Состав помощников был понятен. Сухтелен уже имел дело с правительством республики, Орловский — тоже, а Имшенецкий являлся отрядным адъютантом, к тому же успевшим закончить ускоренные курсы при генеральном штабе.
Совещание получилось расширенным. Помимо правительства в полном составе здесь были временный начальник школы прапорщиков Либченко, выборные командиры обоих запасных полков — производивший впечатление вконец затюканного человека прапорщик Иванов и самодовольный писарь Нестеренко, а также угрюмый, под стать Муруленко, рабочий с абсолютно неподходящей ему фамилией Бородавкин. Последний оказался командиром самого большого отряда по борьбе с контрреволюцией.
При упоминании о должности Бородавкина офицеры поневоле скривились. Однако со своим уставом в чужой монастырь не ходят, пришлось терпеть и борца, раз его сочли нужным пригласить для определения взаимоотношений правительства и прибывшего отряда.
Судя по всему, обсуждение началось задолго до прибытия представителей бригады. Очень уж разгоряченные лица были у некоторых из членов правительства. Подобный эффект дает или спор, или прием алкоголя, но как-то неудобно думать о людях власти как о страдающих похмельем пьяницах.
— Мы тут немного посовещались, граждане, и решили, что нахождение на территории нашей республики вооруженных отрядов возможно лишь при выполнении нескольких условий, — с места в карьер объявил Шнайдер.
Всесвятский вздохнул. Было не ясно, то ли он не одобряет коллегу, то ли ему неловко за взятый тон.
— Так. Интересно, — без тени эмоций прокомментировал Аргамаков. — И каких?
— Первое — присяга на верность правительству Смоленской губернской республики, — произнес Шнайдер.
Чувствовалось, что именно этот пункт самого его волнует очень мало. Как истинный революционер, он вообще не верил всевозможным присягам и даже не старался этого скрыть.
Зато для офицеров условие прозвучало совсем иначе. Они невольно переглянулись, и выражение их лиц было при этом абсолютно одинаковым.
— Дальше, — на правах старшего ответил за всех Аргамаков.
— Полное и беспрекословное подчинение гражданину по обороне Муруленко, — отчеканил Шнайдер.
Трофим угрюмо взглянул на возможных подчиненных. На Орловском его взгляд задержался особо.
— Дальше.
— Избавление отряда от контрреволюционных элементов. Согласно положению республики — выборность начальства. Назначение в отряд комиссара правительства с правом решающего голоса во всех делах. Сдача лишнего оружия на городские склады.
— Все?
— В соответствии с последним решением, поддержанным всей армией Смоленской республики, с завтрашнего дня погоны и звания отменяются, — вместо Шнайдера докончил список Муруленко.
Всесвятский вновь вздохнул.
— На этих условиях мы готовы принять отряд на службу, — докончил Шнайдер и с торжеством посмотрел на офицеров. Мол, посмотрим, как вы выкрутитесь из этого положения!
— Так. Тогда отвечаю по пунктам. Бригада не нанимается на службу местным властям, так как служит не уезду или даже губернии, а только России. Поэтому присяга невозможна.
— Со временем наша республика расширится до всероссийского масштаба, — несколько напыщенно произнес Всесвятский.
Показалось или нет, но в глазах Шнайдера мелькнул огонек, словно он был очень доволен ответом полковника.
— Сожалеем, но как мы можем доверять вам без присяги? — произнес Яков. — Оба запасных полка уже принесли ее, скоро присягнет школа прапорщиков, и возникает резонный вопрос: почему отказываетесь не задумываете ли переворот?
— Так… — Выпад Якова Аргамаков проигнорировал. — Отвечаю на следующие пункты. Что там было дальше? Подчинение. Позвольте полюбопытствовать: какой у вашего господина по обороне чин? Надеюсь, не меньше генеральского.
Лицо Муруленко дернулось. В отличие от Шнайдера, он не умел контролировать свои эмоции, и все присутствующие отчетливо ощутили исходящую от Трофима злобу.
— Никаких чинов отныне не существует! Не за то мы боролись, чтобы нами по-прежнему помыкали разные офицеры!
— А за что же, черти бы вас побрали? За то, чтобы помыкать самим? — холодно осведомился молчавший до сих пор Сухтелен.
— У гражданина Муруленко большой опыт революционной борьбы, — заметил Шнайдер. — Вряд ли кто из вашего отряда может похвалиться чем-то подобным.
При этом он кинул невольный взгляд на своего бывшего приятеля.
— Что-то я не заметил, чтобы опыт борьбы помог вашему революционеру отразить вчерашнее нападение банды. Более того, пройдя с отрядом весь город, я вообще не видел господина Муруленко ни во главе запасных полков, которые дали присягу на верность, а воевать не стали, ни во главе какой-нибудь самой захудалой группки… — Аргамаков понимал, что злить самозваное правительство не стоит, но поделать с собой ничего не мог. Он был солдатом и не привык лебезить перед начальством подлинным, тем более — мнимым.
— Я тебя тоже не видал. — Муруленко смотрел на полковника с откровенной ненавистью.
— Граждане, не ссорьтесь, — торопливо произнес Всесвятский. — Стыдно! В тот час, когда революция в опасности, надо все силы бросить на ее защиту.
— А дабы избежать в решающий момент предательства, необходимо тщательно просеять ряды на предмет всевозможных реакционных элементов. В противном случае мы не избежим удара в спину, — вставил слово Шнайдер.
— Почему бы в таком случае не начать с правительства? — поинтересовался Орловский. — Разве попытка разоружить перед боем школу прапорщиков, кстати, единственную часть в Смоленске, которая сопротивлялась до конца, не является изменой? И почему бандиты, подошедшие к этому самому зданию, смогли не только выдать себя за отряд правительства, но и безошибочно назвать пароль, который должны были знать лишь два человека? Я понимаю: можно заподозрить меня, однако именно я в тот момент руководил обороной. На юридическом языке подобное, насколько помнится, называется алиби. У тебя-то, Яша, оно есть?
Отправляясь сюда, он не думал в открытую конфликтовать с бывшим соратником. Более того, закономерные подозрения разбивались о не менее закономерные возражения. Яшка ведь сам попросил его обязательно удержать правительственную резиденцию, так зачем ему в тот же самый момент способствовать ее падению? Нелогично. И потому Георгий обязательно бы промолчал, попробовал бы сначала узнать окольными путями побольше о том, где Шнайдер находился в роковую ночь. Только очень уж нагло вел себя стародавний приятель. Настолько нагло, что молчать стало невозможно.
— Сам запустил бандитов, а теперь обвиняешь меня? — удивился Яшка.
— Запустил. Чтобы они из меня потроха вытянули. Ври, да не завирайся. Я в здании был. А ты?
— Я пробирался в отряд гражданина Бородавкина. А потом совместно с его командиром руководил боевыми действиями. Правда, Ваня?
Бородавкин кивнул.
— Где действовать изволили? Ни здесь, ни у школы вас никто не видел.
— Мы начали от окраины, — уточнять, от которой именно, Шнайдер не стал.
— Граждане! — вновь просительно вымолвил Всесвятский. — Мы не для того собрались, чтобы обвинять друг друга в измене!
— Так, вопрос о проверках отметается, — заметил Аргамаков. — В связи с возникшими подозрениями.
Тут он был прав. Слова Орловского вызвали у некоторых из граждан правительства недоверие к коллеге. Пусть не сильное, но все-таки…
— Вопрос о выборном начале мы также пропускаем. Бригада существует по дореволюционному уставу, а в нем никаких выборов не предусмотрено. Что до погон, то не вы их дали, не вам и снимать. И никакого комиссара ни с правом голоса, ни без такового права. Более того, любая попытка вмешательства во внутренние дела моей части будет расцениваться как предательство по отношению к России. Со всеми вытекающими последствиями, — Аргамаков не говорил, а вбивал фразы в головы слушателей.
— Что я говорил! Они хотят всех нас под свой сапог загнать! — Муруленко с чувством ударил кулаком по собственному колену.
— Подчинение вашему господину от обороны, доказавшему полную некомпетентность при нападении разбойников, абсурдно, так как грозит поражением в первом же бою, — словно не замечая сказанного, продолжил Аргамаков. — Поэтому вопрос о дальнейшем сотрудничестве на ваших условиях невозможен. Бригада отдохнет в Смоленске несколько дней и двинется дальше. Туда, где зарождается начало общероссийской власти. Последнее, что хочу сказать: в ближайшее время на город нападет гораздо более серьезная банда, имеющая, помимо всего прочего, тяжелое вооружение. Поэтому настоятельно рекомендую всерьез подготовиться к отпору. А как — это ваше дело. Вопреки вашему собственному желанию спасать вас мы не будем.
Напоминание о новой угрозе сразу подействовало на умеренных граждан правительства. Тут от предыдущей банды удалось избавиться разве что чудом. Если, конечно, считать за таковое своевременный подход бригады Аргамакова. Вот и напрашивалась поневоле мысль: а если она уйдет? Пережитое помнилось слишком хорошо, надежды же на своих, тут полковник был прав, не было никакой.
И если лицо Муруленко осветилось несвойственной ему радостью, то мнение большинства выразил гражданин по промышленности Сученников.
— Ну, это… Как же?.. Почему же?.. Позвольте…
«Баюн!» — с невольной усмешкой оценил ораторские способности Сученникова Орловский. Подполковник был полностью согласен с позицией своего командира. Принять условия правительства было равносильно роспуску отряда. Оставалось идти ва-банк. Или перед лицом угрозы «граждане» предпочтут иметь в городе реальную силу, или придется уходить туда, где можно принести реальную пользу.
— Послушайте. Я вас понимаю, однако и нас можно понять. Нахождение в городе войск, непонятно на каком основании, вдобавок никому не подчиненных, вызовет у населения целый ряд, не побоюсь этого слова, вопросов к правительству. Ведь тут можно предположить самые разные варианты. Получается какое-то двоевластие. Хотя, конечно, вы оказали республике большую помощь, но все-таки… — расшифровал мысль коллеги Всесвятский.
— Бригада не претендует ни на какую власть, — отчеканил Аргамаков. — Более того, она никоим образом не намерена вмешиваться в ваши внутренние разборки, пытаться поддержать или, наоборот, убрать кого-нибудь из кандидатов. Тут речь о другом. Вы, граждане правители, похоже, элементарно не разбираетесь в военных проблемах. Любая армия может существовать лишь на основе дисциплины. В противном случае ее ценность равна ценности ваших запасных полков. Людей много, а толку от них… Бригада создана на добровольной основе людьми, согласными жить в определенных условиях, и никаких комиссаров и прочих контролеров в ней не предусмотрено. Точно так же мы не потерпим некомпетентного руководства. Могу предложить компромисс. Бригада выполняет поставленные перед ней правительством задачи по наведению порядка, но при условии полной оперативной свободы и невмешательстве во внутренние дела. Политика нас не касается.
— Что значит: оперативная свобода? — спросил Муруленко. — Или вы подчиняетесь, или нет.
— Дело правительства установить первоочередность задач. Мы же сами выбираем способы их решения, — пояснил Аргамаков.
— Способы определяю я. Так же, как и порядки. — Трофим посмотрел на офицеров с неприкрытой ненавистью.
— Порядки для всех одни. Не для того боролись и гнили в окопах… — попытался поддержать начальника командир запасного полка писарь Нестеренко, однако под взглядом Аргамакова стушевался и стих.
Остальные граждане на помощь своему коллеге не пришли. Даже Шнайдер, и тот молчал, хотя знающий его Орловский был уверен, что его старый знакомый задумал что-то новенькое. Это ведь тоже неплохой способ борьбы — не получается в лоб, найди способ воздействовать на противника исподтишка. В том же, что Яшка — враг, сомнения не было.
— Я думаю, мы можем пойти навстречу желаниям военных при условии их невмешательства во внутренние дела республики, — наконец изрек Всесвятский. — Учитывая несомненные заслуги в борьбе с вторгшейся бандой и необходимость иметь в распоряжении правительства воинскую силу.
— У нас уже есть сила, — вставил Муруленко. — Два запасных полка. Да и школа прапорщиков с сегодняшнего дня будет выполнять все получаемые распоряжения.
Он красноречиво посмотрел на Либченко. Новый начальник школы счел за лучшее промолчать. Если перед заседанием капитан, похоже, пошел на уступки гражданину по обороне, то теперь афишировать их не спешил.
— Вечером всех офицеров прошу на банкет по поводу победы, — на реплику гражданина по обороне Всесвятский внимания не обратил.
Впрочем, недоверия соратнику он тоже не высказал.
Дипломат!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Казармы копорцев были рассчитаны на полнокровный полк четырехбатальонного состава, поэтому места отряду хватало с избытком. Настолько, что здесь же устроили госпиталь.
В городе имелось достаточно медицинских учреждений, как бывших государственных, так и частных, созданных во время Великой войны, однако в Смоленске было неспокойно. В подобной обстановке лучше уж держать раненых рядом, чтобы не только лечить, но, при необходимости, и защитить их.
Помимо собственных пострадавших сюда же свезли юнкеров, солдат из бывшей группы Орловского, офицеров, ввязавшихся в схватку в разных районах города. Не так-то много их и было, только работы врачам хватало. Зато там же были барышни Дзелковского, что заставляло некоторых офицеров завидовать раненым.
А вот Раден вполне мог и не завидовать. Сам он в ночном бою не получил даже царапины, зато ему в любом случае надо было посетить лазарет. Там лежал Мезерницкий, однополчанин, тяжело раненный в тот день, когда гусары присоединились к бригаде.
Юный корнет был плох. Отряд поневоле был вынужден возить даже самых тяжелых из раненых с собой, что отнюдь не способствовало их выздоровлению. Но что оставалось делать, когда оставить кого-либо посреди взбудораженной людской стихии было равносильно смерти?
1 2 3 4 5 6 7