Он чувствовал, что его уже поняли.
Сто лет проживу, никогда не забуду подробностей этой сцены!
Жан стоял перед невестой, держа ее руку в своей и, сделав над собой усилие, проговорил:
– Марта, пока между Германией и Францией не была объявлена война, я мог мечтать сделаться вашим мужем. Теперь же мое отечество готово вступить в борьбу с вашим, и отрывать вас от вашей родины, от вашей национальности… я не смею… не имею права!.. Потом пришлось бы всю жизнь каяться в этом!.. Вы понимаете меня… Я не могу…
Как не понять! Бедный Жан не находил слов… Но его и без слов понимали!
– Марта, – продолжал он, – нас будет разделять пролитая кровь, ваша родная, французская кровь!..
Госпожа Келлер выпрямилась в своем кресле и, опустив глаза, не смела взглянуть на сына. Легкое дрожание губ, судорожно сжатые пальцы-все указывало, как сильно она страдала.
Господин де Лоране опустил голову на руки. На глазах сестры моей блеснули слезы.
– Мои соотечественники, – снова заговорил Жан, – идут против Франции, против страны, которую я так люблю!.. И, кто знает, может быть, и я вскоре должен буду присоединиться…
Он не закончил. Его душили рыдания, сдерживаемые нечеловеческой силой воли, так как мужчине плакать не годится.
– Говорите, Жан, – сказала Марта, – говорите, пока я еще в состоянии вас слушать!
– Марта, – отвечал он, – вы знаете, как я люблю вас!.. Но вы француженка, и я не вправе требовать, чтобы вы изменили своей национальности, своему отечеству…
– Жан, – промолвила Марта, – я тоже люблю вас! И что бы ни случилось в будущем, чувства мои не изменятся! Я вас люблю и всегда буду любить!
– Марта, – воскликнул Жан, упав к ее ногам, – дорогая Марта! Слышать все это и не быть в состоянии сказать вам: «Да, завтра мы идем в церковь! Завтра вы будете моей женой, и ничто уже не может разлучить нас!» Нет! Это невозможно!..
– Жан, – обратился к нему господин де Лоране, – что кажется невозможным теперь…
– …станет возможным впоследствии! – воскликнул Жан. – Да, господин де Лоране! Эта отвратительная война кончится! Тогда я снова вернусь к вам, Марта, и могу с чистой совестью стать вашим мужем!.. Боже, как мне тяжело!..
И несчастный, поднявшись с колен, шатался так, что едва стоял на ногах.
Марта подошла к нему и голосом, исполненным нежности, произнесла:
– Жан, мне остается вам сказать одно: когда бы мы ни встретились, вы найдете меня такой же, как сегодня. Я понимаю чувство, заставляющее вас поступать таким образом. Да, я вижу: между нами в данную минуту – пропасть! Но, клянусь Богом, если я и не буду вашей женой, то никогда не выйду за другого. Никогда!
Госпожа Келлер в неудержимом порыве привлекла Марту в свои объятия.
– Марта, – сказала она, – поступок моего сына делает его еще более достойным тебя! Да… потом… не в этой стране, где я не хочу оставаться, а во Франции, мы увидимся! Ты воистину будешь моей дочерью, и если сын мой немец, то ты заставишь его простить мне это!
Госпожа Келлер произнесла эти слова с таким отчаянием в голосе, что Жан бросился к ней, перебивая ее.
– Мама, мама! – воскликнул он. – Разве я могу упрекать тебя!
– Жан! – сказала Марта. – Ваша мать – моя мать!
Госпожа Келлер соединила их в своем объятии.
Обстоятельства мешали браку совершиться в глазах людей, но перед Богом он был заключен. Теперь нам оставалось только сделать последние распоряжения и двинуться в путь.
В тот же вечер решено было окончательно, что мы покидаем Бельцинген, Пруссию и эту Германию, где после объявления войны положение французов будет невыносимо. Процесс уже не мог задерживать семью Келлер, да, впрочем, было очевидно, что разрешение его затянется до бесконечности, а ждать было нельзя.
Вот что еще решили: господин де Лоране, Марта, сестра и я возвратимся на родину, а госпоже Келлер с сыном неудобно было бы во Франции до окончания этой ужасной войны, так как в случае нашествия союзных войск мать и сын могут встретиться там с пруссаками, ввиду чего они решила искать убежища в Нидерландах и там ожидать исхода событий. Но, само собой разумеется, что выехать мы должны были все вместе и расстаться только на границе Франции…
Порешив все это и оставив несколько дней на необходимые приготовления, мы назначали отъезд на 2 июля.

Глава одиннадцатая

С этой минуты обе семьи почувствовали некоторое облегчение.
Жан и Марта находились в положении молодых супругов, принужденных временно расстаться. Самую опасную часть путешествия, то есть переезд через Германию, переполненную войсками, они совершат вместе, а затем расстанутся до окончания войны. Тогда никто еще не предвидел, что война эта была началом долгой борьбы со всей Европой, борьбы, которую потом в течение нескольких лет со славою продолжала Империя и которая должна была окончиться победою соединившихся против Франции держав!
Что касается меня, то я наконец получил возможность вскоре присоединиться к своему полку и надеялся поспеть вовремя, чтобы старший вахмистр На-талис Дельпьер был на своем месте при сражении с солдатами Пруссии и Австрии.
Приготовления к отъезду должны были, насколько возможно, производиться втайне. Очень важно было не привлекать на себя внимания, особенно со стороны полицейских агентов, и покинуть Бельцинген так, чтобы никто не знал об этом.
Я полагал, что уже никакие препятствия не могут задержать нас, но ошибся.
Как уже было сказано, несмотря на все предосторожности, слух о свадьбе господина Келлера и Марты распространился по городу; но о том, что свадьба эта теперь отложена на неопределенное время, никому еще не было известно.
Стало быть, лейтенант Франц мог думать, что свадьба вскоре состоится, и нам следовало опасаться, как бы он не привел в исполнение своих угроз.
В сущности, у Франца фон Граверта было только одно средство задержать венчание или помешать ему, а именно: вызвав Жана на дуэль, ранить или убить его.
Но так ли сильна была его ненависть, чтобы заставить, забыв свое положение и знатность рода, унизиться до дуэли с каким-то Жаном Келлером?
Об этом последнем пусть читатель не беспокоится: если дело зайдет так далеко, Жан сумеет как следует ответить лейтенанту; но при тех условиях, в которых мы находились, готовясь покинуть прусскую территорию, следовало очень опасаться последствий дуэли. Я не переставал волноваться по этому поводу. Мне передавали о лейтенанте, что он вне себя от гнева, и я боялся как бы он не употребил какого-нибудь насилия.
Какое несчастье, что его полк еще не получил приказания покинуть Бельцинген! Тогда полковник с сыном были бы уже далеко, где-нибудь под Кобленцем или Магдебургом; а мы с сестрой вздохнули бы свободнее; Ирма ведь волновалась не меньше моего. Десять раз в день проходил я мимо казарм посмотреть, нет ли каких-нибудь приготовлений к уходу полка из Бельцингена, и, разумеется, заметил бы малейшее движение; но до сих пор ничто не предвещало исполнения нашего всеобщего желания.
Так прошло 29 и 30 июня. Я с облегчением думал о том, что нам остается пробыть только сутки по эту сторону границы.
Как я уже говорил, мы должны были совершить путешествие вместе до границы, но во избежание подозрений решили выехать из Бельцингена в разное время: сперва господин де Лоране, Ирма, Марта и я, а затем уже госпожа Келлер с сыном, которые должны были присоединиться к нам за несколько лье от Бельцингена. За пределами прусских провинций нам уже не так страшны будут Калькрейт и его агенты.
В течение 30 июня лейтенант неоднократно проходил мимо дома госпожи Келлер и даже раз остановился перед входом, как будто хотел войти для личных переговоров. Незаметно для него я наблюдал за ним из-за опущенной шторы. зубы его были стиснуты, пальцы сжимались в кулаки, вообще по всему видно было, что он сильно раздражен, и я бы ничуть не удивился, если бы он, открыв дверь, спросил господина Жана Келлера. К счастью, комната Жана выходила окнами в противоположную сторону и он не мог видеть лейтенанта.
Но то, чего озлобленный Франц не решился сделать сам, сделали за него другие.
Около четырех часов пополудни явился солдат и спросил господина Жана Келлера.
Этот последний взял из рук солдата принесенное им письмо. Мы были дома одни.
Каково же было негодование господина Келлера, когда он прочел письмо!
Оно было написано крайне дерзко не только по отношению к Жану, но также и господину де Лоране. Да! Офицер фон Граверт не поколебался оскорбить даже старика! В то же время он выражал сомнение в храбрости Жана Келлера, – полуфранцуз, дескать, наверно, и храбр только наполовину!
Если его соперник не трус, писал он дальше, то пусть докажет это сегодня вечером, когда к нему явятся двое товарищей лейтенанта.
Для меня было несомненно, что лейтенанту Францу известно о намерении господина де Лоране и Жана Келлера покинуть Бельцинген, и он жертвовал самолюбием ради того, чтобы помешать этому отъезду.
Оскорбление, нанесенное не только лично ему, но и семье де Лоране, совершенно вывело Жана из себя, так что я отчаивался хоть сколько-нибудь успокоить его.
– Наталис, – сказал он мне дрожавшим от негодования голосом, – я не уеду, не наказав этого грубияна. Я не уеду с таким пятном на совести! Это низко оскорблять меня в том, что для меня всего дороже! Я покажу ему, этому офицеру, что полуфранцуз (как он меня называет) не отступит перед немцем!
Я пробовал успокоить Жана, доказывая ему, какие могут быть последствия его встречи с лейтенантом. Если Жан его ранит, можно ожидать мести и больших неприятностей; а если лейтенант ранит Жана, то как же мы уедем?
Но Жан ничего не хотел слушать. В сущности, я прекрасно понимал его. Письмо лейтенанта переходило всякие границы. Нет, таких вещей не пишут! Ах, если бы я мог взять это дело в свои руки, вот было бы счастье! Встретиться с этим негодяем, вызвать его, драться с ним каким угодно оружием, драться до тех пор, пока один из нас не упадет на землю! И если упадет он, то я, право, плакать не буду!
Так как Жан был предупрежден о посещении товарищей лейтенанта, то, разумеется, должен был ожидать их.
Оба офицера явились около восьми часов вечера.
К счастью, госпожа Келлер была в это время у господина де Лоране; говорю «к счастью», так как лучше ей было не знать ничего о дуэли.
Сестра Ирма вышла из дому расплатиться с лавочниками, так что мы с Жаном были одни.
Два офицера, лейтенанты, вошли в комнату со свойственной им развязностью, нимало нас не удивившей. Они хотели доказать, что если благородный дворянин соглашается драться с простым коммерсантом… Но Жан сразу осадил их, коротко объявив, что он «к услугам господина Франца фон Граверта» и потому совершенно излишне прибавлять еще оскорбления к тем, которые были в письме.
После такого ответа офицеры принуждены были несколько посбавить спеси.
Один из них заметил, что необходимо сейчас же установить условия дуэли, так как время не терпит.
Жан отвечал, что заранее согласен на все условия, но только просит не мешать в это дело никаких посторонних имен, и выразил желание, чтобы все произошло возможно более тайно.
Против этого офицеры не возражали. Да им и нечего было возражать, так как, в конце концов, ведь Жан предоставлял им полную свободу действия относительно условий дуэли.
Было 30 июня. Поединок назначен на следующий день, в 9 часов утра, в лесочке на левой стороне дороги из Бельцингена в Магдебург. Вопрос о месте поединка был также решен без затруднений.
Противники должны были сражаться на саблях и прекратить дуэль только тогда, когда один из них не будет в состоянии драться.
Это условие также было принято. На все эти предложения Жан отвечал только наклоном головы.
Один из офицеров, снова принимая вызывающий тон, выразил надежду, что господин Жан Келлер будет на месте ровно в 9 часов…
На что Жан Келлер отвечал:
– Если господин Франц фон Граверт будет так же аккуратен как я, то в четверть десятого все может быть окончено.
После этого ответа офицеры встали и, довольно развязно поклонившись, вышли из дома.
– Вы знаете сабельные приемы? – спросил я Жана.
– Да, Наталис. Теперь займемся моими секундантами. Вы будете одним из них?
– Я к вашим услугам и горжусь этой честью. А что касается второго секунданта, то ведь найдется же у вас в Бельцингене какой-нибудь приятель, который не откажет вам в такой просьбе?
– Я предпочитаю обратиться к господину де Лоране; он, наверно, согласится.
– Разумеется, согласится!
– Но только необходимо, чтобы моя мать, Марта и Ирма ничего об этом не знали. Совершенно лишнее тревожить их, когда они и без того так озабочены.
– Ваша мать и Ирма сейчас вернутся, но так как они до утра не выйдут из дому, то и не смогут узнать…
– Я на это и надеюсь, Наталис. Но нам нельзя терять времени. Идем к господину де Лоране.
– Идемте, господин Жан. Вы не могли вручить охрану вашей чести более достойному человеку.
Госпожа Келлер и Ирма в сопровождении Марты возвратились домой как раз в ту минуту, как мы собирались выходить. Жан сказал матери, что нам придется не менее часа пробыть в городе по делу о заказе лошадей для нашего путешествия, и что если мы запоздаем, он просит ее проводить Марту домой.
Ни госпожа Келлер, ни Ирма ничего не подозревали, но Марта с беспокойством взглянула на господина Жана.
Десять минут спустя мы были у господина де Лоране, которого застали одного, так что можно было говорить совершенно свободно.
Жан, сообщив ему, в чем дело, показал письмо лейтенанта фон Граверта, читая которое господин де Лоране дрожал от негодования. Нет! Жан не должен, уехать не отплатив за подобное оскорбление, и вполне может рассчитывать в этом деле на него – старика!
Господин де Лоране выразил желание пойти к госпоже Келлер за внучкой, и мы вышли втроем.
На улице нам повстречался агент Калькрейта, который как-то странно взглянул на меня. А так как он шел от дома Келлеров, то у меня явилось предчувствие, что этот плут выкинул какую-нибудь скверную штуку.
Госпожа Келлер, Марта и сестра моя были внизу, в маленькой гостиной и казались взволнованными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20