— А не освоила ли Кодзэри технику киаи? А не расправилась ли она с надоевшим ей Коноэ?»
Женщина вновь сделала жест, который свидетельствовал о том, что ей явно не чужды чувственные наслаждения. Плотское желание обожгло Сано, и он задал вопрос, едва соображая, что говорит:
— Незадолго до вашего второго замужества погиб миговник... простите, мелкий чиновник из штата Левого министра Коноэ. Что вы знаете об этом?
Полуприкрытые глаза и слегка разомкнутые губы влажно поблескивали в свете горящих ламп.
— Да почти ничего. — Кодзэри с трудом перевела дыхание.
Сано, поняв, что и она сгорает от вожделения, испугался.
— Я тогда тяжело болела, мне было не до дворцовых сплетен.
Ужас и чувство вины затопили Сано. Как он смеет желать Кодзэри, когда у него есть Рэйко?!
Оставалось выяснить еще кое-что важное, но у Сано больше не было сил вести дознание.
— Извините!.. — бросил он и чуть ли не бегом кинулся вон из святилища.
Дождь поутих; в лужах отражалось свинцовое небо. Сано глубоко вдохнул сырой ароматный воздух и подивился, что это нашло на него. На выдохе он услышал свой титул и увидел спешащего к нему охранника.
— У меня для вас срочное послание! — крикнул охранник на ходу. — От вашей жены.
12
— Я пригласил вас, чтобы прояснить некоторые обстоятельства, — известил Сано Асагао.
Он сидел в приемном зале канцелярии бакуфу, занимавшей половину дворца для официальных визитов сёгуна. Напротив размещались Главная наложница императора, Правый министр, жена отрекшегося императора и группа придворных; нынешний император располагался на устланном подушками помосте. По периметру комнаты стояли на страже воины сёгуна. Асагао изображала саму безучастность, Томохито пребывал в замешательстве; прочие олицетворяли осторожность.
— Моя жена нашла вот это в ваших апартаментах, ваше высочество, — произнес Сано, указав на вешалку с окровавленными кимоно. — Пожалуйста, расскажите, как они туда попали?
В письме Рэйко, посланном в храм Кодай, содержалась просьба о незамедлительной встрече в Особняке Нидзё. Когда Сано примчался, Рэйко вручила ему уличающие предметы и описала, где и каким образом их добыла. Сано оставил Рэйко дома, а сам отправился во дворец. Вызвал он лишь Асагао, прочие явились по собственному почину.
Исидзё холодно заметил:
— Действия вашей супруги нанесли тяжкое оскорбление императорскому двору. Она не имела права обыскивать апартаменты.
Его поддержала Дзёкио:
— Госпожа Асагао и я предложили вашей жене дружбу, а она воспользовалась нашим доверием, чтобы шпионить за нами. — В голосе звучало суровое осуждение. Красивая женщина оказалась именно такой, какой ее охарактеризовала Рэйко. — Подобное отношение является неприемлемым.
Император сверкнул глазами:
— Госпожа Асагао — моя данная богами наложница. Никто не смеет приказывать ей, словно простолюдинке. Она не обязана говорить с вами.
Асагао сидела молча и неподвижно. «Прехорошенькая, правда, аляповато одета, как Рэйко и говорила, — подумал Сано. — Но актриса театра Кабуки? Пьяная болтушка? Не представляю...»
— У нее нет ничего общего с Левым министром Коноэ, — заявил Томохито. — Оставьте ее в покое!
Наихудшие опасения Сано начали сбываться. И без того хрупкое равновесие между бакуфу и двором грозило разлететься вдребезги. Перед Сано замаячила каторга на острове Садо в качестве особой милости сёгуна. Самое ужасное, что альтернативой следствию являлась она же. Сано сделал единственно возможное.
— Прошу меня простить, ваше величество, — вежливо отозвался он, — но правосудие выше правил двора. У меня приказ выяснить причину смерти Левого министра Коноэ, и я должен его выполнить. Я не обвиняю госпожу Асагао в чем-либо предосудительном. Я только хочу узнать, как кровь попала на ее одежду. — Сано повернулся к Асагао: — Ваше высочество?
Наложница посмотрела на него так, словно он говорил на неведомом ей языке.
— Вы так сильно ее напугали, что она не в силах слова вымолвить, — попрекнул Сано император.
— Сёсакан-сама, здесь очевидное недоразумение. Похоже, вы предполагаете, что госпожа Асагао испачкала одежду, убивая Левого министра. Однако мы даже не знаем, ее ли это одежда. — Исидзё пришел на помощь дочери. — Кроме того, совершенно неизвестно, чья на ней кровь.
— Госпоже Асагао могли подсунуть окровавленные кимоно, — отчеканила Дзёкио.
Сано предвидел такие возражения и не смутился.
— Кому принадлежит эта одежда, ваше высочество? — мягко спросил он.
Вместо ответа Асагао устремила взгляд поверх его головы.
— Как она оказалась в вашем шкафу?
Ответа не последовало. Император что-то зло пробурчал себе под нос, придворные напряглись. А на бумажных стенах безмятежно покачивались тени садовых деревьев.
Неожиданно Асагао опустила голову и произнесла дрожащим, едва слышным голосом:
— Это мои кимоно. Они были на мне в ту ночь, когда нашли Левого министра Коноэ. Я убила его...
В комнате воцарилась мертвая тишина. Томохито открыл рот; породистые лица Исидзё и Дзёкио исказил шок; придворные вытаращили глаза. Через несколько секунд все разом задвигались и заговорили.
— Нет! Вы не могли этого сделать! — Император сполз с помоста, схватил наложницу за плечи и принялся трясти. — Зачем вы это сказали? Возьмите свои слова назад, пока не поздно!
— Какой позор! Невероятно! Что же теперь будет?! — наклонились друг к другу придворные.
Исидзё повернулся к дочери:
— Больше ни слова! — Затем к Сано: — Она лжет. Не слушайте ее.
Дзёкио смерила Сано возмущенным взглядом:
— Вы запугали ее, заставили сказать то, что хотели услышать. Она нездорова. Ее нужно показать врачу.
Все встали, кроме Асагао, поникшей, сцепившей руки на животе.
— Сядьте! — гаркнул Сано. — Никто не уйдет из зала без моего разрешения!
Воины загородили дверь. Ошарашенный Томохито вернулся на подушки; Дзёкио, Исидзё и придворные неохотно опустились на циновки. Сано сосредоточил внимание на Асагао. Она казалась воплощением раскаяния. Хотя Сано и надеялся на скорое окончание следствия, признание наложницы его не удовлетворило. Настораживало и то обстоятельство, что ответ упредил вопрос.
— Ваше высочество, — сказал Сано, — вы заявили, что убили Левого министра Коноэ. Я вас правильно понял?
Асагао кивнула.
— Это очень серьезное заявление. Вы осознаете, что оно означает для вас смертный приговор?
Император собрался что-то вымолвить, но мать захлопнула его рот взглядом.
— Осознаю, — прошептала Асагао.
— В таком случае, если вы по каким-либо соображениям солгали, я даю вам шанс исправить ошибку. Это вы убили Левого министра Коноэ?
Исидзё потянулся к дочери, будто желая внушить ей слова спасения. Томохито издал протестующий стон. Дзёкио и придворные замерли в ожидании ответа.
— Да, — подтвердила Асагао громко, но невыразительно. — Я убила его.
Сано глубоко вздохнул. Он выказал Асагао больше уважения, нежели требовал закон. Загадка раскрыта, но чувства удовлетворения по-прежнему нет.
— Почему вы убили Левого министра?
— Я была зла на него.
— Посмотрите на меня, ваше высочество.
Асагао подняла глаза, губы у нее дрожали.
— Отчего вы были злы? — терпеливо спросил Сано.
— Он начал уделять мне внимание с прошлой весны. Дарил подарки, расточал комплименты. Он был красив и обходителен, и я влюбилась в него, — сообщила Асагао монотонным голосом и заюлила глазами. — Несколько месяцев назад, когда он захотел заняться со мной любовью, я позволила ему это.
— Нет! — Томохито уставился на наложницу в гневном изумлении. — Ты моя! У тебя не могло быть никого, кроме меня. К тому же Левый министр был моим учителем... другом. Вы оба обманывали меня?!
Взвыв, он спрыгнул с помоста и ударил Асагао. Она упала на бок. Томохито ползком вернулся на помост, забился в угол и приглушенно зарыдал.
Исидзё, как китайский болванчик, качал головой; придворные в ужасе обменивались взглядами. Растерянный Сано взглянул на Дзёкио, та пребывала в совершенном спокойствии.
Асагао выпрямилась и продолжила:
— Мы встречались с Левым министром... где только могли. — Она жалко улыбнулась Сано. — Но потом я узнала, что он меня вовсе не любит. Он соблазнил меня для того, чтобы отдалить от императора. Он собирался всем рассказать, что это я соблазнила его. Он рассчитывал, что Томо-тян бросит меня и сделает его младшую дочь главной наложницей. Томо-тян преклонялся перед умом и знаниями Левого министра... Томо-тян простил бы его за связь со мной. Все закончилось бы тем, что Левый министр получил бы еще большую власть при дворе. Но я не хотела уходить в отставку. Я не могла позволить Левому министру рассказать о нас кому бы то ни было. Поэтому я и убила его.
«Что ж, — подумал Сано, — это более основательный мотив для преступления, чем месть за некупленные кимоно».
— Кому было известно о ваших отношениях?
— Только личным слугам Левого министра. Они служили посыльными между нами и организовывали наши встречи.
Сано бросил взгляд на Томохито. Император перестал рыдать и, сидя вполоборота, прислушивался к разговору. «Быстро он оправился от потрясения, — отметил Сано. — Как будто отыграл сцену и приготовился к следующей. Может быть, измена Главной наложницы для него не новость? А если так, то ревность вполне могла спровоцировать его на убийство. Интересно, кто еще способен был потерять самообладание из-за романа Асагао с Коноэ?»
Сано перевел взгляд на Исидзё: до смерти Коноэ отец Асагао был вторым высшим чиновником при императоре. Оба являлись претендентами на пост премьер-министра и наверняка соперничали. Слух об измене Асагао, тем паче ее отставка, закрывал Исидзё дорогу к заветной цели. Зато смерть Коноэ решала все проблемы: и дочка при императоре, и сам на коне. Сано взглянул на Дзёкио: «Ну, этой-то вообще без разницы, кого сын выбирает в наложницы, ее положение при дворе прочно, как и принца Момодзоно». Он вновь посмотрел на Правого министра и столкнулся с жестким взглядом. «Надо, пожалуй, перепроверить его алиби», — решил Сано и обратился к Асагао:
— Как вы узнали, что Левый министр собирался предать вас?
— Я подслушала разговор слуг. Они превозносили его мудрость и смеялись надо мной, дескать, вот дурочка, попалась на удочку.
Актерская интонация в конце бесцветной тирады удивила Сано. Асагао словно приглашала его поговорить со слугами Коноэ.
— Расскажите, что случилось в день смерти Левого министра? — попросил он.
— Вечером я получила от него записочку, он назначал свидание в Саду пруда. Я сочла это удобным случаем для того, чтобы избавиться от него, прежде чем он уничтожит меня. Я пришла в Сад пораньше, подстерегла его у павильона на острове и... — Асагао внезапно затараторила: — И... и убила его. А потом услышала, как идут люди, испугалась, оступилась и угодила в лужу крови.
Версия рассказа отличалась железной логикой. Она даже объясняла, почему Коноэ велел обитателям резиденции держаться в полночь подальше от Сада пруда. Однако запас вопросов у Сано не был исчерпан.
— Если вы не хотели, чтобы император узнал о вашем романе с Левым министром Коноэ, то зачем признались сейчас? И отчего вы с таким равнодушием рассказываете о преступлении, за которое вам грозит смерть?
— Я сделала неправильный выбор и сожалею об этом. Чтобы очистить свою душу, я должна понести наказание.
И снова интонация наложницы задела Сано. На что-то Асагао ему намекала.
— Вчера вы сказали моей жене, что рады гибели Левого министра.
Асагао заерзала на коленях.
— Я изменила точку зрения.
— Понятно... — Сано помедлил, подумав: «Если эта история — ложь, то самая складная из всех, что я слышал». — Вы признаетесь по доброй воле?
Наложница энергично закивала:
— Да, конечно.
Присутствующие безотрывно наблюдали за ней.
— Значит, никто вас к этому не принуждал, не подсказывал, что говорить?
Асагао на мгновение отвела взгляд в сторону.
— Нет, никто.
— И вы никого не пытаетесь выгородить, принимая вину на себя? — Сано по очереди посмотрел на Исидзё, Дзёкио и Томохито.
— Неужели вы полагаете, что я могу пожертвовать дочерью ради собственного благополучия? — возмутился Правый министр. — Я не убийца! И она тоже! Ее слова означают только одно: она сошла с ума.
— Я не сошла с ума! — Страстность, с которой Асагао повернулась к отцу, заставила того отшатнуться. — Я говорю правду. Я убила Левого министра.
— Ну что же, существует единственный способ установить истину, — сказал Сано. — Госпожа Асагао, я приказываю вам продемонстрировать мне «крик души».
Народ оцепенел. Первым нарушил молчание насмешливый голос Исидзё:
— Благодарение богам, моя дочь не способна на подобные трюки.
— Если вы, что очевидно, сомневаетесь в виновности госпожи Асагао, то совершенно ни к чему поощрять ее больные фантазии. Это жестоко, — припечатала Дзёкио.
Под испытующими взглядами присутствующих наложница словно уменьшилась в размерах.
— Итак, ваше высочество, — сказал Сано, — я жду.
— Я боюсь причинить кому-нибудь боль, — слабо запротестовала Асагао.
Сано поднялся, пересек комнату по диагонали и отодвинул стенную панель. В саду на заборе сидели черные дрозды.
— Вам не обязательно применять силу киаи в полном объеме. Достаточно повергнуть этих птиц в обморок.
Асагао потупилась и буркнула:
— Ничего не получится; все смотрят, я стесняюсь.
— Вы не способны на «крик души», — произнес Сано, задвигая панель. — Не так ли?
Исидзё фыркнул:
— Естественно! — Потом в его голосе зазвенело отчаяние. — Расскажи правду, дочка, не то будет поздно!
Асагао тупо повторила:
— Я убила Левого министра.
Признание обвиняемого считалось доказательством вины. Сано нахмурился и бросил воинам Токугавы:
— Забирайте ее.
Воины двинулись к молодой женщине.
— Нет! — хрипло выдохнул Исидзё.
Дзёкио с придворными в изумлении воззрились на него.
Томохито соскочил с помоста и застыл, раскинув руки, между слугами бакуфу и Асагао.
— Прочь!
— Пожалуйста, отойдите, ваше величество, — сказал Сано, трепеща от ужаса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37