежал человеку, распрощавшемуся с юностью давным-давно.Том громко рассмеялся.— Над чем вы смеетесь? — спросил подросток.— Вспомнил о названии, которое я сам придумал для этой песни — «Душа моя не знает покоя с той поры, как, открыв томик стихов, я узрел там старый счет из прачечной». На немецком мой экспромт звучит еще лучше.— Я плохо знаю немецкий, но могу себе представить! — Билли тоже рассмеялся, но чувствовалось, что он, как и Том, весь напряжен. Завораживающая музыка продолжалась, Том закурил сигарету и стал беспокойно прохаживаться по комнате, размышляя о том, стоит ли продолжать расспросы. Может быть, обострить ситуацию и прямо потребовать у него предъявить паспорт, адресованное ему письмо — словом, любой документ, подтверждающий его личность? Первая песня кончилась, и подросток сказал:— Вы не против, может, мы не будем слушать пластинку до конца?— Конечно, я не против.Том выключил проигрыватель и вложил пластинку обратно в конверт.— Вы спрашивали меня о человеке по фамилии Пирсон...— Да.— Что бы вы сказали... — начал Билли полушепотом, словно опасался, что кто-то другой в этой комнате или мадам Анкет, находившаяся в кухне, может его подслушать, — что я и есть его сбежавший сын?— Я бы сказал, что это твое личное дело, — спокойно отозвался Том. — Решил попутешествовать по Европе один и под чужим именем? Ради бога — не ты первый, не ты последний.Лицо подростка выразило облегчение, уголки его рта чуть дрогнули, но он продолжал молчать, вертя в руках недопитый стакан.— Вот только семья почему-то обеспокоена, — добавил Том.— Прошу прощения, месье Тома, я хотела узнать... — произнесла мадам Анкет, заглядывая в комнату.— Да-да, накрывайте на двоих, — нетерпеливо отозвался Том, он знал заранее, что она хотела выяснить, останется ли гость на ужин. — Надеюсь, ты не откажешься перекусить? — обратился он к Билли.— Благодарю, я с удовольствием!Мадам Аннет с улыбкой взглянула на подростка: она любила гостей и радовалась, что им нравится бывать в этом доме.— Тогда минут через пятнадцать буду подавать, ладно, месье Тома?Она вышла. Билли поерзал на краешке дивана и робко спросил:— Можно взглянуть на ваш сад сейчас, пока еще не стемнело?Через итальянское окно до самого пола они по ступеням спустились в сад. Лучи клонившегося к закату солнца пробивались сквозь сосны и озаряли все вокруг золотисто-розовым светом. Том понял, что мальчику просто хотелось очутиться там, где их не сможет услышать никто — даже мадам Аннет, но открывшийся вид заставил его позабыть обо всем, даже о своих страхах.— Планировка сада мне нравится, — сказал он. — Красиво и не слишком приглаженно.— Моей заслуги тут нет. Я просто стараюсь поддерживать его в том же виде, в котором он был, когда мы купили дом.Подросток наклонился, чтобы полюбоваться чайными розами — к удивлению Тома, он даже знал их название: «Краса Лондона», — но затем его внимание привлекла оранжерея. Здесь было настоящее царство зелени — цветы в бутонах, кустики с разноцветными листьями, специально отсаженные цветущие растения для подарков друзьям Билли с видимым наслаждением вдыхал запах хорошо политой, богатой минералами земли.Возможно ли, чтобы такой паренек оказался воспитанным в роскоши сыном Джона Пирсона, наследником, которому предстояло — если только у него нет старшего брата — взять в свои руки бразды правления всем бизнесом? И почему он не воспользуется тем, что здесь они совсем одни, и не заговорит?Между тем Билли упорно молчал. Он разглядывал растения, а одно даже слегка потрогал кончиками пальцев.— Давай-ка вернемся в дом, — сдерживая нетерпение, проговорил Том.— Слушаюсь, сэр! — отозвался Билли и тотчас виновато выпрямился.«Интересно, в какого рода школах в наши дни приучают так отвечать — в военных, что ли?» — подумал Том.Ужинали там же, в гостиной. Аннет подала цыпленка с яблоками в тесте — последнее по просьбе Тома Аннет добавила к меню после телефонного звонка Билли. Паренек ел с аппетитом и даже отдал должное великолепному сухому «монтраше». Он расспрашивал об Элоизе, ее родителях, интересовался, где они живут и какие они.Тому пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы не высказать своего истинного мнения о них — в особенности о папаше Плиссоне.— Ваша... мадам Аннет говорит по-английски?— По-английски она даже не умеет пожелать доброго утра, — ответил Том с улыбкой. — Она не любит ничего английского. А почему ты спросил?Паренек нервно облизал губы и наклонился к нему. Теперь их разделял лишь стол.— Что, если бы я признался, что я и есть тот самый, о ком вы давеча упомянули, — Фрэнк?— Ты уже об этом спрашивал, — отозвался Том, он понимал, что выпитое вино оказало свое действие на его гостя. — Тем лучше. Значит, ты здесь потому, что хотел некоторое время побыть один, вдали от дома?— Вот именно, — полушепотом сказал паренек. Он старался, чтобы его голос не дрожал, но по глазам было видно, что он слегка опьянел. Вы меня не выдадите, правда?— Разумеется, нет, можешь на меня положиться. У тебя, вероятно, есть на то свои причины.— Да, да. Мне бы хотелось пожить под чужим именем. Мне неловко, что я вот так сбежал, но...Том терпеливо ждал. Он чувствовал, что паренек собирается наконец сказать ему правду, хотя, возможно, и не всю.
1 2 3 4 5 6 7