Я вам продиктую, произвольно, кое-какие замечания. Вы их потом изложите по порядку, перепечатаете, под копирку, каждый пункт на отдельном листке, и первые экземпляры подошьете в досье. И как можно быстрее. Понятно?
– Вполне.
И Роджер быстро надиктовал ей результаты своих вчерашних размышлений, снабдив каждый пункт собранными им свидетельствами. То, чему свидетельств не имелось, он смело подкрепил своими умозаключениями. Всего выводов было три, у каждого свое наименование: 1) «Убийство было совершено не в 1.20 пополуночи, а раньше»; 2) «Шум, отмеченный в 1.20 пополуночи, был произведен не убийцей, а его подручным»; 3) «Человек, которого шофер и Другие свидетели видели перелезающим через стену заднего двора и бегущим по улицам приблизительно в 1.20 пополуночи, был не убийца, а также его подручный». Роджер никак не отметил свои подозрения в адрес миссис Эннисмор-Смит. Страницы, уже поименованные «Эвадина Деламер» и «Миссис Бэррингтон-Брейбрук» также остались чистыми. Отныне, решил Роджер, он будет избегать конкретных имен в своих заметках: имена лучше держать в голове. В конце концов, есть такая вещь, как закон о привлечении к ответственности за клевету.
Закончив диктовку, он поглядел на мисс Барнетт, ничего, впрочем, не ожидая.
На этот раз, однако, последовал комментарий:
– Могу я задать вам вопрос, мистер Шерингэм?
– Можете, Стелла. Между прочим, – благосклонно прибавил он, – вы купили туфли и прочее?
– Да, благодарю вас. Вот счета.
– Вполне разумные цены, – отозвался Роджер, про смотрев их.
– Очень жаль, что вы так думаете. Я надеялась, что это послужит вам уроком. А спросить я вас хотела вот о чем…
– Погодите, пока не забыл. Тут для вас лежат две большие коробки. Я сейчас велю Мидоузу принести их. Я купил вам то синее платье, кстати. Да, и еще три шляпки. Да, и еще два гарнитура белья к тому же, на смену: один можно носить, пока другой в стирке. Да, и еще несколько штучек, с которыми не знаю, что делать, сами разберетесь.
– Совершенно напрасно. Я приму только то, что оговорено в условиях нашего договора.
– Но не могу же я сам их надеть!
– А уж это, мистер Шерингэм, ваша забота.
– Вряд ли уважающий себя мужчина, – пустился в рассуждения Роджер, станет носить шелковые шальвары: они, конечно, очень миленькие, но для города не годятся. Иначе говоря, Стелла Барнетт, вы очень меня обяжете, если снимете это бремя с моих плеч. Можете не носить. Можете все сжечь в камине, если хотите, но избавьте меня от этого барахла.
– Пожалуйста, мистер Шерингэм, будьте серьезней. Я отказываюсь…
– Это приказ.
– Ну хорошо, – сдалась мисс Барнетт. – А теперь наконец может, вы позволите мне задать вопрос? Поймите меня правильно, ни в малейшей степени я не хочу по мешать вашим играм, но собираетесь ли вы развивать и дальше эти соображения, которые только что мне продиктовали?
– Собираюсь, – радостно откликнулся Роджер.
– Но, надеюсь, вы не станете кому-то о них сообщать?
– Специально для этого я сейчас отправляюсь в Скотленд-Ярд.
Мисс Барнетт поглядела на него очень внимательно:
– В таком случае, будучи вашей доверенной секретаршей, считаю своей обязанностью просить вас подумать, разумно ли это.
– Что вы имеете в виду?
– Мне бы не хотелось, чтоб вы стали посмешищем всего полицейского управления, – строго сказала мисс Барнетт.
– Какая трогательная забота, Стелла.
– Ничего подобного. Я боюсь, что вина за это падет на меня, – спокойно отреагировала мисс Барнетт. – Люди скажут, что, когда вы теряете ощущение реальности, моя обязанность – привести вас в чувство.
– Ах, люди скажут! Значит, вы не согласны с моими идеями?
– Я нахожу, что они противоречат здравому смыслу, и считаю своим долгом сказать вам об этом. Да вы же сами говорили мне вчера, что полиция арестовала убийцу и нет никаких сомнений, что без серьезных оснований этого бы не произошло. Впрочем, в утренних газетах я таких сообщений не видела.
– Не арестовала, – поправил Роджер, стараясь поскорей миновать это скользкое место. – Нет, я не говорил, что арестовала. У них какие-то процедурные трудности, насколько я понял. Но они держат его под наблюдением, и это главное. Они знают, где он находится, и в любой момент могут схватить его. Пари, как вы помните, заключалось в том, находился ли он тем вечером в окрестностях «Монмут-мэншинс». Полиция не может арестовать человека только на таком основании. Ни один магистрат не Даст ордера на арест.
Мисс Барнетт поглядела на него недоверчиво, но, к Удовольствию Роджера, от развития темы воздержалась.
– Как бы там ни было, дело не в этом. Правда, мистер Шерингэм, я очень серьезно советую вам оставить это Дело в покое.
– Но я нашел такое хитроумное решение! – умоляюще произнес Роджер.
– Нетрудно быть хитроумным, если решиться пренебрегать здравым смыслом!
Под этим сокрушительным ударом Роджер склонил голову.
– И все-таки напечатайте это, пожалуйста, а я потом решу, как поступить. А сейчас мне пора завтракать. – И, вполне довольный собой, вышел из кабинета.
Как ни критично была настроена мисс Барнетт, ее производительность оказалась выше всяких похвал. К тому времени, когда Роджер позавтракал и оделся, его заметки были готовы.
– Очень вам признателен, – сказал он, засовывая второй экземпляр в карман пиджака. – Утром вы мне больше не нужны, Стелла. Я…
– Вы все-таки собираетесь в Скотленд-Ярд?
– Ну, не сразу, – попытался увильнуть Роджер. – Может, и совсем не пойду. Посмотрим. А после обеда мы идем с вами в театр.
– Мистер Шерингэм, я ваша секретарша, а не…
– Стелла Барнетт, пожалуйста, успокойтесь! Крайне невежливо перебивать своего патрона, когда он не договорил.
– Прошу прощения.
– Еще бы вы не просили. Я как раз собирался объяснить вам, что ваша служебная деятельность возобновится в час дня, в вестибюле «Критериона». Мы пообедаем, у вас наготове будут блокнот и карандаш, и мы получим дальнейшие образцы интеллектуального кваканья. Затем, по расписанию, мы переместимся в театр Сапфо, где мною заказаны два кресла. Я хочу получить конспект «Трех грешников». Насколько я понимаю, это лучший фарс со времен «Кокетки». Вы раскроете свой блокнот и застенографируете развитие сюжета, кто вошел и кто вышел, и структуру пьесы в целом. Если я когда-нибудь надумаю написать фарс, это мне очень пригодится. Далее. Поскольку я чрезвычайно придирчив к внешнему виду людей, в обществе которых бываю, будьте любезны надеть свое платье цвета полуночи, а также шляпку и прочее, приобретенное мной к данному туалету. И наконец, последнее. Хотя я не хотел говорить об этом, вот вам настоящая причина, почему я купил мелочи, не перечисленные в условиях нашего пари. Я не стал бы говорить об этом и сейчас, не вынуди вы меня заставлять вас принять их силой. Мне необходимо, чтобы в процессе выполнения ваших служебных обязанностей нас много видели в обществе, и я не в состоянии рис ковать своей репутацией, позволяя сопровождать себя молодой особе, которая одевается так шокирующе неизящно, как это свойственно вам. Не думаю, что мне следует углубляться в эту тему… Но эта шляпка, которая была на вас вчера… ну, вы понимаете. Итак, будьте добры рассматривать вещи в этих двух коробках как униформу для появления со мной на публике. Это, пожалуй, все. Ах нет. Вы еще должны мне сотню сигарет. Пусть это будут «Салливан», как вы сами предлагали.
– Сотню сигарет? – запинаясь, пробормотала мисс Барнетт, чья физиономия на протяжении этого монолога не один раз любопытнейшим образом меняла выражение.
– Да. Вы проиграли пари. Я никогда и не говорил вам, что вы его выиграли, я только спросил, из чего сейчас изготавливают самое модное белье. Признаюсь, я позволил вам думать, будто вы его выиграли, но это только из чувства такта. Мне показалось, это лучше, чем прямо сказать вам, что я просто умру, если меня еще раз увидят с этой вашей шляпкой. Таким образом, вы не можете не согласиться, что сами во всем виноваты. Так что бегите домой, переоденьтесь в свое – нет, мое! – темно-синее платье. И пожалуйста, чуть больше пудры сегодня: терпеть не могу, когда за обедом блестят носы! Так. Пожалуй, все. Ах нет, вот вам полкроны.
– Полкроны?!
– Да, купите помаду. Включите это в статью мелких расходов. Итак, жду вас в час дня в вестибюле «Критериона».
«Ибо эта молодая особа, – с удовлетворением сказал себе Роджер, сбегая по лестнице, – нуждается в трепке точно так же, как всякая молодая особа в Лондоне, и теперь самое время кому-то об этом позаботиться. Этот ее жених – наверняка беспозвоночное. Пожалуй, я повидаюсь с ним и наставлю на путь истинный. Иначе черт знает какая семейная жизнь у них получится».
Он взял такси и направился к «Монмут-мэншинс».
На заднем дворе этого достойного сооружения Роджер не обнаружил то, что искал. Впрочем, он особенно и не надеялся. Это было бы уж слишком неправдоподобной Удачей.
Затем он поехал в Скотленд-Ярд и прошел к Морсби.
– Морсби, – заявил он без всякой преамбулы, – я хочу серьезно поговорить с вами о деле «Монмут-мэншинс».
– В таком случае присядьте, мистер Шерингэм, – добродушно пригласил Морсби. – Вы же знаете, я всегда готов вас выслушать.
– Есть какое-нибудь движение?
– Нет, если говорить о движении, нет, сэр, – печально покачал головой старший инспектор. – Но мы прорабатываем кое-какие варианты и рассчитываем получить кое-какие результаты.
– Пытаетесь провалить алиби Джима Уоткинса? – резко спросил Роджер.
– Алиби – железное, – горестно посетовал Морсби. – Несмотря на все проверки, это его алиби в Льюисе пока что просто непробиваемо.
– Понятно.
Роджер не собирался называть имена. Он явился в Скотленд-Ярд единственно для того, чтобы предъявить Морсби те выводы, до которых додумался вчера вечером, независимо от того, верные это выводы или неверные. Пусть полиция пользуется ими по своему усмотрению. Если уголовный розыск вздумает втиснуть их в столь лелеемую им версию против Джима Уоткинса и тем самым угробить все Роджером достигнутое, это дело уголовного розыска. Но ни звука не проронит он о миссис Эннисмор-Смит или о том, кто скрывается за спиной этой несчастной женщины.
– Неужели, мистер Шерингэм, вы хотели узнать только про Джима Уоткинса?
– Разумеется, нет. – Роджер откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу. – Послушайте, Морсби. Я тут думал об этом деле и пришел к заключению, что могу предложить вам кое-что, что может вам пригодиться. Допускаю, вы и сами пришли к тому же. Но вот я перед вами, чтоб изложить вам свои соображения.
– Как этого требует от вас ваш гражданский долг, сэр, – чопорно заключил Морсби.
– Как требует от меня долг гражданина этой непросвещенной страны, согласился Роджер, – которая не оставляет человеку права даже на собственные мысли. Но прежде чем я изложу вам свои мысли, Морсби, как велит мне гражданский долг, я хочу подвергнуть их проверке, задав вам один-два вопроса. Вы ответите мне на них?
– В этом деле нет ничего такого, мистер Шерингэм, о чем я не должен вам рассказывать. – Морсби был осторожен.
– Отлично. В таком случае сначала вот что. Был ли привязан к нижнему концу веревки, свисавшей из кухонного окна, кусок бечевки?
– Да, был, – удивился Морсби.
– Ага! – обрадовался Роджер. – Славный такой небольшой кусочек бечевки с концами не длиннее двух дюймов?
– Именно так.
Роджер с гордостью посмотрел на старшего инспектора:
– Я вычислил эту бечевку посредством дедукции, Морсби.
– Неужели, мистер Шерингэм? Ну-ну! – Но Роджер видел: на самом деле Морсби очень заинтригован.
– Представьте себе. А теперь, могу ли я видеть медицинское заключение о вскрытии тела?
– Да, оно у меня где-то здесь.
Не задавая вопросов, Морсби протянул ему документ и терпеливо ждал, пока Роджер его изучит.
Тот не торопился, время от времени кивая головой, словно находя подтверждение своим мыслям. Наконец он положил бумагу на стол и переменил позу.
– Значит, я прав. А теперь, Морсби, я задам вам еще один вопрос, и давайте без экивоков. Рассматривалась ли вами возможность того, что убийство имело место не в час двадцать, а значительно раньше?
На этот раз Морсби позабыл улыбнуться своей обычной улыбкой бесконечного терпения.
– Раньше часа двадцати? – переспросил он, потирая подбородок и не отводя от Роджера глаз. – Имея свидетельство миссис Эннисмор-Смит и всех этих людей, которые видели человека, бегущего прочь от дома? Нет, мистер Шерингэм, без всяких экивоков отвечу: нет, не рассматривалась.
– В таком случае я предлагаю вам совершенно новую концепцию убийства.
– Мы горячо приветствуем все, что поможет нам разрушить алиби Малыша, сэр.
– Значит, у вас таки нет сомнений, что это работа Малыша? – бесцветным голосом справился Роджер.
– Бог с вами, конечно нет, сэр, – с чувством ответил Морсби. – Не сомневайтесь, сэр, это точно, Малыш прибил ее. Беда в том, что никак не прищучишь Мошенника. – По тону Морсби можно было подумать, что Малыш не более как стянул из буфета банку варенья.
– Тогда слушайте – и не говорите потом, что додумались до этого сами. Не хотите послать за стенографистом? Нет? Ну что ж, придется поверить вам на слово. Итак, нет никаких сомнений в том, что приблизительно в час двадцать Эннисмор-Смиты услышали грохот над головой, а также в том, что примерно в это же время свидетели видели, как некто перелез через стену заднего двора и бросился бежать. Примем эти два факта за данность и пока что отложим их на минуту. Сначала я хочу вам показать, что, помимо этих двух фактов, нет никаких серьезных свидетельств того, что смерть не произошла значительно раньше. Первое касается состояния тела. Врач утверждает, что по внешним признакам смерть могла наступить в течение двадцати четырех часов, предшествовавших обнаружению тела, так что тут мы можем быть спокойны. Далее, по моему мнению, медицинское свидетельство о состоянии желудка предоставляет нам надежное доказательство того, что смерть наступила раньше часа пополуночи. Тут указывается, что в желудке находились остатки пищи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29