– усмехнулся дубильщик.
– Нет? – удивился Кондор.
– Нет, – подтвердил Услозолк. – У меня всего один подслеповатый глаз, но даже он время от времени видит много чего интересного. А перемены в тебе разглядеть совсем нетрудно, нужно только уметь смотреть.
– И что же видишь ты? – с некоторым раздражением спросил Странник. Несмотря на неожиданность встречи, она не радовала его. Какой-то старикашка, считающий, что чем-то обязан ему, пытается мудрствовать, показывая, чему научила его жизнь за все эти годы. Очевидно, он забыл, что и Кондор давно уже не мальчик.
– Я вижу печаль, которой не было при первой нашей встречи. Тогда был огонь, была страсть. А теперь лишь холодная пустота. Ты словно выцвел изнутри. Устал жить.
– Жить… – «Брошенный» горько усмехнулся. – Я уверен, ты знаешь много, очень много о жизни людей. Но разве твое определение жизни можно отнести ко мне?
– А почему ты так уверен, что ты не человек? Неужели только потому, что ты сам так решил однажды? – хитро прищурился Услозолк.
– Почему? Ты и сам знаешь. Я могу перечислять до бесконечности, но скажу лишь одно – когда я вынес тебя из огня, на мне не было ни ожога, хотя кожа моя дымилась. Разве этого мало?
– Но и недостаточно. Ты лишь доказываешь, что ты необычен.
– Хочешь, я расскажу тебе одну историю из своей жизни, старик? – не удержался вдруг Кондор, которому очень хотелось отстоять свою правоту. – Тогда, много лет назад, о Темных странниках знали гораздо больше, чем теперь. Так уж случилось, что однажды мне снова пришлось пересекать соленую пустыню Ршанд, из глубин которой однажды вышли все «брошенные». Девять дней брел я по безжизненным белым пустошам, по местам, где обычный смертный не прожил бы и дня под лучами безжалостного, испепеляющего солнца, созерцая лишь мертвую равнину вокруг себя. У меня практически не было с собой запаса пищи и воды, и организму пришлось использовать все внутренние ресурсы. В итоге я конечно же миновал побережье Проклятого моря, но силы мои были на исходе. И вот к вечеру десятого дня я набрел на хутор, первый после долгого одинокого странствия. Мне нужно было всего лишь немного еды и воды, я готов был щедро заплатить за гостеприимство, если бы это потребовалось, однако, когда я подошел ближе, на пороге дома появилась женщина и произнесла фразу, которую я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Она сказала: «Остановись, Странник. Ты не из рода человеческого, а значит, нет тебе места и в жилище человеческом. Уходи. Здесь тебя не ждут». И я ушел. Я не стал гневаться, спорить, кричать. Я мог пройти мимо нее, отшвырнуть, словно тряпку, и взять все, что считал нужным. Но внезапно я понял, что мне тошно даже прикасаться к ней. Я просто повернулся и отправился прочь, чувствуя на себе ее пристальный ненавидящий взгляд. Возможно, именно тогда холод впервые и коснулся моего сердца, а мир чуточку обесцветился в моих глазах.
– Люди бывают жестокими, – согласился старик, выслушав рассказ. – От этого не спрятаться, не убежать. Но это не значит, что все люди одинаковы. Ты правильно поступил, что ушел тогда. Страх и ненависть – дети невежества. Они прочнее воска закупоривают уши, и что бы ты ни сказал, ты не был бы услышан.
– А кто из людей действительно слушает меня?
– Я слушаю тебя сейчас, – напомнил Услозолк. – Только в своем бесконечном одиночестве ты перестал замечать это. Тебе говорят, но ты больше не слышишь. Ты идешь по жизни, все реже и реже оглядываясь на чужую боль. Скоро ты не будешь отличаться от той женщины, что прогнала тебя.
– Возможно, – согласился с ним Кондор, задумчиво ощупывая то место на шее, где была рана, оставленная килвгарской стрелой Золотоносного рыцаря Пратского легиона. Там, где зияла рваная дыра, теперь розовела свежая кожа, равномерно стянувшая поврежденную плоть. К вечеру на этом месте не останется даже шрама. Плоть Странника неизменна, и даже раны, полученные в бою, исчезают без следа. – Ты, кстати, знал, что Странники почти не чувствуют боли? Только ее первое прикосновение, вспышку, едва ощутимый миг. Но это лишь иллюзия жизни. Красивый обман, заставляющий время от времени вспоминать, что ты еще жив. Он короток и неуловим. Как же можно чувствовать чужую боль, если никогда не ощущал в полной мере свою?
– Но ведь тебе было больно, когда тебя прогнали как какого-то урода или чудовище, – напомнил Услозолк. – Только это была другая боль. Ты можешь чувствовать. Только не желаешь делать этого. Оно и понятно – жить так, как живешь ты, гораздо проще. Я прав?
– Не твое дело, старик, – зло отмахнулся Кондор. – Чего тебе надо от меня? Говори прямо или проваливай. Мне твои речи уже надоели.
– Не сердись на старого бродягу, Странник. Мои речи правдивы и потому так неприятны тебе, – проговорил Услозолк. – Но раз ты не хочешь продолжать наш разговор, я скажу, что мне нужно от тебя. Мне нужна твоя помощь.
– Всем нужна моя помощь, – усмехнулся Кондор. – Что конкретно нужно тебе? Нарубить дров? Или принести воды из озера?
– Не смейся, Кондор. Лучше оглянись вокруг. Посмотри на людей, что живут в Гилго.
– И что я должен увидеть? – спросил Кондор, даже не думая смотреть по сторонам.
– Страх, – ответил старик. – Но боятся эти люди не тебя. Дракона.
– Дракона? – Кондор едва удержался от улыбки.
– Да, могучего дракона. Около года назад он вышел из топей Плешивых болот и поселился в Оврагах, неподалеку от Гилго. Он пожирает скот и нападает на людей, вселяя безумный ужас в их сердца. Люди беззащитны перед зверем. Они окружили себя стенами, но стены только задержат чудовище, пока у него есть пища за пределами ограды. Когда он начнет голодать по-настоящему, ничто не остановит его. А ты можешь.
– Пусть пошлют гонца в Исхару. Им пришлют солдат, и те мигом разделаются с этой зверушкой, – шутливо предложил Кондор. Убивать драконов его не нанимали уже очень давно. Тем более, насколько он понимал, совершенно бесплатно.
– Из Исхары не пришлют никого. Император Мискасиус исповедует культ Лучезарного Дракона, разве ты забыл? Он принимает этого зверя за благословение, ниспосланное богами. Он даже присылал туда своих священников, чтобы они служили чудовищу. Они действительно послужили. Некоторое время. В качестве пиши. Теперь туда больше никто не приезжает, но император запретил охоту на дракона. Вряд ли он, как и прежде, симпатизирует ему, но и помогать он не будет точно. Боится навлечь на себя гнев богов, если пришлет войска.
– Тогда пускай жители наймут убийцу со стороны, – предложил Странник.
– Они никогда не наберут необходимой суммы. Люди умирают, поля не возделываются, скот не пасется. У этих несчастных скоро не останется ничего. Гилго медленно умирает.
– Я тоже не работаю бесплатно, – напомнил Кондор. – И вряд ли мои услуги обойдутся им дешевле.
– Но, в отличие от наемников, ты все же можешь работать бесплатно. Деньга не так важны для тебя, как для людей. Вспомни, когда ты спас меня, ты ведь не просил платы за свои услуги.
– Время было другое. И ситуация… К тому же мне пока некогда. Я очень спешу. Найди другого Странника.
– Ты считаешь, такого, как ты, легко отыскать? – покачал головой Услозолк.
– Но одного-то ты нашел. Причем даже не выходя за ворота деревни. Найдешь и другого. Я занят, – решительно ответил Кондор.
– Жаль, – печально проговорил старик. – Ладно, мне уже пора, Кондор Артоволаз. А выбор пускай останется за тобой. Надеюсь, ты не ошибешься.
Старик поднялся из-за стола и вышел из трактира, оставив Кондора наедине с самим собой.
Человек…
Им всем что-то нужно от него. Одни пытаются подружиться, другие используют и более тонкий психологический подход. А что этот старик вообще может знать о жизни «брошенных», как смеет осуждать или как-то толковать его поступки и решения? Жизнь человека недолговечна, и конец ее предрешен. Смертный знает, куда идет и что ждет его в конце пути. Неизбежно. Для всех и каждого. Исключений не бывает. Именно поэтому люди так отчаянно цепляются за каждое мгновение своего бренного существования, понимая где-то на подсознательном уровне, что каждый день приближает их к тому страшному моменту, после которого уже ничего не будет, никакого завтра. Это инстинкт, инстинкт выживания. Инстинкт ЖИЗНИ. То, чего лишены обреченные на вечность.
Куда спешить «брошенному», если у него всегда есть то, чего нет у смертного. ЗАВТРА. Конечно, стоит только прогневать Великого отшельника, и его Судьи тут же завершат путь ничтожного бунтаря или безумца, но разве подобный исход можно назвать логическим завершением жизни? Конечно нет. А вот какова истинная цель его странствия, не скажет, наверное, никто из живущих ныне.
Возможно, цель всей жизни Странника – служить богам. Или же, напротив, противостоять их воле? Тогда в чем заключается эта самая воля? И стоит ли это проверять?
Доедал Кондор в тягостном раздумье, не поднимая взгляда от тарелки, пока наконец не понял, что тарелка опустела и жевать ему больше попросту нечего.
– Будь ты проклят, Услозолк, – сердито проговорил Странник. Допив вино, он решительно встал и, не глядя на немногочисленных посетителей трактира, направился прямиком к пустующей стойке, заставленной грязными стаканами.
– Трактирщик, – негромко позвал он, но в тишине заведения голос прозвучал довольно громко, привлекая внимание бродяг в углу. Ну и пусть. До них Кондору не было никакого дела.
– Чего надо?! – Из-за плотной тряпичной шторы появился полный приземистый мужичок в засаленном фартуке поверх рваных штанов и забрызганной маслом рубахи. Выглядел трактирщик крайне недовольным, словно его оторвали от самого главного дела в его жизни. Судя по комплекции и жирным разводам на подбородке, – от процесса приема пищи.
– Разве ты не должен быть гостеприимным со своими посетителями? – спокойно поинтересовался Кондор.
– Только не сегодня. Я… – тут трактирщик осознал наконец, кто стоит перед ним, и его голос заметно дрогнул, – я… просто…
– Так-то лучше, – снисходительно сказал Странник.
– Чего желаете? – Перемена поразила даже «брошенного». Мрачная еще секунду назад физиономия трактир-шика теперь была озарена ярчайшей доброжелательной улыбкой, слегка оскверненной, правда, выставленными при этом напоказ гнилыми зубами. У Кондора, как и у всех «брошенных», зубы не гнили и не выпадали, и он всегда сочувствовал простым смертным, у которых подобных проблем всегда было предостаточно.
– Таким ты мне нравишься больше, – оценил перемену Странник и добавил негромко, чтобы не делать свои слова достоянием всех посетителей трактира: – Мне нужен хороший и смелый проводник, только быстро. Сможешь обеспечить?
– Куда изволите следовать? – робко спросил толстяк, уже прикидывая в уме возможные варианты.
– А где живет ваш дракон? – спросил в ответ Странник.
– В Оврагах, – растерянно пролепетал трактирщик.
– Тогда туда и проследую, – улыбнулся ему Кондор.
– Да, господин, – оторопев от столь неожиданного заявления, произнес трактирщик.
ГЛАВА 13
Ее всегда называли настырной, но сейчас ее упрямство перешло всякие границы. Академия СКОП научила ее многим интересным вещам, в том числе и тому, как незаконные трансмеры приспособились обходить системы слежения, проникая в другие миры. Теперь, спустя годы, эти знания пришлись очень кстати.
После перевода во внутреннюю стражу она потеряла возможность бесконтрольно перемещаться по параллельным мирам, и вернуть прежний уровень доступа легальным путем возможности не было. Но этого и не требовалось. С некоторых пор Шарот решила, что закон, которому она так слепо подчинялась долгие годы, можно немного потеснить. Никто ее не слушал, никто ей не верил, и смерть Вурба Миратисты как-то слишком уж просто списали как самоубийство. Боевой агент, наносинтон, умер нелепой смертью, проделав в своей голове дыру размером с кулак, и никто даже не задумался, почему он так поступил. Кто-то составил сухой официальный рапорт, дело закрыли и отослали в архив. Все! Даже Отдел внутреннего контроля взглянул на произошедшее сквозь пальцы. Впрочем, их не в чем винить. Они не знали всей правды, а у Шарот не осталось никаких свидетельств того, что они с Вурбом обнаружили во время недавней операции. Требовались новые данные, свежая информация, снятая глобальным сканером, но для этого нужно было вновь вернуться в 87153. Именно здесь и начинались проблемы. Независимый энергетический конгломерат, имея лицензию на разработку ксигалита в 87153, ввел там жесткий карантин, мотивируя это тем, что проводит испытания нового экспериментального оборудования и опасается промышленного шпионажа. Теперь в течение сорока пяти дней никто, даже службы безопасности Ишрара, не имели права проникнуть в закрытую зону. Естественно, на незаконных трансмеров карантин не распространялся. Вернее, они могли его игнорировать, но в случае их поимки карантинной службой НЭК меры к правонарушителям могли применяться самые суровые. В некоторых случаях допускалась даже смерть правонарушителя. Правда, случаев таких было немного, да и смельчаков, пожелавших отправиться в карантинную зону, тоже. Однако бывали исключения…
Сегодня Шарот решила испытать судьбу. Ее мало волновало, что случится после того как она попадет в закрытый вариант. Главное – незаметно ускользнуть из-под присмотра СКОП, что оказалось в ее положении невероятно сложно. Впрочем, останавливаться на полпути девушка не собиралась. Один ее старый знакомый, ныне весьма опытный и неуловимый в информационной сети кибертеррорист, написал специально для нее хитроумный вирус, заставляющий систему слежения на несколько минут терять контроль за трансмерными перемещениями. Этого вполне хватало для незаметного побега. Что произойдет потом, Шарот не загадывала. Будь что будет. Во всяком случае, когда у нее появятся хоть какие-то улики, она сможет двигаться дальше. И заставит СКОП провести более тщательное расследование внезапной смерти Вурба Миратисты. Чутье никогда не подводило Шарот. Она была уверена, что самоубийство напарника напрямую связано с аномалиями, обнаруженными ими накануне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52