— Ваш соплеменник был ранен, я нес его в пещеру, чтобы при свете огня оказать помощь!
Вперед вышел старейшина. Он наклонился над раненым, тронул его за нос и, выпрямившись, сказал:
— Мертв!
Крики проклятья пронеслись по толпе. В искаженных от прыгавшего света лицах Иосиф увидел ярость.
«Что же они не хотят выслушать меня? Старейшина лжет, что человек мертв!..»
Старейшина поднял руку — толпа затихла.
Иосиф воспользовался этим.
— Выслушайте меня! Я скажу правду!..
— Он убил нашего соплеменника, — грозно перебил старейшина.
«Смерть ему, смерть!..»
Старейшина вновь жестом потребовал тишины.
— Голос духа, покровителя нашего рода, только что сказал: «Я давно подозревал этого чужака. Он лазутчик и намерен привести своих, чтобы затеять войну. Не слушайте его, свяжите и отправляйтесь спать. А в полдень свершите волю большинства, которое требует смерти!»
Раздался дружный вопль согласия. Иосиф похолодел: «Неужто возобладает обман?» Он хорошо знал, что повсюду среди людей существует нерушимое правило — выслушивать обвиняемого. «Как же так?..»
Между тем двое дюжих мужчин больно заломили Иосифу руки, связали их кожаной веревкой. В рот сунули смердящий клок волчьей шкуры.
Задыхаясь, Иосиф уступил. В отчаянии он уже не соображал, что выкрикивали в толпе, следовавшей по пятам. Заметил только, что снегопад кончился и небо начало прочищаться, — замигали в бездонной выси голубые звезды.
Иосифа втолкнули в узкую яму, вырытую у стены пещеры, накрыли решеткой из тяжелых кольев, и вскоре люди — как по команде — угомонились, продолжив прерванный сон.
Иосифу было не до сна. Он кусал губы, с тоской думая, как неодолимы чаще всего коварство и подлость.
В пещеру задувал ледяной ветер: как и предрекал колдун, брался крепкий мороз.
«Как же так? Как же люди позволяют топтать обычаи, которые ограждают их интересы? Не воля героя защищает справедливость, а незыблемые, обязательные для всех установления, порядки, которые поощряют добро и препятствуют злу… Как же не понимают люди, что их подталкивают к кабале и несчастьям, выкорчевывая крупицы правды, с трудом и муками добытыми для них дальновиднейшими из предков?..»
Еще до зари ушли за добычей охотники, с рассветом женщины и дети отправились пополнять запасы хвороста и сучьев, потому что ударивший мороз грозил продержаться довольно долго.
Оставшиеся в пещере подходили к яме, глядели сквозь решетку на свернувшегося калачиком Иосифа и проклинали его.
В полдень ученик колдуна, мужчина щуплый и мелкий, поднял решетку и, достав кляп, подал Иосифу воды.
Напившись, измученный Иосиф благодарно кивнул. Надежда все еще не оставляла его.
— Почему никто не хочет знать правду? — спросил он, видя, что поблизости нет других людей.
— Правда нужна людям, когда они осознают общие интересы, — ответил мужчина. — Если большинство думает только о себе, место правды заступают расчет и выгода. Подлый старейшина подкупил многих сородичей. Они забыли о своем долге — служить общине, а не человеку, закону, а не власти.
— Как самочувствие бедняги, которого один из ваших ударил камнем, чтобы предотвратить разоблачение старейшины?
— Он умер еще ночью, — тихо сказал ученик колдуна. — Его задушили.
— Значит, тебе известна правда?
— Мне — да. Но эта правда не нужна другим. Они не хотят ни ссор, ни выяснений. Они слишком устали от всей своей жизни, потому что еда и питье милее им чести и мужества.
— Старейшина хотел убить меня, чтобы завладеть моей одеждой. Подговоренные им люди должны были исполнить его волю, но один воспротивился…
— Жадные, себялюбивые типы заведут всех в бездну нескончаемых страданий, — сказал ученик колдуна. — Если не поставить предел жадности человека, пользующейся изворотливым умом, погибнут все. Не будет ни мира, ни счастья. Ни в душе человека, ни вне ее… Негодяи повсюду внушают, что повторение заповедей предков не изменяет жизни к лучшему. И люди соблазняются, если в них пробудилась жажда выгод. Ничтожные не знают, что желание лучшего отрицает хорошее… Совершенное — не значит «приятное для одного», это «полезное для всех»… Повторяются день и ночь, повторяются зима и лето — что здесь плохого? Если бы не было повторений, жизнь прекратила бы свое течение. И разве сами мы не повторяемся, требуя питья и пищи, сна и размышления о прекрасном?..
«Удивительный человек…»
— Ты все понимаешь, — сказал Иосиф, — помоги мне освободиться.
Человек пожал плечами.
— Не могу. Тут я бессилен.
— Вопиющее беззаконие — на глазах у всех?
— Вопиющие беззакония только и творятся на глазах у всех. Люди не подозревают, как они глупы, когда помышляют лишь о себе, и этим пользуются растлители обычаев.
Ученик колдуна сунул в рот Иосифу кляп, опустил решетку и ушел.
Спустя какое-то время решетку осветил факел — над ямой наклонилась девушка. Плоское лицо, широкий нос, маленькие, зоркие глаза.
— Меня зовут Ойва, — прошептала она, — я дочь старейшины. Я знаю, ты невиновен, чужеплеменник, и мне стыдно за отца. Но я боюсь сказать людям, что он грезит о власти вождя. Это ведь тоже преступление — поношение отца. Как ты считаешь? Эй, ответь мне!
Иосиф хотел показать знаками, что возмущен несправедливостью, но ему стало жаль девушку, решающую непростую нравственную задачу. Он передумал и кивнул согласно: да, мол, считаю так же, как и ты.
Девушка была потрясена — стояла не двигаясь. Конечно, втайне она ожидала именно такого ответа, но была убеждена, что получит совсем другой.
Тряхнув густыми темными волосами, она сказала:
— Ты справедлив. Теперь я знаю, что мне делать.
Она достала из-за пояса костяной нож и, держа его в зубах, стала поднимать решетку, но тут в пещеру вошел старейшина.
— Ойва, чего тебе там надо? — грубо закричал он. — Куда я велел идти?
Девушка повиновалась — ушла прочь.
В полдень, когда вернулись охотники, Иосифа вывели на мороз.
Был солнечный день. Люди — все босиком — сгрудились вокруг большого плоского камня, на который поднялся старейшина.
— Этот человек убил нашего брата. Как чужеплеменник он заслуживает смерти. Прежде чем все мы сойдемся на тризну, почтим память убитого сородича, я хотел бы получить от вас ответ на вопрос: следует ли убийцу утопить в проруби или сбросить со скалы?
— Сбросить! — прокричал из толпы голос, который хорошо помнил Иосиф. Он увидел, наконец, воочию этого негодяя, волосатого типа с низким лбом и расширяющимися книзу челюстями.
«Сбросить, сбросить со скалы!» — повторили люди.
Иосиф не терял надежды, верил, что оправдается, ведь все было несправедливо.
И в самом деле раздался голос: «Пусть скажет чужеземец!»
«Может быть, это Ойва?» — подумал Иосиф.
— Братья, — воззвал старейшина. — Сегодня утром добрый дух, охраняющий наш род, трижды сказал мне: «Не слушайте человека, убившего вашего соплеменника, иначе навлечете на себя мор и пагубу!..» Мы должны слушаться доброго духа!..
Все было чудовищной ложью. Иосиф все еще не хотел верить, что люди так легко позволят обмануть себя.
— И еще сказал добрый дух, — продолжал старейшина: — «Разденьте догола убийцу, поставьте на краю пропасти, и пусть столкнет его колдун вашего рода. После этого дозволена общая трапеза…»
Вероятно, старейшина плел какую-то свою интригу, потому что эти слова вызвали недовольство.
Старший группы охотников поднялся на плоский камень.
— Братья, это нарушение!
— В чем дело? — закричали из толпы.
— В день свершения казни всякому человеку из рода, даже младенцу, запрещается прием пищи! Это неукоснительное установление предков, оно не может быть нарушено!.. Прежде чем решать о казни, старейшина обязан был собрать всех на обед. Теперь поздно, и я — по праву первого охотника — не стану делить пищу.
— Сами разделим! — заорал волосатый, с низким лбом человек. — Пора отменить обычай, осложняющий жизнь! Почему никто иной не вправе разделить пищу, кроме добытчика? Пусть это делает отныне и всегда старейшина!..
Поднялся шум, и трудно было определить, кого поддерживает большинство, охотника или старейшину с его прихлебателями.
— Тихо! — крикнул старший охотник. — Перебивший меня будет лишен пищи!.. Право на совет с добрыми духами рода имеет каждый из нас, но только совет колдуна обязателен для всех. Подавая советы от имени добрых духов, старейшина пренебрег заповедями предков. Он забыл и о том, что колдуну запрещено принимать участие как в сражениях, так и в казнях: теряет благоволение богов священник, обагривший руки кровью… Есть еще и другое, но я сдержу себя, чтобы не уронить авторитета старейшины.
— Говори! — послышались голоса. — Что у нас за старейшина, если он не знает обычаев или не хочет соблюдать их?
— Хорошо, я скажу… Обычай разрешает забрать любую вещь у поверженного противника, кроме его амулета. Когда же кого-либо казнят, будь то единоплеменник или чужак, никто не вправе посягнуть на его одежду. Она осквернена. Стало быть, раздеть догола этого человека можно только в том случае, если волю добрых духов, о которой поведал старейшина, подтвердит колдун.
— Ничего не знаю о такой воле, — пожал плечами колдун.
«Он знает, что я невиновен, знает, какой негодник старейшина, но молчит… Я, конечно, погибну, если не произойдет чуда, — подумал Иосиф. — И самое горькое — моя смерть ничего не изменит и не продвинет к правде этих бедных, обманутых людей…»
На казнь Иосифа повели трое палачей, которых назначил старейшина. Это были, видимо, его сообщники, от них нельзя было ожидать пощады.
Оставшиеся у пещеры молча глядели вслед.
«Меня ли вы казните, люди?» — хотелось крикнуть Иосифу, но губы его не слушались, он весь дрожал от холода.
Палачи и жертва медленно поднимались в гору по глубокому снегу. Впереди, опираясь на копье, ступал высокорослый детина, рыжий и, кажется, немой. Процессию замыкали два стражника.
Когда отошли от пещеры, стражники вытащили изо рта Иосифа кляп.
Иосиф приостановился, попробовал вдохнуть полной грудью, но в глазах помутилось, он едва не упал. Откашлялся, освобождаясь от противного волосяного остья.
— Прекрасный солнечный день, — сказал он, обращаясь к стражникам. — Я очень сожалею, братья, что из-за меня вы останетесь сегодня голодными.
— Скверный обычай, — проворчал один из стражников. — Все обычаи, которые трудно исполнять, должны быть отменены. Их придумали люди, которые жили, как звери.
— Ошибаешься, — возразил Иосиф, удивляясь, что как бы даже перестал чувствовать холод. — В обычае много смысла: какою бы справедливой ни казалась казнь, все же это одновременно и преступление со стороны тех, кто так или иначе допустил до казни. Бывает, что люди не разобрались, ошиблись, стали жертвой хитрости. Об этом и напоминает обычай…
— Не болтай! — закричал стражник, отчего-то обеспокоившись. — И какому дураку взбрело на ум сбрасывать убийцу? Не проще ли было бы связать его и кинуть с обрыва?.. После снегопадов здесь часто сходят лавины.
— Я не убийца, братья. Это ваш старейшина убийца. Он нарочно подстроил, чтобы я ни слова не сказал в свое оправдание. Но знайте, всех вас покарают боги за несправедливость.
— Нас не покарают, — сказал другой стражник. — Мы делаем то, что велит старейшина. Он отвечает перед богами, а мы отвечаем перед ним.
— Ошибаешься, брат. Это заблуждение — думать, что можно избежать ответственности перед богами. Все люди рождены равными — с равной ответственностью.
— Так только говорится, — сказал стражник, которому явно не хотелось приближаться к обрыву. — Все люди рождаются из одного места, но всем достаются разные места в жизни. Перед богами должны отвечать те, кто ближе к ним.
«Вот начало рабской психологии — неравенство, добровольное одобрение навязанного неравенства…»
Пора было подумать и о самом себе: надежда на чудесное освобождение таяла с каждым шагом.
Сердце переполнилось обидой. Какими ничтожными казались с высоты люди, все еще стоявшие у пещеры! Для них это был спектакль.
«В крайнем случае спрыгну с противоположной стороны склона, не доходя до отвесной скалы… Убьюсь, поломаю ноги, замерзну в снегу… А если не убьюсь?..»
Видимо, палачи догадывались о возможности побега: сузили треугольник, — Иосиф был в досягаемости их цепких жилистых рук.
«Помирать, так с музыкой…»
— Воз-мез-ди-е не-го-дя-ям! — внезапно, во весь голос закричал Иосиф.
Лица у стражников вытянулись: что-то, видимо, случилось. Иосиф вдруг заметил, что и он, и люди, которые вели его на казнь, начали сдвигаться со своего курса: вся снежная масса, висевшая на гребне горы, издавая странный звук, стала съезжать куда-то вбок; все быстрее и быстрее, — нечего было и мечтать выбраться из нее.
«Руки, связаны руки», — только и подумал Иосиф…
6
Сердце выскакивало из груди, мышцы напряглись до боли: Иосиф с трудом приходил в себя.
Над ним высилась не горная громада, и сам он лежал не на дне скалистого ущелья, засыпанного снежной лавиной, — над ним высились верхушки елей и слышался умиротворенный голос доктора Шубова:
— …Простейшее скольжение во времени. Но есть и более сложные способы, когда используется вся гамма средств. Можно конденсировать энергию ума и чувства, преобразовывать их в поля большой плотности, и тогда они вступают во взаимодействие с долгоживущей психической энергией, являющейся, говоря упрощенно, как бы зеркалом происшедшего, невостребованной библиотекой прошлых биоэнергетических импульсов… С помощью суперпсихотрона, который мне посчастливилось изобрести, но который так и не запатентован, потому что все еще не удается сделать хороший опытный образец, превращенную персонифицированную энергию можно передавать, «вживлять», вкладывать в любую особь. Но эти опыты пока крайне опасны своим непредсказуемым характером…
— Скажите, — испытывая головокружение, Иосиф боялся вывалиться из полотняного кресла, — я в самом деле только что был в ином времени?
— Разумеется, — кивнул доктор Шубов. — Если бы не моя подстраховка, ты наверняка разбился бы вдребезги. Не сомневайся, твои палачи погибли… Их тела были найдены в разгар лета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32