— Ты меня, случайно, не искала? — осведомился Вулф, когда ему наконец удалось поймать Кимбру.
С минуту она молчала, вдыхая исходивший от него запах чистого пота, лошадей, кожаной упряжи. Не без усилия она заставила себя вернуться к действительности.
— Нет, но ты и в самом деле мне нужен. Я хочу сходить за лекарственными травами, если, конечно, ты дашь свое милостивое соизволение и отпустишь со мной Бриту и Олафа.
Это было задумано как шутка, но, к немалому удивлению Кимбры, Вулф отнесся к ее словам с полной серьезностью.
— Вулф?!
Он заглянул ей в глаза и смотрел так долго, что у Кимбры возникло ощущение, что он пытается прочитать ее мысли. Наконец, с глубоким вздохом, он расслабился и даже слегка улыбнулся:
— Хорошо, только не слишком задерживайся… — Выражение его лица и глаз изменилось, стало обычным. — Перед ужином я хочу немного побыть с тобой наедине.
С языка у Кимбры чуть было не сорвалось, что они могли бы уединиться прямо сейчас, тем более что Вулф давно предлагал повторить поход в баню. Однако поблизости его ждали люди, поэтому пришлось ограничиться обещанием не слишком задерживаться.
Прежде чем выпустить Кимбру из объятий, Вулф взял ее руку и поцеловал ладонь. Прикосновение было столь чувственным, что она вторично испытала искушение все переиграть и удержалась лишь с большим трудом. Идти прочь под любящим взглядом мужа тоже было своего рода испытанием, но она вынесла и это.
Кимбра провела оставшиеся утренние часы в холмах и рощах за городом, в компании верной Бриты и бдительного Олафа. Ближе к полудню прогулка завела их на берег моря, где удалось найти выброшенные отливом еще свежие водоросли, пригодные для лечения простуд и изъязвленной кожи. Узнав это, Олаф недоверчиво прищурился, но поскольку ему уже приходилось убеждаться в способностях Кимбры — одна из ее мазей облегчила боли в старой ранe, — он воздержался от скептических замечаний. Все, что он сказал, было:
— Ну, если от этой скользкой гадости есть хоть какая-то польза, вы ее найдете.
Кимбра поблагодарила за комплимент, и все трое двинулись назад в крепость. Не за горами была зима, а с ней шторма и льды, поэтому купцы роились в Скирингешиле, как пчелы, стараясь извлечь из торговли максимум прибыли. Ворота были открыты нараспашку, людской поток так и лился через них туда и обратно. Кимбре показалось, что число часовых на стенах крепости удвоилось, но это было, конечно же, нелепо, и она отмахнулась от такой мысли.
День шел своим чередом. Наступило время готовиться к ужину. Отдав необходимые распоряжения на кухне, Кимбра направилась к себе в надежде, что очень скоро там окажется и Вулф. В эти минуты она не думала ни о чем, кроме душистой ванны перед встречей с ним, как вдруг испытала мысленный толчок.
Навстречу шел высокий, статный человек в простом коричневом плаще с низко опущенным капюшоном. Он шел как будто прямо на Кимбру, и она мимолетно удивилась его дерзости. Однако он обогнул ее.
— Следуй за мной, Кимбра, — сказал он едва слышно.
Она узнала голос брата и изумилась. Однако ей не почудилось, это в самом деле был Хоук, которого она лично проводила в дальний путь к берегам Англии. Переодетый в простую одежду, он разыскал ее в Скирингешиле, чтобы…
Поняв, зачем он здесь, Кимбра похолодела. Она ни на минуту не усомнилась, что Хоук явился не просто к ней, а за ней. Это означало, что он не поверил в ее супружеское счастье. Он явился исправить то, что считал ошибкой, причем вошел в хорошо охраняемую крепость, в самое сердце владений Вулфа, в волчью берлогу. Он собирался забрать то, что Вулф считал по праву своим.
За такую дерзость его ожидала смерть. Кимбра знала это наверняка. Ее брату предстояло все-таки принять смерть по ее вине.
На подкашивающихся ногах, каждую минуту ожидая, что кто-нибудь поймет и поднимет тревогу, Кимбра последовала за братом за конюшню, в самое укромное место в это время дня. Здесь Хоук сбросил капюшон. Оглядев Кимбру и заметив, что она бледна, дрожит и смотрит с ужасом, он немедленно заключил ее в объятия и зашептал, как ему казалось, слова утешения:
— Не бойся! Тебе больше нечего бояться. Я увезу тебя домой.
— Нет!!! — Она высвободилась и уставилась на него во все глаза. — Что ты наделал, Хоук! А я-то надеялась, что все улажено, что ты принял наш брак! Зачем ты явился сюда скрытно, как вор или злодей? Разве ты не знаешь, что это рассердит Вулфа?
Это была ошибка — лицо брата потемнело от гнева.
— Ах вот как? Этот чертов викинг не должен сердиться, никак не должен? Ты делаешь все, чтобы этого не случилось, не так ли?
— Да, конечно… но не в том смысле, в каком ты думаешь! Это мой муж, я его люблю и совсем не желаю сердить! Я говорила тебе только правду, Хоук! Клянусь!
Долго-долго он смотрел в ее полные мольбы глаза, потом произнес медленно и раздельно:
— Я поверю тебе, только если ты скажешь то же самое на борту моего корабля, за пределами досягаемости своего мужа.
— Я не могу пойти с тобой, не могу!
— Тогда я останусь, — сказал Хоук и пожал плечами. — Я не оставлю тебя с ним.
Как глупо, как наивно было думать, что он поступил именно так, когда поднял парус. Этот человек держал ее на руках днями и ночами, когда она билась в конвульсиях, когда кричала от боли за всех, кто страдал. Он использовал всю свою власть, всю мощь, чтобы создать ей убежище от жестокости мира, в котором она могла спокойно расти, в котором стала такой, какой стала. И это при том, что сам он был сиротой. Это был ее брат, защитник, опекун… и господин!
А она поверила, что он просто взошел на корабль и отплыл прочь! Дурочка! Наивная, бестолковая дурочка!
— Тебе нельзя здесь оставаться… — прошептала Кимбра, борясь со слезами. — Ты ведь знаешь, чем это грозит…
Ее любовь к нему, ее страх за него были только на руку Хоуку, и он без колебаний этим воспользовался.
— Тогда пойдем со мной, Кимбра. Прямо сейчас! И часа не пройдет, как все будет позади.
Только тут она осознала, на что он ее толкает. По сути, это означало, что она покинет крепость без разрешения Вулфа, без эскорта, в компании одного только брата, который нарушил законы гостеприимства, явившись за ней переодетым. Когда Вулф узнает, подумала Кимбра, он… он… но что толку думать об этом? Хоук прав, через час все уже кончится. Нужно только рассказать ему все подробности того, как она стала женой викинга. Она совершила ошибку, не объяснившись с ним.
— А где твой корабль? — спросила она, не желая больше тратить ни секунды.
— В одной бухточке, совсем рядом. — Хоук невесело усмехнулся. — Все эти гонки под парусом пришлись кстати, благодаря им я знаю местное побережье не хуже, чем родное. Все, что потребовалось, — это подыскать укромное местечко.
Выходит, он задумал это уже в первый день гонок. Или планировал все время пребывания в Скирингешиле, с самого первого дня и до последнего, пропуская ее заверения в личном счастье мимо ушей.
— Тогда поспешим! — сказала Кимбра с отчаянием и потому резче, чем собиралась. — Вулф не должен узнать, как ты воспользовался его гостеприимством. — Она перехватила взгляд брата и поспешно добавила: — Вы еще можете быть друзьями, и я не хочу разрушить всякую надежду на это.
Хоук промолчал, лишь выразительно приподнял бровь. Он снова опустил капюшон на лицо, достал из-под плаща такой же простой и объемистый, но женский, и протянул сестре:
— Надень это и поспешим.
Они влились в поток торгового люда и моряков, вытекавший из ворот. Потом Хоук увлек Кимбру за шеренгу тяжело груженных фургонов, и не успела она оглянуться, как они оказались в стороне от крепости. Дорога в город скрылась за кустами, когда они свернули с нее на тропу, ведущую к подножию холма и вокруг него, за скалы, куда не достигал взгляд часовых. Дальше последовал быстрый и по большей части безмолвный марш-бросок на север. В этой местности Кимбре еще не приходилось бывать даже во время своих вылазок за травами.
Именно здесь, в уединенной бухточке, коротал время корабль брата.
— Надеюсь, этого довольно! — воскликнула Кимбра, с тревогой оглянувшись на быстро клонившееся к западу солнце. — Если я здесь и сейчас скажу, что вышла замуж по доброй воле, ты мне поверишь?
— Я поверю, если ты скажешь это на палубе! — упрямо повторил Хоук.
Пораженная ужасной догадкой, Кимбра замерла на месте.
— Хоук! Ты ведь не собираешься обмануть меня? Если на палубе я скажу, что никто не принуждал меня к браку, что я совершенно счастлива, ты ведь позволишь мне вернуться? Или увезешь отсюда, невзирая ни на что?
Хоук обратил к ней несколько озадаченный взгляд. Он как будто впервые допустил, что Кимбра и в самом деле может не пожелать уехать. В этом случае отъезд превратился бы в похищение.
— Я приму твое решение, если буду уверен, что оно идет от души, — заверил он неохотно.
Получалось, что выбора все равно нет: так или иначе предстояло подняться на судно и сделать все, чтобы убедить брата. Кимбра спустилась в бухточку через кустарник, покрытый поздними душистыми цветами.
Люди Хоука приветствовали его с заметным облегчением: очевидно, его намерение отправиться в крепость в одиночку не пришлось им по вкусу. Но вот командир вернулся целым и невредимым.
Якорь был поднят и парус поставлен в мгновение ока, еще до того, как Хоук и Кимбра ступили на галечник пляжа. Он уже приготовился подсадить сестру на борт, когда раздался стук копыт.
Оба окаменели.
Глава 23
Вулф даже не спрыгнул, а сорвался с седла, как во время землетрясения срывается со скалы громадный камень, круша и подминая все на своем пути. Меч оказался у него в руке еще до того, как ноги коснулись земли. Черты его лица сложились в ужасную маску гнева. В них больше не было ни тепла, ни понимания, ни рассудка — одно лишь безумие смертельно оскорбленного человека. Глаза блестели тускло, как лезвие остро наточенного меча. Губы были сжаты так, что совсем побелели, на шее натянулись жилы, по плечам и рукам пробегала дрожь.
При взгляде на мужа Кимбра едва удержалась от крика. Она поняла наконец, почему его имя так пугало и почему не всякий храбрец отваживался принять его вызов. Вулф являл собой воплощение эмоций во всем их неистовстве. Это ошеломляло, внушало ужас… и усугубляло любовь. Даже теперь, когда у Кимбры перехватило горло и потемнело в глазах, она протянула руку, движимая властной потребностью успокоить его, заверить, что все совсем не так, как он думает.
Она забыла о брате, зато Хоук не забыл о сестре. Всю жизнь защитник и покровитель, он давно уже утратил способность рассуждать, когда речь заходила о ее безопасности. Не говоря ни слова, он толкнул Кимбру назад, прикрыл ее собой и вытащил меч. Людей Вулфа, что лавиной катились вниз по холму, он не замечал. Его внимание было сосредоточено на ярле.
А тот рвался прямо к нему.
— Стой, викинг! Иначе мир, которого ты так жаждешь, кончится, еще не начавшись!
— Мир? — У Вулфа вырвался лающий смех человека, обманутого во всех его надеждах. — Мир — это мечта, она для дураков! Истина в войне!
Он атаковал без предупреждения и так стремительно, что лишь быстрота реакции спасла Хоука от неминуемой смерти. Тишина буквально обрушилась на берег. Странная, глубокая, рассекаемая лязгом стали. И норвежцы, и англосаксы замерли на месте. Ни один не отважился вмешаться в эту битву титанов. Вулф и Хоук рубились с такой безоглядной, слепой яростью, что и Кимбра могла лишь смотреть, не в силах шевельнуться, не в силах издать ни звука, хотя мысленно кричала и кричала, изнемогая от ужаса и беспомощности. Ее окатило жаром, потом бросило в холод. Кошмар воплотился в реальность: двое, которых она любила больше, чем саму себя, сражались не на жизнь, а на смерть.
А потом на нее снизошло спокойствие, словно в душе разверзлась черная бездна. Один из воинов должен погибнуть, и как ей жить потом, зная, что он мертв по ее вине? Как идти по жизни с такой раной в сердце?
Если бы только можно было их как-то остановить! Но как? Ее силы ничто по сравнению с их мощью, утроенной яростью. Вулф занес меч и рубанул сплеча. Лезвие просвистело в дюйме от головы Хоука. Этот удар мог оказаться смертельным, и он был не последний. В свою очередь атакуя, Хоук лишь чудом не отсек Вулфу правую руку.
Первоначальный ступор миновал, норвежцы и англосаксы все ближе подступали к месту поединка. Поглощенные сражением, они то и дело делали подобие выпадов, уклонялись, отождествляя себя со своими командирами.
Вооруженных мужчин было много. На всем берегу находилась только одна женщина, и она всем сердцем желала одного: чтобы поединок кончился без кровопролития.
— Стойте!
Крик был пронзительный, насыщенный отчаянием, но недругов остановило не это, а блеск стали, совсем иной, чем тускловатый отсвет широких и длинных лезвий их оружия.
Кимбра стояла, держа обеими руками кинжал и направив его себе в сердце. Страшная буря бушевала в ее душе. Самоубийство! Смертный грех! Вечное проклятие! Она могла лишь молиться, что ее проступок будет понят и прощен.
— Довольно! — закричала она во всю силу голоса, так что эхо откликнулось в холмах. — Вы оба мне дороги, оба!!! Если один из вас погибнет, я не смогу жить дальше! А раз так, лучше мне покончить с собой прямо здесь и сейчас!
Хоук и Вулф оставались в неподвижности, со скрещенными мечами, как будто простояли так целую вечность.
— Бросьте мечи, иначе, клянусь Богом, я убью себя!
Вулф едва шевельнул ресницами, но этого было достаточно, чтобы Дракон бросился к Кимбре. Она знала, что так случится, и была готова.
— Назад!!!
Дракон остановился на полушаге.
— Никто не двинется, ясно?! Никто! Бросьте мечи!
Из-за кустов, дыша, как загнанная лошадь, и спотыкаясь на каждом шагу, выскочил брат Джозеф. При виде Кимбры его ноги подкосились, он рухнул на колени, простирая к ней руки.
— Опомнись, дитя! Ты знаешь, на что идешь! Твоя душа…
— Моя душа проклята что так, что эдак! — Кимбра подавила рыдание, но слезы, так долго сдерживаемые, покатились градом. — Я не допущу, чтобы из-за меня погиб мой муж или брат!
Вулф на шаг отступил от Хоука, и мечи наконец расцепились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44