Хор смолк, и Инен, повернувшись к новому фараону, склонился перед ним в низком поклоне.
– О могущественный отпрыск звездорожденных богов, твой отец ныне пребывает в обители Осириса, и исконный обычай повелевает совершить ритуал благодарения. Поступишь ли ты согласно традиции и заветам предков?
Царь Аменхотеп покачал головой.
– Тебе ведомо, о жрец Амона, что я не поклоняюсь вашим богам и не соблюдаю языческих обрядов. Я прибыл сюда не ради исполнения церемоний, а дабы проводить отца в последний путь и убедиться, что его гробница надежно сокрыта и запечатана.
Инен едва заметно поджал губы. Впрочем, более он ничем не выдал своих чувств и бесстрастным тоном спросил:
– Надеюсь, владыка, ты удовлетворен тем, как совершено захоронение.
Фараон кивнул.
– Все было сделано как подобает, в полном соответствии с правилами. Однако боюсь, что обычных мер может оказаться недостаточно. Тебе, о мой дядя, наверное, доложили, что под покровом ночи в долину проникли святотатцы-грабители. Ты, как верховный жрец, отвечаешь за обеспечение покоя усопших, и я не хочу, чтобы вечный сон моего отца был потревожен нечестивцами.
И снова Инен низко поклонился.
– Ничто, о фараон, не потревожит твоего божественного отца в его сне вечной жизни.
На припухших губах Аменхотепа промелькнула едва заметная улыбка.
– Рад это слышать, – кивнул царь и, бросив последний взгляд в сторону сокрытой гробницы, повернулся и направился к своей колеснице. Придворные и слуги поспешили следом. Из всей царской свиты на месте захоронения осталась лишь Тии. Инен по-прежнему стоял как вкопанный, но, когда царский кортеж уже удалялся, на миг встретился с сестрой взглядом, в котором она увидела то ли просьбу, то ли предостережение, то ли намек на некую еще не раскрытую тайну. Она едва не направилась к брату, но тут он снова повернулся к своим жрецам и заговорил с ними.
«Еще не время, – подумала вдовствующая царица – Я встречусь с ним по прошествии семидесяти дней. Встречусь – и, может быть, расстанусь навсегда».
Однако, когда миновал срок траура, верховный жрец не дал о себе знать. Недоумевая, Тии отправилась в храм, но брата не оказалось и там. Никаких вестей от него не поступило и на семьдесят первый день, и на семьдесят второй... Лишь через десять дней после оговоренного срока гонец вручил вдовствующей царице запечатанное секретное послание.
Однако оно оказалось не от брата, как ожидала Тии, а от сына, просившего срочно прибыть на дорогу, ведущую за холмы, для встречи с ним.
Прибыв куда было указано, вдовствующая царица увидела своего сына и отряд воинов.
Поцеловав мать, Аменхотеп повернулся к начальнику стражи и приказал:
– Расскажи царице, что тебе удалось обнаружить. Командир склонил голову.
– Да будет тебе ведомо, о могущественная царица, что повелением фараона мне было предписано оберегать царские гробницы.
Тии удивленно подняла брови.
– Но разве охрана царских усыпальниц не входит в обязанности жрецов? – осведомилась она.
– Входит-то входит, – ответил фараон, – но в последнее время они или не справляются со своими обязанностями, или пренебрегают ими. Кощунственные ограбления могил участились, особенно в последние недели. Поэтому я решил в дополнение к жреческой страже направить в долину собственный отряд.
– А ты сообщил жрецам об этом решении?
– Нет, – ответил царь с мрачной улыбкой.
– Понятно. – Тии медленно кивнула и повернулась к начальнику стражи. – Тогда скажи мне, что же такого обнаружил ты в долине.
– Десять дней назад я со своими людьми нес ночной дозор возле гробницы твоего, о великая царица, мужа, покойного фараона. Неожиданно из-под земли донеслись тихие звуки, и мы немедленно проверили вход в гробницу, ибо опасались проникновения туда нечестивцев. Увы, наши опасения оправдались: пятеро негодяев были застигнуты на месте своего отвратительного преступления. Схватив их, мы со всем должным старанием снова закрыли, запечатали и замаскировали гробницу, а с грабителями поступили в соответствии с велением закона. Отсекли им носы и уши, а самих посадили на колы рядом с оскверненной ими усыпальницей. Все это, как я уже говорил, произошло десять дней назад.
– Ну, и что в этом особенного? – пожала плечами Тии. – Зачем было срочно вызывать меня сюда?
Воин боязливо покосился на царя, потом снова перевел взгляд на его мать.
– Дело в том, о могущественная царица, что четверо грабителей, как и следовало ожидать, испустили дух. Но пятый... – Начальник стражи сглотнул. – Он жив до сих пор.
– Нет! – воскликнула Тии, почувствовав, как сжимается ее сердце. – Как такое может быть?
– А вот я, матушка, подумал, что именно ты могла прояснить для меня этот вопрос, – с расстановкой проговорил Аменхотеп и извлек из-под плаща наполовину опорожненную склянку с густой черной жидкостью.
– Я обнаружил, что Киа принимает это зелье, и выяснил, что получила она его от Инена. Кроме того, она призналась, что и ты, дабы избежать увядания и сохранить красоту, принимаешь то же снадобье.
Тии виновато посмотрела на склянку, но заговорила с вызовом:
– Да, это правда. Но какой грех в желании женщины сохранить красоту и продлить молодость?
Фараон Аменхотеп горько рассмеялся и, убрав бутылочку под плащ, с неожиданной резкостью в голосе заявил:
– Сейчас мы все отправимся к гробнице моего отца. Будет интересно узнать, какими еще колдовскими познаниями обладает верховный жрец Амона.
– Уж не думаешь ли ты?..
Фараон поднял руку.
– Скажи мне, – обратился он к начальнику стражи, – ты ведь докладывал, что кол пронзил того несчастного насквозь, так, что заостренный кончик торчит из его черепа?
– Это так, о великий царь, – с поклоном отвечал командир.
– Хорошо.
Фараон обернулся к матери.
– Едем. Увидим все на месте.
Но задолго до того, как они могли что-либо увидеть, до их слуха донеслись безумные вопли испытывавшего невероятные страдания бедняги. И хотя крики эти мало походили на человеческие, Тии все же издалека узнала голос брата.
Подъехав к месту захоронения, она увидела пять почерневших, покрытых запекшейся на безжалостном солнце кровью тел. Четыре были неподвижны, но пятое извивалось в конвульсиях, издавая дикие вопли, искажавшие и без того обезображенное лицо. Однако по приближении сестры и племянника несчастный умолк и совершенно неожиданно разразился безумным смехом.
– Зачем? – вскричала Тии с неожиданной яростью. – Инен, зачем ты это сделал?
Инен, однако, продолжал смеяться, корчась при этом от боли и разбрызгивая вокруг капли слюны.
– Снять его с кола! – приказал Аменхотеп начальнику стражи. – Я не в силах смотреть на такие мучения. И пусть воины снова вскроют гробницу. Ты сказал, что нашел их, – он указал на трупы на колах, – когда они проникли в усыпальницу моего отца, покойного царя. Я хочу знать, за чем они охотились.
Воины, поклонившись, приступили к выполнению приказа. В то время как большая часть отряда разбирала завал, скрывавший вход в подземное захоронение, остальные на глазах Тии медленно опустили на землю кол с ее братом. Начальник стражи не солгал: острие действительно торчало из макушки страдальца. Когда тело начали стягивать с кола, царица, чтобы не лишиться чувств, отвернулась. Осмелившись наконец взглянуть, она увидела, что ее брат, обезображенный страшными ранами, извивается на песке и харкает кровью. При этом, корчась от боли, он продолжал смеяться. Лишь после того, как царь, склонившись над ним, силой влил ему в рот содержимое склянки, Инен умолк. Отбросив пустой флакончик в сторону, фараон стал задавать верховному жрецу вопросы, но тот упорно молчал. Похоже, он даже не слышал, о чем спрашивал его Аменхотеп, и все это время смотрел только на Тии.
Потом заскрипели камушки, послышалось тяжелое, хриплое дыхание, и из тоннеля появились воины, несшие длинный, в человеческий рост, деревянный короб.
– Вот что им было нужно, – объявил один из стражей, когда они бережно опустили свою ношу на землю. – Это внутренний гроб фараона, который был вложен в несколько других. Они были вскрыты – все! Даже у этого крышка оказалась наполовину снятой.
Царь Аменхотеп бросил взгляд на Инена, который вдруг вновь разразился смехом, но не истерическим, как раньше, а наглым и вызывающим. Тии заметила, как кровь отхлынула от лица ее сына. Казалось, он не выдержит и собственной рукой ударит дядю, однако фараон совладал с гневом и, повернувшись к гробу, кивнул стражникам.
Те рывком сняли крышку. Царь заглянул внутрь и тут же отвел глаза. Однако, когда Тии шагнула вперед, чтобы узнать, что он увидел, сын снова устремил взгляд на останки. Долгое время они стояли в гробовом молчании.
– Четырнадцать частей, – произнес наконец фараон Аменхотеп и повернулся к Инену. – Ты расчленил его на четырнадцать частей, как Сет Осириса. Но зачем?
Инен не ответил, и фараон, схватив его за плечи, сильно встряхнул.
– Зачем?
Инен молчал, но Тии с ужасом поняла, что ответ ей, кажется, известен.
– Посмотри! – сказала она сыну, указывая на запеленутые останки. – Плоть моего мужа... Она шевелится. Он... Кажется, он не мертв.
Она извлекла из гроба голову и подняла к солнцу.
Даже сквозь потемневший, пропитанный благовониями холст можно было различить подергивание век, а удалив ткань со рта, Тии убедилась, что съежившийся язык тоже шевелится.
Тупо уставясь на то немыслимое и невозможное, что она держала в руках, Тии передала голову сыну, который содрогнулся от ужаса и отвращения.
– Воистину, – воскликнул он, – никогда в жизни не соприкасался я с тайной более страшной, более невероятной и более мрачной!
Бережно и почтительно царь вернул голову своего отца в гроб и, повернувшись к Инену, дрожащим голосом вопросил:
– Каковы природа и смысл этого чародейского ритуала? Отвечай! Хотя увиденное мною столь мерзостно и противоестественно, что я едва ли не страшусь услышать твой ответ.
Инен улыбнулся, так и не разомкнув губ. Тии вспомнила, что такая же улыбка играла на его губах, когда он, стоя в тенях храма Амона, слушал мяуканье искалеченной кошки.
– Я могу ответить тебе, сын мой, – промолвила она, выступив вперед.
– Нет! – вскричал Инен, впервые с того момента, как его сняли с кола, вымолвивший членораздельное слово. – Нет! Молчи!
– Почему?
– Тайна должна остаться нашей.
– Нет.
– Но ты ведь... – Инен уставился на сестру в неверии. – Ты не... Ты не отвергнешь предложение, которое я тебе сделал? Идем!
Неожиданно он поднялся за ноги и попытался взять ее за руку.
– Время настало! Мы должны уйти прямо сейчас!
Однако Тии отшатнулась от него, содрогаясь от ужаса.
– Никогда! – выкрикнула она. – Я лучше умру, чем пойду с тобой!
Инен остолбенел.
– Лучше умрешь? – неверяще прошептал он. На миг показалось, будто лицо его превратилось в безжизненную маску, но спустя мгновение он уже в который раз за этот кошмарный день рассмеялся. В смехе его отчетливо мешались горечь и злоба.
– Но нет, ты не умрешь никогда! Ни ты, ни он. – Инен жестом указал на фараона. – Никому из вашего рода не дано умереть. Смотри! – Он ткнул пальцем в отсеченную голову мужа Тии. – Узри судьбу, избранную тобой для себя.
– Значит, это правда? – молвил Аменхотеп, глядя вниз, на рассеченное тело отца. – Он по-прежнему живой?
– Даже если бы его рассекли не на четырнадцать, а на тысячи частиц, выпущенную кровь смешали со всеми водами мира, а кости истолкли в пыль, это бы ничего не изменило.
Тии уставилась на сына с нескрываемым страхом, но лицо фараона осталось совершенно спокойным.
– Как это возможно? – спросил он.
– Такова воля богов.
– Я тебе не верю.
– Веришь, не веришь, но это правда.
– Не будем спорить. Скажи лучше, как эта «воля богов» осуществляется на практике?
– В соответствии с ритуалом, разработанным и установленным Исидой, мудрейшей и хитроумнейшей из бессмертных, обладательницей тайной мудрости звезд, положившей начало линии бессмертных владык, идущей от Осириса. Их бессмертную суть определили действия великой богини, повелевшей запечатать ее мужа в гробу и расчленить на четырнадцать частей.
– Нет! – вскричала Тии, – это сделал Сет!
Инен рассмеялся.
– Это внушают невежественному народу. Но неужто ты и вправду думаешь, будто мы, хранители божественной мудрости, откроем свои глубочайшие и древнейшие тайны непосвященным невеждам? Нет, нет и нет, ибо, познав суть тайны, все смогли бы вкушать расчлененную и сохраненную в соответствии с установленным ритуалом плоть потомков богов, и недостойные обрели бы бессмертие наравне с избранными.
Он снова бросил взгляд на лежащее в гробу тело.
– Божественная плоть есть пища для богов.
Царь Аменхотеп перевел бесстрастный взгляд со жреца на гроб.
– И таким же образом обошлись с телами всех моих предков? – тихо спросил фараон.
– Обряд требует, чтобы тела сохранялись в гробах в течение семидесяти дней, а по истечении названного срока были расчленены на четырнадцать частей.
– Так вот зачем ты вломился в гробницу моего отца! Это понятно. Но в последнее время были потревожены и усыпальницы других царей. Зачем ты проник в их захоронения?
– Чтобы убрать тела из гробниц и подменить их, дабы никто ничего не заметил. Впрочем, это уже не имеет значения. Все цари, кроме этого, были благополучно извлечены из саркофагов и переправлены в безопасное место.
– Куда?
В древний храм, находящийся далеко в пустыне, на том самом месте, куда, впервые снизойдя со звезд, ступили боги. Не спрашивай меня, где именно стоит этот храм, ибо я все равно не отвечу, а самому тебе его не найти.
– Но почему ты в такой спешке и тайне стал перевозить в другое место царей, остававшихся в своих гробницах века и тысячелетия?
– Потому, о великий фараон, что мы, служители богов и хранители их мудрости, опасаемся твоих возможных поступков. Ты можешь считать это знаком признания твоего превосходства. – Жрец склонил голову. – Да, сейчас сила на твоей стороне, и мы признаем это. – Инен помолчал, пристально глядя на деревянный гроб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55