И по традиции, одновременно и трогательной и забавной, не с одной только жатвы взимается эта церковная доля в одну двадцать шестую.Вот почему Том Арше ничуть не был удивлен, когда по окончании обряда пастор громко произнес:— Этот ребенок, Том Арше, принадлежит церкви. Хотя он является крестником крестного отца и крестной матери, избранных для него вами, я также являюсь теперь его восприемником! Разве дети — не урожай в семье? Так вот, поскольку вы отдаете мне каждый свой двадцать шестой сноп хлеба, церковь предъявляет сегодня свои права и на вашего двадцать шестого ребенка.— Мы признаем это ее право, святой отец, — ответил Том Арше, — жена моя и я охотно подчиняемся ему!Тут ребенок был отнесен в дом священника, где его торжественно приняли.Согласно традиции внесения церковной доли маленький Жан принадлежал теперь церкви и как ее дитя будет воспитываться отныне на средства прихода.Когда шествие двинулось в обратный путь к ферме «Шипоган», раздались сотни радостных здравиц в честь Тома и Катерины Арше. Глава XIПОСЛЕДНИЙ ИЗ САГАМОРОВ На следующий день торжества возобновились. С раннего утра в церковь отправилась новая процессия. Та же суета царила при выходе, то же оживление по возвращении.Семнадцатилетний Клеман и шестнадцатилетняя Сесиль Арше, один весь в черном — настоящий маленький мужчина, другая в белом платье, словно маленькая невеста, были одними из первых, пришедших на конфирмацию с соседних ферм. Хотя остальные «абитаны» были не столь богаты потомством, как Том Арше из «Шипогана», они все же имели довольно-таки значительное количество отпрысков. Графство Лапрери поистине сподобилось Божьего благословения и в этом отношении могло соперничать с самыми густонаселенными местами Новой Шотландии.В этот день Пьер уже не увидел того незнакомца, присутствие которого обеспокоило его накануне. В самом деле, агент исчез. Не заподозрил ли он чего-либо насчет Жана Безымянного? Не отправился ли сделать донесение главе полиции в Монреале? Это, несомненно, скоро станет известно.Когда семейство возвратилось на ферму, оставалось только сесть за праздничный стол. Все уже было готово благодаря многочисленным распоряжениям, полученным Томом Арше от Катерины. Ему пришлось заниматься поочередно столом, буфетом, погребом, кухней — с помощью сыновей, конечно, которым перепала немалая доля материнских окриков.— Надо приучать их ко всему! — частенько повторяла Катерина. — Когда обзаведутся своим хозяйством, все будет для них привычным делом.Поистине отличная школа.Но если пришлось так много суетиться ради сегодняшнего праздничного завтрака, то можно представить себе, что предстояло ради завтрашнего пира! Обеденный стол надо будет накрыть на сто персон! Да! Именно столько, считая родителей новобрачного и его друзей с округи. Не забыть еще о мэтре Нике и его младшем клерке, которых ожидали в тот день для подписания брачного контракта. Несравненная свадьба, на которой фермер Арше собирался соперничать с фермером Гамаче времен Сервантеса!Но это было дело завтрашнего дня, сегодня же речь шла о том, чтобы оказать хороший прием нотариусу. Один из сыновей Арше должен был отправиться за ним в семейном экипаже в Лапрери ровно к трем часам.Катерина сочла своим долгом напомнить мужу, что этот замечательный человек любит поесть, и к тому же знает толк в еде и что она даже слышать не может — это была ее обычная манера давать распоряжения домашним — она даже слышать не может о том, чтобы праздничный стол не ломился от угощений.— Так он будет ломиться, — заверил ее фермер. — Можешь быть спокойна, лапушка моя Катерина.— Нет, я неспокойна, — отвечала матрона, — и не успокоюсь до тех пор, пока все не будет сделано! Всегда в последний момент чего-нибудь да не хватает, а я даже слышать об этом не могу!Том Арше вернулся к своим делам, приговаривая:— Славная женщина! Чересчур предусмотрительная, конечно!.. «Она даже слышать не может»... Однако будьте уверены, со слухом у нее все в порядке.А де Водрель и Клара еще накануне смогли подробно расспросить Жана о его походе по графствам Нижней Канады и со своей стороны поведали молодому патриоту, что сделал комитет в «Монкальме» после его отъезда. Андре Фарран, Уильям Клерк и Винсент Годж часто приезжали на виллу; адвокат Себастьян Грамон также посетил де Водреля, после чего отправился в Квебек, где должен был встретиться с главными депутатами оппозиции.В тот день после праздничного завтрака, который был подан по возвращении из церкви, де Водрель пожелал воспользоваться экипажем, чтобы съездить в Лапрери. Он успел бы переговорить там с председателем местного комитета и возвратиться обратно вместе с нотариусом, прибывающим для подписания контракта.Клара и Жан решили проводить де Водреля, и они втроем пошли по идущей из «Шипогана» красивой дороге, обсаженной большими вязами, вдоль берега быстрой речушки, впадающей в реку Св. Лаврентия. Они ушли далеко вперед по дороге, и экипаж нагнал их уже в полумиле от фермы.Де Водрель устроился на сиденье рядом с Пьером Арше, лошади побежали бойкой рысью, и скоро экипаж исчез из виду.

А Жан и Клара повернули назад, взбираясь в гору под сенью безмолвных тенистых деревьев, густо растущих по берегам речушки. Ничто не мешало им на пути — ни кусты, ни ветви, которые в канадских лесах растут вверх, вместо того чтобы ниспадать до земли. Время от времени вдалеке слышался стук топора «лембермена»-лесоруба. В отдалении раздавались также одиночные выстрелы, и иногда в зарослях кустарника появлялась пара лосей, преодолевавших препятствия одним прыжком. Но ни охотники, ни дровосеки не выходили из густой чащи леса, и молодые люди шли в сторону фермы в полном уединении.Скоро им предстояла разлука!.. Где они смогут увидеться снова, когда? Сердца их горестно сжимались при мысли о скором расставании.— Вы не собираетесь в ближайшее время побывать на вилле «Монкальм»? — спросила Клара.— За домом господина де Водреля, должно быть, особо следят, — ответил Жан, — поэтому в его интересах, чтобы о наших связях не знали.— И, тем не менее, вы ведь не можете искать прибежище в Монреале?— Нет, хотя, быть может, в большом городе гораздо легче скрыться. Я был бы в большей безопасности в доме Винсента Годжа, или Фаррана, или Клерка, чем на вилле «Монкальм»...— Но не были бы приняты лучше! — ответила девушка.— Я это знаю и никогда не забуду, что в те дни, которые я провел там подле вас, ваш отец и вы обращались со мною как с сыном, как с братом!— Это наш долг, — ответила Клара. — Быть соединенными одним патриотическим чувством — разве это не то же, что быть связанными кровными узами? Иногда мне кажется, что вы всегда являлись членом нашей семьи. И теперь, если вы совсем одиноки на свете...— Одинок на свете, — повторил Жан, опустив голову. — Да, одинок... одинок!..— Тогда пусть после победы общего дела наш дом станет вашим домом! Ну, а пока я понимаю, что вы ищете более надежного убежища, чем вилла «Монкальм». И кстати, вы его найдете, вряд ли отыщется хоть один канадец, двери дома которого не откроются перед изгнанником...— Такого не найдется, я знаю, — ответил Жан, — как и не найдется низкой души, чтобы предать меня.— Предать вас! — воскликнула Клара. — Нет! Время предательств прошло. Во всей Канаде больше не найти ни такого, как Блэк, ни такого, как Симон Моргаз.Это имя, произнесенное с отвращением, вызвало краску на лице молодого человека, и ему пришлось отвернуться, чтобы скрыть свое замешательство. Клара де Водрель ничего не заметила, но когда Жан вновь повернулся к ней, лицо его выражало такое страдание, что она обеспокоенно воскликнула:— Боже мой! Что с вами?— Ничего... это ничего! — ответил Жан. — Сердцебиение, иногда такое случается... Кажется, сердце готово разорваться. Ничего, уже прошло.Клара посмотрела на него долгим взглядом, как бы пытаясь прочесть его сокровенные мысли.Тогда он снова заговорил, желая сменить тему столь мучительного для него разговора:— Вернее всего для меня будет укрыться в какой-нибудь деревне соседнего графства, откуда я смогу связываться с господином де Водрелем и его друзьями...— Но не слишком далеко от Монреаля? — заметила Клара.— Да, — ответил Жан, — весьма вероятно, что восстание вспыхнет в окрестных приходах. Впрочем, не так уж важно, куда я отправлюсь.— Может, — снова заговорила Клара, — ферма «Шипоган» окажется для вас надежным убежищем?— Да... возможно.— Вас было бы трудно обнаружить среди многочисленной семьи нашего фермера...— Несомненно, но, если это произойдет, Тому Арше не поздоровится. Он ведь не знает, что я — Жан Безымянный, за голову которого назначено вознаграждение...— Так вы полагаете, — живо откликнулась Клара, — что, если он вдруг об этом узнает, он станет колебаться...— Нет, конечно! — сказал Жан. — Ведь он и его сыновья — патриоты! Я испытал их в деле... Но мне бы не хотелось, чтобы Том Арше стал жертвой своей привязанности ко мне. Ведь если полиция найдет меня у него в доме, его арестуют!.. Только не это! Лучше уж мне сдаться...— Вам сдаться! — прошептала Клара так горестно, что голос выдал ее душевные муки.Жан опустил голову. Он хорошо понимал, какому чувству поддался помимо своей воли, какая нить все крепче соединяла его с Кларой де Водрель. А имел ли он право любить эту девушку? Любовь сына Симона Моргаза!.. Какой позор!.. Позор и предательство, ведь он не сказал ей, из какой он семьи!.. Нет!.. Надо бежать от нее, никогда не видеть ее больше!.. И, взяв себя в руки, он сказал:— Завтра ночью я покину ферму «Шипоган» и появлюсь снова только тогда, когда пробьет час битвы. Тогда мне не надо будет больше прятаться.Лицо Жана Безымянного, оживившееся на мгновение, снова стало, как всегда, спокойным.Клара глядела на него с невыразимой грустью. Ей хотелось бы глубже проникнуть в жизнь этого молодого патриота. Но как расспрашивать его, не ранив каким-нибудь неосторожным вопросом?Однако, протянув ему руку, которой он едва коснулся, она сказала:— Жан, простите меня, если моя симпатия к вам заставляет меня забыть о сдержанности!.. Но в вашей жизни есть какая-то тайна... есть тяжкое прошлое!.. Жан, вы много страдали?— Много, — ответил Жан.И, словно желая сгладить это невольное признание, тотчас добавил:— Да, много страдал... потому что я не смог еще принести моей стране того блага, которого она вправе ожидать от меня.— Вправе ожидать... — повторила девушка, — вправе ожидать от вас?..— Да... от меня, — ответил Жан, — как и от всех канадцев, долг которых — пожертвовать собою, чтобы вернуть своей стране независимость.Девушка отчетливо уловила, сколько тоски скрывалось под этими патриотическими словами. Она хотела бы знать ее причину, чтобы разделить и, быть может, успокоить ее. Но что могла она сделать, если Жан упорно давал лишь уклончивые ответы?И все же Клара сочла своим долгом добавить:— Жан, я надеюсь, что дело нации скоро восторжествует. Этой победой оно будет в особенности обязано вашей преданности, вашему мужеству, той страсти, которую вы сумели внушить его приверженцам. И тогда вы будете иметь право на их признательность...— Их признательность, Клара де Водрель? — повторил Жан, резко отшатнувшись. — Нет!.. Никогда!— Никогда?.. Если франко-канадцы, которым вы вернете свободу, попросят вас встать во главе их...— Я откажусь.— Вы не сможете этого сделать!..— Откажусь, говорю я вам! — повторил Жан так твердо, что Клара даже опешила. И тут, уже мягче, он добавил:— Клара де Водрель, мы не можем предвидеть будущего. Я надеюсь, однако, что события обернутся благоприятным для нашего дела образом. Но для меня лучше всего было бы погибнуть, защищая его...— Погибнуть!.. Вам!.. — воскликнула девушка, и глаза ее наполнились слезами. — Погибнуть, Жан? А как же ваши друзья?— Друзья!.. Мои!.. Друзья! — пробормотал Жан. При этом вид у него был как у отверженного, позорная жизнь которого исторгла его из общества людей.— Жан, — снова заговорила барышня де Водрель, — вы когда-то ужасно страдали и страдаете до сих пор. Ваше положение еще более тягостно, оттого что вы не можете... нет! — не хотите довериться кому бы то ни было... даже мне, хотя я с радостью приняла бы участие в ваших бедах. Ну, хорошо... я умею ждать и прошу у вас лишь одного — верить в мою дружбу...— В вашу дружбу! — прошептал Жан.И отступил на несколько шагов, словно и дружба с ним могла запятнать эту чистую девушку.А ведь единственным утешением, которое могло помочь молодому человеку переносить его тягостное существование, была обретенная любовь Клары де Водрель. Все время, проведенное на вилле «Монкальм», он чувствовал, что его сердце до краев преисполнилось той горячей симпатией, которую он внушал ей и которую испытывал сам... Но нет! Это было невозможно!.. Несчастный! Если когда-нибудь Клара узнает, чей он сын, она с презрением оттолкнет его!.. Сын Моргаза!.. Вот почему, как он уже сказал об этом матери, в случае, если Джоан и он останутся живы после этой последней попытки, они исчезнут!.. Да!.. Исполнив свой долг, опозоренное семейство удалится далеко-далеко, так что о нем никогда более не услышат!Притихшие и печальные вернулись Клара и Жан на ферму.Около четырех часов у ворот двора поднялся невообразимый шум. Это вернулся экипаж. Встреченный уже издали радостными криками гостей, он привез вместе с де Водрелем мэтра Ника и его юного клерка.Какой восторженный прием был оказан любезному нотариусу из Монреаля — прием, которого он, впрочем, заслуживал! Все были искренне рады его появлению на ферме «Шипоган».— Господин Ник!.. Здравствуйте, господин Ник! — наперебой кричали старшие, в то время как младшие бросились к нему обниматься, а малыши прыгали у его ног.— Да, друзья мои, это я! — сказал он, улыбаясь. — Это я и никто другой. Но, пожалуйста, потише! Нет никакой надобности рвать на мне платье, чтобы убедиться в этом.— А ну, довольно, дети! — прикрикнула Катерина.— Воистину, — продолжал нотариус, — я счастлив видеть вас, а также видеть себя у моего дорогого клиента Тома Арше!— Господин Ник, как вы добры, что потрудились приехать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44