Юлан Дор и Элаи, ошеломленные, чуть не теряющие сознание, следили за
обновлением. Неужели все это возможно? Неужели можно уничтожить город и в
мгновение ока построить на его месте новый?
Руки из черного желе метнулись по холмам острова, нырнули в пещеры, в
которых лежали сонные переваривающие пищу гауны, схватили их, вытащили на
воздух и подвесили над съежившимся Ампридатвиром - сотню гаунов на ста
щупальцах, словно ужасные плоды страшного дерева.
- Смотрите! - прогремел голос, хвастливо и дико. - Вот кого вы
боялись! Смотрите, как обойдется с ними Рогол Домедонфорс!
Щупальца мелькнули, и дергающиеся, извивающиеся гауны пролетели над
городом и упали в море.
- Он сумасшедший, - прошептал Юлан Дор Элаи, - долгий сон повредил
его мозг.
- Смотрите на новый Ампридатвир! - гремел могучий голос. - Вы видите
его в первый и последний раз. Теперь вы умрете! Вы оказались недостойны
прошлого - недостойны поклоняться новому богу Роголу Домедонфорсу. Эти
двое, рядом со мной, будут основателями новой расы...
Юлан Дор смотрел встревоженно. Что? Им предстоит остаться одним в
пустом Ампридатвире под контролем безумного сверхсущества?
- Нет!
Одним движением он выхватил меч и, погрузив его в цилиндр с желе,
пронзил мозг, рассек его стальным лезвием.
Ужаснейший звук, никогда прежде не слышанный на Земле, потряс воздух.
Мужчины и женщины сходили с ума на площадях.
Щупальца Рогола Домедонфорса по всему городу забились в лихорадочной
агонии, как дергает лапками раненое насекомое. Великолепные башни
рушились, крики жителей прорезали грохот катастрофы.
Юлан Дор и Элаи побежали на террасу, где оставили воздушную лодку. За
ними слышался хриплый шепот:
- Я... еще... не мертв. Если... все мои мечты... разбиты, то я...
убью... и вас двоих...
Они прыгнули в лодку. Юлан Дор поднял ее в воздух. Невероятным
усилием одно из щупалец, прекратив хаотические движения, метнулось, чтобы
перехватить их. Юлан Дор увернулся, бросил лодку в небо. Щупальце
устремилось за ними.
Юлан Дор до предела отвел рычаг скорости, ветер запел и засвистел
вокруг машины. А вслед за ней летела дрожащая рука умирающего бога,
стараясь раздавить мошку, причинившую ему такую боль.
- Быстрее! Быстрее! - молил Юлан Дор машину.
- Выше, - прошептала девушка, - выше - быстрее...
Юлан Дор поднял нос лодка круто вверх, но черное щупальце следовало
за ней - черная радуга, подножие которой - в далеком уже Ампридатвире.
Но тут Рогол Домедонфорс умер. Щупальце превратилось в облако дыма и
медленно рассеялось над морем.
Юлан Дор продолжал лететь на полной скорости, пока остров не
превратился в дымку и не исчез в море. Только тут он замедлил скорость,
перевел дыхание и позволил себе расслабиться.
Элаи неожиданно упала ему на плечо и истерически разрыдалась.
- Тише, девочка, тише, - успокаивал ее Юлан Дор. - Мы спасены; мы
навсегда покидаем этот проклятый город.
Она успокоилась и скоро спросила:
- Куда же мы теперь полетим?
Юлан Дур расчетливо и с некоторым сомнением осмотрел летающую машину.
- Кандайв не получит никакой магии. Но у меня будет что рассказать
ему. Может быть, он останется доволен... И, конечно, он захочет летающую
лодку. Но мы еще посмотрим, еще посмотрим...
Девушка прошептала:
- А нельзя ли нам просто лететь на восток? Все лететь, лететь и
лететь, пока не найдем место, где встает солнце, и хороший луг, и
фруктовые деревья возле него?..
Юлан Дор посмотрел на юг и подумал о Кайне с его тихими ночами и
окрашенными в цвет вина днями, о просторном дворце, в котором он живет, о
лежанке, с которой он будет смотреть на воды залива Санреаль, на старые
оливковые деревья, на суматоху праздничных дней...
И сказал:
- Элаи, тебе понравится Кайн.

ГВИЛ ИЗ СФЕРЫ
Рождение маленького Гвила, очень непохожего на своих родителей и
других жителей селения, было причиной постоянной досады для его отца.
Внешне совершенно нормального ребенка все время мучила странная жажда
необычного. Говорили, что его кто-то заколдовал еще во чреве матери. Часто
при самом незначительном волнении мальчик как-то странно хохотал, и это
очень развлекало окружающих. Когда Гвилу исполнилось четыре года, он начал
задавать странные вопросы:
- Почему у квадрата больше сторон, чем у треугольника?
- Почему мы ходим в темноте и не спотыкаемся постоянно?
- Растут ли в океане цветы?
- Почему, когда ночью идет дождь, звезды не шипят?
На все это отец сердито отвечал:
- Таковы законы философии, и квадраты с треугольниками им
подчиняются! - Или: - Мы находим путь на ощупь. - Или: - Я над этим не
задумывался. Что там на дне, известно только Хранителю! - Или: - Не знаю,
ведь звезды выше даже самых высоких облаков!
Когда Гвил подрос, он стал очень вспыльчив, быстро раздражался, но,
многого не понимая, продолжал задавать свои вопросы:
- Почему человек умирает, когда его убивают?
- Куда исчезает красота?
- Сколько будут жить на земле люди?
- Что находится выше неба?
Отец сердился, но пытался ответить и на это:
- Смерть - следствие жизни, - говорил он. - Жизнь человека походит на
воздушный шар. Шар летит, а жизнь течет, похожая на цветной причудливый
сон.
- Красота часто коварна, она обманывает зрение. Но когда нет любви,
глаза смотрят и не видят красоты.
- Некоторые люди считают, что они приходят на этот свет, чтобы есть,
а потом умереть; другие живут в своих делах.
- Только Хранитель может ответить на все вопросы.
Гвил размышлял, пытаясь постичь многое, пока не понял тайный смысл
явлений. Шла молва, что при родах ему повредили голову и сейчас он
пытается восстановить свой рассудок.
Гвил часто бродил по травянистым холмам Сферы. Ему хотелось ближе
узнать то, что его окружает.
Наконец отцу окончательно надоели его расспросы, он больше не хотел
их слушать, отговариваясь тем, что рассказал все, что знал.
Гвил к этому времени повзрослел и всматривался в жизнь широко
распахнутыми глазами. Но в уголках его рта, казалось, притаился какой-то
страх.
Видя, что отец сердится, юноша попросил:
- Разреши задать еще один вопрос - последний!
- Задавай, - ответил отец, - но только один, не больше.
- Ты часто ссылаешься на Хранителя. Кто он? Где я смогу его найти,
чтобы удовлетворить свое любопытство?
Отец посмотрел на сына, как на сумасшедшего, и спокойно сказал:
- Хранитель стережет Музей Человека, который находится в древней
Земле Падающей Стены. Правда, я не совсем уверен, что Хранитель и Музей
Человека все еще существуют. Многие считают, что Хранитель знает все на
свете, он, несомненно, колдун, и может дать ответы на вопросы о жизни и
смерти.
- Я найду Хранителя и Музей, чтобы тоже научиться понимать суть всех
явлений, - сказал Гвил.
Отец тихо проговорил:
- Я подарю тебе моего любимого белого коня; мой волшебный плащ, чтобы
укрываться от злых сил; мой светящийся кинжал, чтобы освещать путь, и
главное - мое благословение, которое будет хранить тебя в нелегком пути.
На языке Гвила вертелось много новых вопросов, главный из которых:
откуда у отца волшебные вещи, но... Он только поблагодарил его за чудесные
вещи и благословение.
Гвил оседлал коня, наточил кинжал, последний раз посмотрел на свой
старый дом в Сфере и отправился на север, горя страстным желанием познать
мир.
На старой барже он поплыл по реке Скаум, мечтая о богатстве знаний
Хранителя, как вдруг из реки за бортом баржи вынырнул зловещий черный
человек с сучковатой дубиной. Юноша начал отбиваться и не без труда
столкнул его обратно в воду.
Впереди возник гористый северный берег. Показались темные
пирамидальные тополя и какие-то белые колонны. Баржа причалила к берегу.
Гвил увидел селение с кривыми улочками. На одной из улочек он встретил
одноглазого весельчака, который повел его к прорицателю. Одинокое жилище
колдуна было исписано каббалистическими знаками. Сам прорицатель оказался
худым стариком с бронзовой кожей, красноватыми глазами и длинной седой
бородой.
- Могу ли я тебя кое о чем спросить? - отважно начал Гвил.
- Я отвечаю на некоторые вопросы, - ответил тот, - двадцатикратно я
буду отвечать трехстишиями на твоем языке; десять раз я отвечу наклоном
головы; расскажу пять притч, которые как хочешь, так и понимай; а один раз
я заговорю с тобой на незнакомом языке.
- Во-первых, я хочу знать, много ли ты знаешь?
- Я знаю все, - гордо заявил прорицатель, - секреты красного и
черного, тайны добра и зла, чары великого Мотылька, язык рыб и птиц.
- Где ж ты всему этому научился?
Старик усмехнулся:
- Когда из дальних странствий я вернулся в свое жилище, то решил
углубиться в себя, хотя понимал, что таким образом постичь мир невозможно.
- Зачем тебе держать все, что ты знаешь, про себя? - рискнул спросить
Гвил. - Почему ты скрываешься в четырех стенах и ведешь такое
существование?
Прорицатель рассвирепел, но сказал:
- Продолжай! Я уже потратил впустую пятьдесят гран мудрости - у тебя
никогда не было в кошельке столько меди. Если тебе нужны какие-то
особенные знания, - весело хихикнул он, - то ищи Хранителя. - С этими
словами он скрылся в хижине.
Гвил нашел пристанище на ночь, а утром отправился дальше на север. По
ночам он защищал себя и коня волшебным плащом. Плащ верно укрывал их от
злых сил, острых когтей, согревал в холодные ночи. Под ним они спокойно
отдыхали, не боясь ни злых духов, ни зловещей темноты.
Гвил упорно ехал вперед.
Багровое солнце грело все слабее, дни и ночи становились все
холоднее.
Но вот на горизонте показались скалы. Лес стал ниже и реже. Среди
деревьев преобладали даобады с массивными стволами и тяжелыми сучьями. Их
стволы, блестящие, будто отполированные, были красновато-коричневого
цвета. Темные листья, окутывающие дерево, делали крону похожей на огромный
шар.
На одной из лесных полян Гвил увидел деревушку из торфяных лачуг. Из
жилищ вышли странные кричащие люди и окружили Гвила, с любопытством
разглядывая его.
Гвила они заинтересовали не меньше, но он молчал, пока к нему не
подошел предводитель - здоровенный косматый мужик в меховой шапке и плаще.
От мужика так противно пахло, что Гвил отодвинулся.
- Куда направляешься? - спросил атаман.
- Мне нужно попасть в Музей Человека, - ответил Гвил, - не укажешь ли
дорогу?
Атаман кивнул на север, где виднелись горы.
- Осконское ущелье - наиболее короткий и удобный путь, хотя там нет
никаких дорог. Когда выедешь из ущелья, то попадешь в неизвестную страну.
Впрочем... туда все равно невозможно добраться.
Эта новость не смутила Гвила.
- Откуда ты знаешь, что дорога через Осконское ущелье ведет к Музею?
Атаман пожал плечами.
- Так говаривали наши предки.
Гвил резко повернулся к коню, который стал беспокойно всхрапывать.
Ему бросилась в глаза изгородь, за которой копошились несколько человек,
очень неуклюжих, восьми-девяти футов ростом. Их тела были обнажены,
грязные желтые волосы спутаны, водянистые голубые глаза странно блестели,
а восковые лица были грубы и тупы. Гвил увидел, как один из них начал
жадно и шумно лакать какое-то мутное пойло.
Юноша поинтересовался:
- Что это за люди?
Атамана удивила наивность Гвила:
- Это же наши оусты, - и он жестом указал на коня Гвила, - никогда не
видел такого странного оуста, как у тебя. Наши более покорны и менее злы.
И при том у них очень вкусное мясо. - Подойдя ближе к коню Гвила, атаман
стал внимательно разглядывать седло и попону, расшитую красными и желтыми
цветами: - Какое великолепное покрывало. Мне бы хотелось подарить такое
моим оустам.
Гвил вежливо объяснил, почему он вынужден отказать, на что атаман
обидчиво пожал плечами.
Загудел рожок.
- Хочешь есть? Еда готова, - оглянувшись, предложил атаман Гвилу.
Бросив взгляд на загон для оустов, Гвил ответил:
- Я не голоден. Мне надо спешить. Благодарю, но вынужден отказаться.
Он вскочил на коня и отправился в путь. Проезжая под огромным
даобадом, Гвил бросил последний взгляд на селение. Возле лачуг царило
необычайное оживление.
Вспомнив, как жадно атаман рассматривал седло и попону, Гвил решил,
что дальше медлить опасно. Он заторопился и, подгоняя коня, скоро добрался
до опушки леса.
Начиналась саванна. Под копытами коня хрустела сухая трава. Гвил
оглядел равнину. Солнце, старое и багровое, как перезревший гранат,
садилось на юго-западе, тусклый свет его слабо освещал долину. Видневшиеся
в дымке горы выглядели как-то неестественно.
Гвил снова посмотрел на солнце. Еще час, и наступит темная ночь. Он
оглянулся назад, почувствовав смутную тревогу, и увидел четырех оустов,
тащивших на плечах людей. Человекокони быстро приближались к нему.
Неожиданно хлынул дождь, и конь во всю прыть понесся к Осконскому ущелью.
Оусты с седоками остались далеко позади.
Когда солнце село, впереди показался еще один лес, более мрачный.
Вот они уже в лесу, над ними склонились его темные деревья. Гвила то
и дело задевали угловатые сучья.
Надо было во что бы то ни стало избежать встречи с оустами и их
седоками. Гвил три раза менял направление. Наконец, остановившись, он
прислушался. Слез с коня, поставил его в лощинку под деревьями и
замаскировал ветками. Вскоре четверо на оустах проехали мимо. Они были
раздражены. Звуки их шагов медленно таяли, пока совсем не затихли.
Конь зашевелился и зашуршал листьями. Воздух был насыщен влагой.
Гвила начало знобить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20