Мы встали в конце длинной вереницы из телег и повозок. На мосту вокруг купеческих подвод кружил страж с толстой амбарной книгой под мышкой и зеленоватым светящимся амулетом от сглаза на шее. За дородным досмотрщиком семенил худенький служка, бледный с лица и трясущийся всем телом. Он что-то страстно объяснял стражу, пытавшемуся заглянуть под кожух одной из повозок. Служка хватал его за руку, стараясь помешать, но досмотрщик, изловчившись, вытащил-таки из подводы отрез небесно-голубого бейджанского сукна и стал трясти им перед лицом побледневшего парнишки. Из позолоченной кареты, стоявшей в самом конце арестованного каравана, выскочил бородатый купец в ярком парчовом камзоле. Он взволнованно всплеснул руками, так что в воздух взметнулись длинные, почти до земли, рукава с прорезями, и заорал трубным голосом. До нас донеслись лишь обрывки крепкого мата.
– Это до самой ночи, – тяжело вздохнул Лу.
– А мы никуда не торопимся. – Я широко зевнула в кулак и покосилась в сторону рынка, непроизвольно выделяя из толпы богато одетых господ.
Один такой – в высокой собольей шапке и с красной от жары физиономией, истекающей струйками пота, – с пеной у рта торговался с бабкой, пытаясь сбить цену на вязаные узорчатым рисунком портянки. Бархатный кошель небрежно болтался на поясе, постукивая при каждом движении о толстую ногу, обтянутую полосатыми портами. Я как заколдованная пялилась на господина, а руки буквально тянулись к его бархатному кошелю. Не отрывая взгляда от жертвы, я спешилась:
– Носков, я сейчас вернусь.
– Савков!!!
– Ага.
– Ты куда собралась? – хрипло отозвался он. Я глянула в его обветренное, тёмное от щетины лицо и рявкнула:
– Подержи лошадь, знакомого увидела.
Обернувшись, я поняла, что кошель, вернее, мужчина уже исчез в толпе. Раздражённо прицокнув языком, я направилась к рынку.
– Куда это она? – услышала я удивлённый вопрос Лу, растворившийся в рыночном гвалте.
Над головами, покрытыми все больше дешёвыми картузами, мелькнула высокая соболья шапка, потом через спины толкущихся я увидела яркий кафтан.
Кошель так и болтался, едва привязанный и готовый упасть в грязное месиво. Расталкивая окружающих локтями, я целенаправленно двигалась в сторону жертвы, делая вид, что поглощена созерцанием прилавка с копчёными окороками. Поравнявшись с мужчиной, я как будто случайно навалилась на него и испуганно отскочила. Он резко обернулся и басовито возмутился:
– Куда прёшь, бродяжка?! Глаза открой!
Я опустила голову пониже, не каждому хватит сил вынести взгляд ясноокого. Сама того не желая, я различала истинную природу вещей и смотрела на окружающий мир пристально и тяжело. Обычно люди не выдерживали и отворачивались, лишь бы со мной взглядом не пересечься.
– Простите, милсдарь, – кланяясь, я стала пятиться назад, – простите, засмотрелась.
Кошель приятно оттягивал карман, монетки едва слышно позвякивали где-то в его глубине. Эх, не потеряла сноровки. Я состроила испуганное лицо и скрылась за спинами.
– Чего ты тут делаешь? – На плечо легла тяжёлая рука. Я так испугалась, что подпрыгнула и резко обернулась, уткнувшись носом в широкую грудь Николая.
– А, это ты? Ну напугал.
– Что ты здесь делала?
– Да говорю же, знакомого увидела, оказалось – обозналась. – Я стряхнула его руку с плеча и стала рассматривать на прилавке тончайшую батистовую сорочку с изящной вышивкой по вороту. При Савкове доставать кошель не хотелось, поэтому я щупала ткань и мялась. В это время площадь, перебивая шум и гомон, накрыл истеричный мужской вопль:
– Батюшки, кошель спёрли! Люди добрые, что это такое?! Тут стражей полный переезд, не побоялись ведь!
Николай метнул на меня грозный взгляд, моментально догадавшись, кто вор.
– Уходим, – одними губами скомандовала я и поспешила к набережной.
Народ таращился на визжащего купца. Его шикарная соболья шапка свалилась в грязь, обнажая прозрачные и лёгкие, словно пёрышки, патлы. Он резко нагнулся, схватил шапку, истекающую водой, снова что-то заорал.
– Ты с ума сошла? – Савков неожиданно больно вцепился в мою руку чуть повыше локтя и потащил куда-то в сторону от вереницы карет. Подозреваю, он собирался задать мне хорошую трёпку. – Мы не должны привлекать к себе внимания! Чокнулась? После тысщи музеев опуститься до уровня наглой рыночной воровки!
– Ой, – я поморщилась, вырываясь, – только не надо дешёвой философии! Жрать захочешь и у родного брата кусок хлеба отнимешь!
– Интересная мысль, – проворчал он мне в ухо. – А главное – такая свежая. А как же «возлюби ближнего своего, как самого себя?» – процитировал он Писание.
Батюшки, как они мне надоели. То он, то этот -Лулу, и все в Главную церковную книгу за афоризмами лезут.
– Скажи-ка мне, Носков...
– Савков!
– Ай бэг ё падон, – на чистейшем ангельском пропела я, чем удивила Николая до глубины души, – Савков, – утвердительно кивнула я, – ты фонтанируешь от всепоглощающей любви к ближнему? – Он хмуро разглядывал меня, на лице заходили желваки. – Что-то не слышу заветного слова, – хмыкнула я. – Только не говори, что не считаешь людей зверьём. Лично мне добра на этой земле перепало мало. Когда я поняла, что вокруг стая, то научилась царапаться, кусаться и выть по-волчьи. Я не люблю людей и не слишком от этого страдаю.
Я легонько толкнула засмотревшуюся на яркий сарафан длиннокосую девицу. Та резво обернулась, открыв рот от возмущения, наткнулась на мой холодный взгляд и поспешно отошла в сторону. Пожав плечами, я стала крутить головой, разыскивая на набережной Копытина. Тот как сквозь землю провалился.
– А куда делся наш придурковатый Лу? – поинтересовалась я, высматривая его между вереницей карет и праздно прогуливающихся путников.
Савков, видно, приготовился прочитать мне очередную отповедь, набрал в грудь побольше воздуха, чтобы высказать все нелестное обо мне, что накопилось за последние двое суток, но отчего-то промолчал. Глаза его округлились от удивления, он резко повернул в противоположную сторону и рванул, будто за ним гналась стая бешеных псов.
– Эй! – окликнула я его без особого энтузиазма, следя за развивающимся заляпанным плащом.
Тяжело вздохнув, я направилась следом. Тут-то я увидела Лулу, вернее, я увидела трех наших лошадок. Понуро опустив шеи, они пытались выдернуть тонкие пожелтевшие травинки, пробившиеся между досок набережной. Над головами людей мелькала широкополая шляпа Лу с колыхающимися перьями. Савков быстро растолкал собравшихся, любопытные зарокотали, заругались на наглеца, но колдун уже пролез в самый центр. До меня донёсся сто хриплый окрик:
– Мальчишка! Да вы с институткой из одного гнёзда выпали!
Я хмыкнула про себя и поспешила к ним, с трудом протиснулась сквозь толпу и расплылась в задорной улыбке. Чумазый цыганёнок с тяжёлой золотой серьгой в ухе крутил и вертел крохотные деревянные стаканчики. Лу с горящими глазами и разинутой варежкой пытался, не моргая, следить за мельканием маленького медного шарика. Цыган улыбался широко и белозубо, ловко переставляя стаканчики и изредка кидая хитрые взгляды на раскрасневшегося Лу, длинная шпага которого уже лежала на досках рядом с бочкой.
– Кручу, верчу, найти шарик хочу! – бубнил под нос мальчишка, он остановился и подмигнул Копытину: – Выбирай!
– Здесь! – взвизгнул тот и ткнул трясущимся пальцем.
Я хмыкнула и прицокнула языком, Савков хмуро глянул на меня, уже не пытаясь вытащить Лу из лап мошенников.
– В правой руке! – крикнула я из-за спины Копытина. Толпа загудела так, что даже перекрыла рыночный шум.
На высоких скулах цыганёнка появился багрянец, губы чуть дёрнулись. Он посмотрел на меня, но, не выдержав тяжёлого пронизывающего взгляда, опустил голову и протянул правую руку. На ладони шарика не оказалось. Я пожала плечами, стараясь подавить хохот. Сама-то всю жизнь шарик в правую руку прятала, а мальчишка, видать, оказался левшой. – Значит, в левой, – опечалилась я. – Ну что же, Лу, – я хлопнула растерянного Копытина по плечу, – придётся тебе распрощаться со своей шпагой, ничего здесь не попишешь. Кстати, – почти интимно шепнула я, – ты, я надеюсь, наших лошадей не проиграл?
Я не выдержала и звонко рассмеялась ему в лицо, а заодно незаметно переложила сворованный кошель из своего кармана Савкову. Так оно надёжнее будет, меня-то скорее всего на переезде ощупают, а Коленьку с его разбитым лицом трогать побоятся, да и к мужикам у нас уважительнее относятся. Я направилась к набережной, толпа расступилась, продолжая рокотливо обсуждать произошедшее. Савков с Копытиным догнали меня через несколько минут, когда, переругиваясь с возницами, я намеревалась влезть без очереди к досмотру. Лулу тащил по грязи свою шпагу и выглядел чрезвычайно расстроенным и сконфуженным.
– Чего, Лу, – хохотнула я, – получил на орехи?
– Молчала бы! – хмуро отозвался Савков. Я пожала плечами и отвернулась.
– Вон она! – вдруг раздался знакомый истеричный вопль. – Она с глазом дурным! Она утащила кошель!
Прежде чем обернуться к стражу и обворованному купцу, размахивающему своей изгвазданной шапкой, я заметила ироничный взгляд Савкова. Мне пришлось спешиться и под шепоток заинтересованной публики вывернуть все карманы и показать пустые седельные сумки.
– Она это, она! – визжал обворованный, тыча в меня толстым пальцем.
– Проезжайте! – прикрикнул страж, уже уставший от кричащего ему в ухо мужчины. – Видите, милсдарь, да у девицы нет ничего! Езжай уже! – цыкнул он на меня.
Я недолго думая направилась на мост через ряд уставших, а оттого особенно разозлённых охранников. Между тем досмотрщик, выжавший за проезд из купца отрез дорогого шелка, довольный прошёл рядом, насвистывая себе в усы.
– Куда ты кошель дела? – буркнул Савков, когда мы уже сошли на другой стороне реки, а длинный бесконечный затор наконец-то стал рассасываться.
– Какой кошель? – вроде удивилась я, с наслаждением наблюдая, как меняется выражение лица Николая, полезшего в карман. Он медленно и очень осторожно, словно зажимал между пальцами хвост дохлой крысы, выудил за длинный золотистый шнурок кошель и скривился, как от вони.
– Ох ты, Носков, – я притворно всплеснула руками, – мне мораль читал, а сам, гляди-ка, кошелёчек из моего кармана и вытащил! Знаешь, я начинаю тебя уважать, – после паузы добавила я, разглядывая темнеющую на горизонте полоску леса.
Лу недоуменно уставился на кошель, а потом тоже залез в карман и, краснея, тихо прошептал:
– Я тут тоже, того... своровал... четыре картофелины.
От моего дикого хохота с жёлто-красного куста вспорхнула стайка вспугнутых воробьёв.
На ночлег мы остановились в небольшом облезлом лесу рядом с трактом на Вьюжный. В густой темноте как крохотные светлячки мерцали костры. Торговые обозы, охраняемые целыми отрядами стражей, разбивали свои лагеря поближе к дороге, и к ним подтягивались одинокие путники, которые страшились лютующих в этих местах разбойников.
Жиденькое пламя нашего костерка неохотно съедало мокрые сучья, больше заполняя воздух удушливым дымом, нежели теплом. Я подкидывала в костёр листья, они быстро съёживались и превращались в невесомый пепел. Савков, не дождавшись, пока ветки прогорят в угли, бросил прямо в огонь четыре картофелины и теперь с хмурым видом тормошил их тонкой палочкой.
Я нетерпеливо ждала подходящего момента, чтобы стащить у Лу грамоту на имя Софьи Волжской и поскорее сбежать. Савков между тем вытащил из костра одну обугленную картофелину. На какую-то долю секунды грязная манжета его рубахи приподнялась, и я увидела зеленоватую, явно магическую татуировку: неестественно выгнувшегося дракона. Внутри что-то кольнуло, какое-то дурное предчувствие. Я видела такой рисунок, но где, не помнила. Словно почувствовав мой внимательный взгляд, Николой глянул на меня, а потом улыбнулся. Его хмурое обветренное лицо мгновенно преобразилось и ожило, будто на долю секунды упала застывшая маска балаганного Петрушки. Неслыханное дело!
Лу закутался в плащ, подложил под голову седельную сумку, в которой хранил грамоту, и старался уснуть, не обращая внимания на холод. Нелепая большая шляпа с белыми перьями лежала рядом на длинной шпаге. Надо будет прихватить с собой эту шпагу. Одинокой девушке бродить невооружённой по Заокским лесам – настоящее самоубийство, а .мой нож остался у стражей.
Жаль, он был совсем новенький, даже лезвие ни разу не подтачивали.
Когда Копытин совсем затих и перестал ворочаться, я неслышно подкралась к нему.
– Ты что делаешь? – прохрипел Савков. Я приложила палец к губам и осторожно приподняла голову Лу. – Какого черта ты творишь, Москвина? – не унимался Николай.
Я аккуратно вытащила седельную сумку и подложила под щеку мальчишке сложенную рубаху. Лу не проснулся, почмокал губами и повернулся на другой бок.
– Что ты задумала?
– Тихо, Носков! – цыкнула я, расшнуровывая сумку.
–Савков!!! – рыкнул тот.
Я хмыкнула и запустила руку в тёмное нутро. Грамота нашлась сразу, здесь же была смена белья и нечто тяжёлое, завёрнутое в холщовую тряпочку, на поверку оказавшееся вполне приличным, хотя и поцарапанным, золотым браслетом. Кошель прятался на самом дне. Я быстро пересчитала содержимое: двадцать золотых монет и горстка медяков. Николай хмуро следил за моими действиями, но когда я стала отвязывать свою лошадку, то не выдержал:
– Ты куда собралась, подруга? – Он подошёл ко мне и схватился за уздечку, не давая забраться на лошадь.
– Я собралась в Серпуховичи и очень надеюсь добраться до них уже через пару недель. – Я попыталась вырвать из его рук узду. – Я не хочу рисковать своей жизнью, таскаясь по Гнилым болотам в поисках несуществующего замка.
– Ты останешься! – прохрипел он.
– Останови меня! – прошипела я ему в лицо и со всей силы оттолкнула. Савков отступил на шаг, но повод не выпустил. – Ты что, не понимаешь: из этих болот единицы возвращались! – злилась я. – Это замечательная возможность уйти живыми! К тому времени, как этот молокосос проснётся, мы будем далеко!

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6