унитаз купить дешево в москве от 1800 руб
С другой стороны, осмысление всего, что относится к моему "я" таким образом - не "внешним", как предмет сам по себе, но "внутренним", как содержание сознания, или как конституированный предмет - в свою очередь, может быть положено в основание различия между "идеальным", моим "внутренним миром" и "реальным" предметным миром. Мои мысли, чувства, желания, интенции, разнородные содержания моего сознания - это то, что всегда "здесь" со мной в некоем предельном смысле, отличном от того, в котором могут пониматься как находящиеся "здесь" со мной предметы окружающего мира.
Мое тело пространственно тоже всегда здесь, но оно в то же время "вовне". Я могу его частично видеть, более того - я имею определенный, регулярно практикуемый - "обыденный" - взгляд на мое тело, так что в "поле зрения" попадают определенные его части. Мое тело представляет собой расширение пространственного горизонта моего "здесь" - мое "здесь" оказывается пространственно распределенным между различными "местами", которые непосредственно телесно ощущаются как различные места. В противоположность этому расширению, "здесь", из которого осуществляется видение в собственном смысле этого слова ("место" зрительных впечатлений), представляет собой пространственное сужение горизонта моего "здесь". Даже мое собственное тело по отношению к этому "здесь" "там". Однако, уместно все же полагать, что именно ощущение собственного тела задает ближайший пространственный горизонт моего "здесь": в этот горизонт входит все то, до чего я могу телесно "дотянуться", на что могу "воздействовать", соответствующим образом - тактильно - воспринимать. Другой пространственный горизонт моего "здесь" задается непосредственным "полем видения": сюда попадает все, что я актуально могу видеть воспринимать соответствующим образом. "Здесь" того, что я сейчас вижу, и "здесь" того, что сейчас находится в пределах моей телесной досягаемости, различны. Каждый пространственный горизонт моего "здесь" заданный телесно, зрительно, звуковыми впечатлениями и так далее - имеет также свое инструментальное расширение.
В каждом из обозначенных горизонтов пространственной ориентации мы имеем свой способ удостоверения в истинности чего-либо. Имея некий предмет в "поле зрения" и сомневаясь в отношении каких-то его деталей (например, если это дверь, то плотно ли она закрыта, или приоткрыта), мы можем присмотреться внимательнее, вглядеться и, таким образом, достичь новой зрительной очевидности по отношению к данному предмету. В горизонте, заданном зрительным восприятием, у нас "под рукой" только один способ удостоверения, но мы обретаем дополнительные возможности зрительного удостоверения, достижения зрительных очевидностей, расширяя соответствующий перцептивный горизонт за счет использования инструментов. Например, мы можем посмотреть на дверь в бинокль. Этот метод также относится к числу отработанных для данного типа объектов удостоверения; более того, если с помощью самого совершенного из оптических приборов оказывается возможным увидеть что-то такое в предмете, что опровергает прежде достигнутые очевидности, связанные с его актуальной данностью, то, пожалуй, именно очевидности второго типа, достигнутые инструментально, будут полагаться для данной ситуации предельными, если только под рукой (и в ближайшей перспективе, пока еещ значима интенция удостоверения) нет более совершенного в "инструментальном" (приближающем к объекту) смысле прибора. В случае тактильности взаимоотношение между телесным удостоверением и его инструментальным расширением несколько иное: вернее сказать, в ситуации удостоверения инструментальное расширение пространственного горизонта телесности не будет расширением возможностей удостоверения как в случае зрительного удостоверения. Более того, если что-то дано нам чисто тактильным образом и мы не можем на ощупь определить, что это за предмет, то нам бессмысленно тыкать в него палкой или циркулем: инструменты, пригодные для их телесного использования не "приблизят" к нам предмет так, как приближает его, скажем, бинокль, расширяя горизонт видимости. С другой стороны, здесь имеет место чисто пространственное расширение, но также пригодное для удостоверения: скажем, если рука не достает до какой-то поверхности, а необходимо выяснить, поверхность это или нет, то, достав до нее палкой и ощутив "рукой" твердость, мы достигаем желаемого результата и в то же время обнаруживаем, что палка функционировала в этой ситуации "как рука". Однако, часто единственный способ достичь ясности в той же ситуации, когда имеют место чисто тактильные данные и их первоначальная интерпретация вызывает сомнение обратиться к другому источнику впечатлений: например, открыть глаза или расспросить кого-нибудь об этом предмете. Между тем, как правило, именно телесный способ удостоверения расширяет возможности удостоверения во множестве жизненных ситуаций, когда сомнительным оказывается что-либо видимое (тогда как, скажем увидеть что-то чаще означает идентифицировать какие-либо звуковые данные, чем наоборот). Сколько бы мы не вглядывались, мы можем так и не понять, реален ли очаг или только нарисован на стене - пусть мы даже разглядываем его в лупу. Мы исчерпали зрительные способы удостоверения и нам остается только подойти ближе и потрогать то, относительно чего мы находимся в сомнении. В каждом таком случае, как и в случае адекватного использования инструментов, удостоверение означает "приближение" предмета; предмет становится для нас "досягаемым". Удостоверяясь тактильно, я делаю "там" предмета своим "здесь" в пространственном смысле. Удостоверяясь зрительно или инструментально, я расширяю горизонт своего "здесь", при том, что сам предмет все-таки остается тем, что находится "там". В этом смысле тактильное удостоверение по отношению к другим способам пространственного удостоверения можно обозначить как удостоверяющее "ближайшим образом", как удостоверяющее посредством изменения предметного местоположения (его "там" становится моим "здесь").
Самой "напряженной" и проблематичной ситуацией удостоверения, несомненно, представляется удостоверение в метапространственном горизонте: тот способ удостоверения, который здесь имеет место, если его рассматривать в чистом виде, уместно будет обозначить как "умозрительный". Какими способами мы можем "приблизить" идеальный предмет с целью его прояснения? Рассмотрим сперва синтетический случай удостоверения: "атомы", которые непосредственно не представлены ни в каком пространственном горизонте - их бытие в этом смысле идеально - мы можем увидеть в электронный микроскоп, приблизив их, таким образом, инструментально. Мы в этом "приближении" делаем "атомы" пространственными объектами, вводим их в горизонт пространственного удостоверения. Однако, совершенной ясности, как представляется, в этом (синтетическом) горизонте можно достичь, когда есть перспектива варьирования пространственных способов удостоверения - например, если бы была возможность пощупать атомы руками. В противном случае, в отношении того, представляют ли собой атомы пространственную реальность или "иллюзию" (в пространственном же смысле), будет сохраняться неопределенность. Принадлежит ли наблюдаемый в электронный микроскоп атом событию "наблюдения в микроскоп"? Восприятие объекта "накладывается" на восприятие инструмента, но эта ситуация не есть просто феномен многонаправленности сознания, а представляет собой специфическое единство инструментальной данности. "Событие атома" в смысле его восприятия как объекта "внешнего" мира есть также и "событие микроскопа"; очевидности "атомной" данности основываются на очевидностях "микроскопной" данности, хотя и не только на них, но и на том, что, например, предполагалось "здесь" (в ходе такого рода наблюдения) наличие "атома". Микромир в нашем сознании также неотделим от специфических инструментов его наблюдения-конституирования, как цвет от "органов зрения" (имеются в виду, конечно, значения, обуславливающие понимание объекта как "внешнего"), и так далее. Эта ситуация отсылает к более общей ситуации: способ данности объекта - то, "как" (в том числе, и "посредством чего") он стал содержанием сознания - есть конститутивный "момент" осмысления объекта, то есть, составляет часть его "значения". Соответственно, и приемлемые методы удостоверения во многих случаях основываются на этом опосредующем характере человеческих органов чувств и инструментов: это, что касается пространственного удостоверения, но зачастую такие опсредующие методы применяются и в метапространственном контексте. В имманентном времени конституирования предметного смысла того, что инструментально воспринимается - "перцепт" наблюдаемого объекта - неразрывно связан с "перцептом" инструмента наблюдения, лишь на концептуальном уровне - в интерпретации - эта связь понимается как связь опосредующего данность и опосредованной данности. Таким образом, очевидности "атома" отсылают к очевидностям "микроскопа" как к своему достаточному основанию в не меньшей степени, чем к очевидностям самого чистого сознания. При этом "атом" остается идеальным объектом - но то, что является здесь объектом наблюдения в электронный микроскоп, также полагается как "атом". Означает ли такая, обоснованная инструментально материализация атома, что идеальный объект "атом" с его описанными идеальными свойствами - теперь ни что иное, как модель или даже образ того самого, что можно наблюдать в микроскоп? Проблема здесь состоит в том, что признаваемая связь микроскопа с объектом наблюдения как чисто опосредующая некую другую реальность актуально не верифицируема, поскольку никак иначе "проникнуть" в эту реальность мы не в состоянии (соответственно, не верифицируем и статус наблюдаемого в микроскоп как особой "реальности" - микромира): таким образом, микромир продолжает оставаться идеальным объектом. Во многих же случаях метапространственного удостоверения мы вообще не можем "приблизить" идеальный предмет путем его пространственной или инструментальной "материализации". Между тем, к "метапространственному удостоверению" мы вынуждены обращаться всякий раз, когда критический разум не удовлетворяется очевидностями, достигнутыми в отношении предмета в горизонте его пространственного удостоверения - очевидностями, которые можно обозначить общим термином (характеризующим их соответствующим образом по способу обнаружения этих очевидностей) - "очевидности присутствия". Эти очевидности говорят нам о том, что предмет "здесь" в специфическом смысле его актуального присутствия в нашем рассмотрении: это "здесь" имеет не пространственное, а скорее, метапространственное значение. Эти очевидности по существу - как показал Э. Гуссерль в "Идеях..." - ничего не говорят нам о реальности или идеальности предмета, о том, каким образом он есть, если мы не привлекаем в ситуацию, в которой актуально опираемся на очевидность реальности или идеальности существования соответствующего предмета, каких-либо других "очевидностей" - проясненных или нет, достигнутых в каком-либо критическом рассмотрении или просто принятых на веру. Эти очивидности суть предметные самоданности, которые в определенной критической ситуации сами представляют собой удостоверения в том, что предмет "имеет место".
Если относительно "реальности" или "иллюзорности" в пространственном смысле горизонт тактильности представляет собой актуальный предел наших возможностей удостоверения - дальше все зависит от принятой "системы верований" или от "установки сознания" по отношению к данному роду предметов - то относительно истинности некоего положения дел вообще (если вопрос о его истинности не подразумевает вопроса о его "реальности" в пространственном смысле) существующие "пределы" - иного рода. Это умозрительные пределы: в качестве примера такого предельного усмотрения можно привести очевидную внутреннюю непротиворечивость некоего положения дел. Независимо от того, какое значение мы придаем этому типу "чисто внутренних" (в отличие от "внешних", пространственных) усмотрений - придаем ли мы им значение интеллектуальных интуиций или дедукций или какое бы-то ни было еще (в смысле того, как соответствующая "очевидность" достигнута) - мы здесь имеем дело с предельным способом удостоверения. Он не "отработан" в обыденной практике так, как отработаны методы пространственного удостоверения, но он в некотором смысле универсален, поскольку применим фактически к любой ситуации удостоверения и представляет собой в каждом случае действительно предельное выполнение интенции удостоверения: дальше вопрос может быть только снят, если он не разрешен. Горизонт чисто умозрительных удостоверений, очевидно, не может быть расширен ни за счет обращения к пространственным способам удостоверения (поскольку чисто идеальный объект метапространственного рассмотрения не представлен пространственно), ни за счет применения инструментов. Единственный доступный здесь способ расширения горизонта удостоверения - его интерсубъективное расширение: обращение к опыту Других, к опыту сообщества мыслящих индивидуумов, наконец, к опыту общезначимости, имеющему смысл только в контексте бытия такого сообщества. Опыт Других значительно расширяет наш горизонт "мировидения", он указывает нам на новые предметы и, в частности, на новые аспекты того, что требует удостоверения. Но означает ли такое расширение горизонта также и "приближение" требующего удостоверения предмета, хотя бы в таком же смысле, в каком мы "приближаем" к себе видимый предмет, ощупывая его руками? Ответ на этот вопрос представляется взаимоувязанным с пониманием того, насколько вообще достоверной оказывается для нас общая аналогия и частные усмотрения "подобия" и "родства" моего Я и Других Я, лежащая в основании понимания "интурсубъективности" как конститутивной основы "окружающего мира" и как "внешнего" источника истинности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Мое тело пространственно тоже всегда здесь, но оно в то же время "вовне". Я могу его частично видеть, более того - я имею определенный, регулярно практикуемый - "обыденный" - взгляд на мое тело, так что в "поле зрения" попадают определенные его части. Мое тело представляет собой расширение пространственного горизонта моего "здесь" - мое "здесь" оказывается пространственно распределенным между различными "местами", которые непосредственно телесно ощущаются как различные места. В противоположность этому расширению, "здесь", из которого осуществляется видение в собственном смысле этого слова ("место" зрительных впечатлений), представляет собой пространственное сужение горизонта моего "здесь". Даже мое собственное тело по отношению к этому "здесь" "там". Однако, уместно все же полагать, что именно ощущение собственного тела задает ближайший пространственный горизонт моего "здесь": в этот горизонт входит все то, до чего я могу телесно "дотянуться", на что могу "воздействовать", соответствующим образом - тактильно - воспринимать. Другой пространственный горизонт моего "здесь" задается непосредственным "полем видения": сюда попадает все, что я актуально могу видеть воспринимать соответствующим образом. "Здесь" того, что я сейчас вижу, и "здесь" того, что сейчас находится в пределах моей телесной досягаемости, различны. Каждый пространственный горизонт моего "здесь" заданный телесно, зрительно, звуковыми впечатлениями и так далее - имеет также свое инструментальное расширение.
В каждом из обозначенных горизонтов пространственной ориентации мы имеем свой способ удостоверения в истинности чего-либо. Имея некий предмет в "поле зрения" и сомневаясь в отношении каких-то его деталей (например, если это дверь, то плотно ли она закрыта, или приоткрыта), мы можем присмотреться внимательнее, вглядеться и, таким образом, достичь новой зрительной очевидности по отношению к данному предмету. В горизонте, заданном зрительным восприятием, у нас "под рукой" только один способ удостоверения, но мы обретаем дополнительные возможности зрительного удостоверения, достижения зрительных очевидностей, расширяя соответствующий перцептивный горизонт за счет использования инструментов. Например, мы можем посмотреть на дверь в бинокль. Этот метод также относится к числу отработанных для данного типа объектов удостоверения; более того, если с помощью самого совершенного из оптических приборов оказывается возможным увидеть что-то такое в предмете, что опровергает прежде достигнутые очевидности, связанные с его актуальной данностью, то, пожалуй, именно очевидности второго типа, достигнутые инструментально, будут полагаться для данной ситуации предельными, если только под рукой (и в ближайшей перспективе, пока еещ значима интенция удостоверения) нет более совершенного в "инструментальном" (приближающем к объекту) смысле прибора. В случае тактильности взаимоотношение между телесным удостоверением и его инструментальным расширением несколько иное: вернее сказать, в ситуации удостоверения инструментальное расширение пространственного горизонта телесности не будет расширением возможностей удостоверения как в случае зрительного удостоверения. Более того, если что-то дано нам чисто тактильным образом и мы не можем на ощупь определить, что это за предмет, то нам бессмысленно тыкать в него палкой или циркулем: инструменты, пригодные для их телесного использования не "приблизят" к нам предмет так, как приближает его, скажем, бинокль, расширяя горизонт видимости. С другой стороны, здесь имеет место чисто пространственное расширение, но также пригодное для удостоверения: скажем, если рука не достает до какой-то поверхности, а необходимо выяснить, поверхность это или нет, то, достав до нее палкой и ощутив "рукой" твердость, мы достигаем желаемого результата и в то же время обнаруживаем, что палка функционировала в этой ситуации "как рука". Однако, часто единственный способ достичь ясности в той же ситуации, когда имеют место чисто тактильные данные и их первоначальная интерпретация вызывает сомнение обратиться к другому источнику впечатлений: например, открыть глаза или расспросить кого-нибудь об этом предмете. Между тем, как правило, именно телесный способ удостоверения расширяет возможности удостоверения во множестве жизненных ситуаций, когда сомнительным оказывается что-либо видимое (тогда как, скажем увидеть что-то чаще означает идентифицировать какие-либо звуковые данные, чем наоборот). Сколько бы мы не вглядывались, мы можем так и не понять, реален ли очаг или только нарисован на стене - пусть мы даже разглядываем его в лупу. Мы исчерпали зрительные способы удостоверения и нам остается только подойти ближе и потрогать то, относительно чего мы находимся в сомнении. В каждом таком случае, как и в случае адекватного использования инструментов, удостоверение означает "приближение" предмета; предмет становится для нас "досягаемым". Удостоверяясь тактильно, я делаю "там" предмета своим "здесь" в пространственном смысле. Удостоверяясь зрительно или инструментально, я расширяю горизонт своего "здесь", при том, что сам предмет все-таки остается тем, что находится "там". В этом смысле тактильное удостоверение по отношению к другим способам пространственного удостоверения можно обозначить как удостоверяющее "ближайшим образом", как удостоверяющее посредством изменения предметного местоположения (его "там" становится моим "здесь").
Самой "напряженной" и проблематичной ситуацией удостоверения, несомненно, представляется удостоверение в метапространственном горизонте: тот способ удостоверения, который здесь имеет место, если его рассматривать в чистом виде, уместно будет обозначить как "умозрительный". Какими способами мы можем "приблизить" идеальный предмет с целью его прояснения? Рассмотрим сперва синтетический случай удостоверения: "атомы", которые непосредственно не представлены ни в каком пространственном горизонте - их бытие в этом смысле идеально - мы можем увидеть в электронный микроскоп, приблизив их, таким образом, инструментально. Мы в этом "приближении" делаем "атомы" пространственными объектами, вводим их в горизонт пространственного удостоверения. Однако, совершенной ясности, как представляется, в этом (синтетическом) горизонте можно достичь, когда есть перспектива варьирования пространственных способов удостоверения - например, если бы была возможность пощупать атомы руками. В противном случае, в отношении того, представляют ли собой атомы пространственную реальность или "иллюзию" (в пространственном же смысле), будет сохраняться неопределенность. Принадлежит ли наблюдаемый в электронный микроскоп атом событию "наблюдения в микроскоп"? Восприятие объекта "накладывается" на восприятие инструмента, но эта ситуация не есть просто феномен многонаправленности сознания, а представляет собой специфическое единство инструментальной данности. "Событие атома" в смысле его восприятия как объекта "внешнего" мира есть также и "событие микроскопа"; очевидности "атомной" данности основываются на очевидностях "микроскопной" данности, хотя и не только на них, но и на том, что, например, предполагалось "здесь" (в ходе такого рода наблюдения) наличие "атома". Микромир в нашем сознании также неотделим от специфических инструментов его наблюдения-конституирования, как цвет от "органов зрения" (имеются в виду, конечно, значения, обуславливающие понимание объекта как "внешнего"), и так далее. Эта ситуация отсылает к более общей ситуации: способ данности объекта - то, "как" (в том числе, и "посредством чего") он стал содержанием сознания - есть конститутивный "момент" осмысления объекта, то есть, составляет часть его "значения". Соответственно, и приемлемые методы удостоверения во многих случаях основываются на этом опосредующем характере человеческих органов чувств и инструментов: это, что касается пространственного удостоверения, но зачастую такие опсредующие методы применяются и в метапространственном контексте. В имманентном времени конституирования предметного смысла того, что инструментально воспринимается - "перцепт" наблюдаемого объекта - неразрывно связан с "перцептом" инструмента наблюдения, лишь на концептуальном уровне - в интерпретации - эта связь понимается как связь опосредующего данность и опосредованной данности. Таким образом, очевидности "атома" отсылают к очевидностям "микроскопа" как к своему достаточному основанию в не меньшей степени, чем к очевидностям самого чистого сознания. При этом "атом" остается идеальным объектом - но то, что является здесь объектом наблюдения в электронный микроскоп, также полагается как "атом". Означает ли такая, обоснованная инструментально материализация атома, что идеальный объект "атом" с его описанными идеальными свойствами - теперь ни что иное, как модель или даже образ того самого, что можно наблюдать в микроскоп? Проблема здесь состоит в том, что признаваемая связь микроскопа с объектом наблюдения как чисто опосредующая некую другую реальность актуально не верифицируема, поскольку никак иначе "проникнуть" в эту реальность мы не в состоянии (соответственно, не верифицируем и статус наблюдаемого в микроскоп как особой "реальности" - микромира): таким образом, микромир продолжает оставаться идеальным объектом. Во многих же случаях метапространственного удостоверения мы вообще не можем "приблизить" идеальный предмет путем его пространственной или инструментальной "материализации". Между тем, к "метапространственному удостоверению" мы вынуждены обращаться всякий раз, когда критический разум не удовлетворяется очевидностями, достигнутыми в отношении предмета в горизонте его пространственного удостоверения - очевидностями, которые можно обозначить общим термином (характеризующим их соответствующим образом по способу обнаружения этих очевидностей) - "очевидности присутствия". Эти очевидности говорят нам о том, что предмет "здесь" в специфическом смысле его актуального присутствия в нашем рассмотрении: это "здесь" имеет не пространственное, а скорее, метапространственное значение. Эти очевидности по существу - как показал Э. Гуссерль в "Идеях..." - ничего не говорят нам о реальности или идеальности предмета, о том, каким образом он есть, если мы не привлекаем в ситуацию, в которой актуально опираемся на очевидность реальности или идеальности существования соответствующего предмета, каких-либо других "очевидностей" - проясненных или нет, достигнутых в каком-либо критическом рассмотрении или просто принятых на веру. Эти очивидности суть предметные самоданности, которые в определенной критической ситуации сами представляют собой удостоверения в том, что предмет "имеет место".
Если относительно "реальности" или "иллюзорности" в пространственном смысле горизонт тактильности представляет собой актуальный предел наших возможностей удостоверения - дальше все зависит от принятой "системы верований" или от "установки сознания" по отношению к данному роду предметов - то относительно истинности некоего положения дел вообще (если вопрос о его истинности не подразумевает вопроса о его "реальности" в пространственном смысле) существующие "пределы" - иного рода. Это умозрительные пределы: в качестве примера такого предельного усмотрения можно привести очевидную внутреннюю непротиворечивость некоего положения дел. Независимо от того, какое значение мы придаем этому типу "чисто внутренних" (в отличие от "внешних", пространственных) усмотрений - придаем ли мы им значение интеллектуальных интуиций или дедукций или какое бы-то ни было еще (в смысле того, как соответствующая "очевидность" достигнута) - мы здесь имеем дело с предельным способом удостоверения. Он не "отработан" в обыденной практике так, как отработаны методы пространственного удостоверения, но он в некотором смысле универсален, поскольку применим фактически к любой ситуации удостоверения и представляет собой в каждом случае действительно предельное выполнение интенции удостоверения: дальше вопрос может быть только снят, если он не разрешен. Горизонт чисто умозрительных удостоверений, очевидно, не может быть расширен ни за счет обращения к пространственным способам удостоверения (поскольку чисто идеальный объект метапространственного рассмотрения не представлен пространственно), ни за счет применения инструментов. Единственный доступный здесь способ расширения горизонта удостоверения - его интерсубъективное расширение: обращение к опыту Других, к опыту сообщества мыслящих индивидуумов, наконец, к опыту общезначимости, имеющему смысл только в контексте бытия такого сообщества. Опыт Других значительно расширяет наш горизонт "мировидения", он указывает нам на новые предметы и, в частности, на новые аспекты того, что требует удостоверения. Но означает ли такое расширение горизонта также и "приближение" требующего удостоверения предмета, хотя бы в таком же смысле, в каком мы "приближаем" к себе видимый предмет, ощупывая его руками? Ответ на этот вопрос представляется взаимоувязанным с пониманием того, насколько вообще достоверной оказывается для нас общая аналогия и частные усмотрения "подобия" и "родства" моего Я и Других Я, лежащая в основании понимания "интурсубъективности" как конститутивной основы "окружающего мира" и как "внешнего" источника истинности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22