Положение солнца показывало, что до конца светового дня оставалось не более двух страж, но спускаться вниз по скале оказалось гораздо легче, чем карабкаться к ее вершине в кромешной тьме. Не прошло и стражи, как я уже очутился на дне узкой долины, которую покинул вчера вечером. Никакого света в окнах я не видел, но сама Последняя Обитель стояла там же, где и прежде, опираясь своим основанием на камень, по которому я недавно ступал. Я потряс головой, отвернулся от дома и в сгущающихся сумерках стал изучать карту Маннеа.
Прежде чем продолжать повествование, я хотел бы подчеркнуть, что отнюдь не считал описанные мною события чем-то сверхъестественным. Да, я видел Последнюю Обитель дважды, но в обоих случаях при одном и том же освещении: в первый раз в конце сумерек, а теперь – в начале. Вполне возможно, что меня ввели в заблуждение игра теней и нагромождения скал, а лампа в окне была всего лишь звездой.
Что же касается растворившейся долины, когда я пытался подойти к ней с другой стороны, то трудно найти рельеф местности, более подверженный внешнему изменению, чем подобный узкий склон. Малейшая неровность почвы может скрыть его из глаз. Некоторые автохтонные племена пампасов, защищаясь от мародеров, специально строят свои деревни следующим образом: сначала роют большую яму, до дна которой можно добраться по наклонному валу, затем устраивают жилые помещения и конюшни в искусственных пещерах по периметру котлована. Как только вырытая земля зарастет травой, что происходит очень быстро после зимних дождей, человек может проехать в половине чейна от того места, где стоит деревня, и не догадаться о ее существовании.
Может быть, я и попался бы на подобный трюк, но сам-то не считаю себя простаком. Мастер Палаэмон, бывало, говорил, что сверхъестественное существует для того, чтобы нас не унижал собственный страх перед ночным ветром. Но все же мне хотелось бы думать, что в окружении того дома было нечто необычное, и теперь я склонен верить в это даже больше, чем прежде.
Как бы там ни было, я больше не отклонялся от маршрута, указанного на карте, и менее чем через две стражи после наступления темноты оказался на тропинке, ведущей прямо к дверям Последней Обители, которая стояла на краю той же скалы, что сохранилась у меня в памяти. Как и предсказывала Маннеа, путешествие заняло ровно два дня.

16. АНАХОРЕТ

Веранда была едва ли выше того камня, на котором стоял дом, но тянулась в обе стороны и заходила за углы, словно в одном из тех добротных загородных домов, где нечего опасаться и владелец любит посидеть в вечерней прохладе и полюбоваться, как Урс спускается под Луну. Я постучал в дверь, но никто не ответил; тогда я прошел по веранде направо, потом налево, заглядывая в окна.
Внутри было слишком темно, и я ничего не увидел, зато обнаружил, что веранда окружает дом до самого края скалы и там обрывается без всяких перил. Я снова постучал, но так же безрезультатно, как и в первый раз. Тогда я устроился спать прямо на веранде (ибо получил, по крайней мере, крышу над головой и вряд ли мог рассчитывать найти среди камней убежище поудобнее) и тут же услышал слабые шаги.
Где-то на верхнем этаже этого высокого дома ходил человек. Его шаги поначалу были медленными, и я подумал, что он, наверное, либо очень стар, либо тяжело болен. Однако когда он подошел ближе, его поступь стала тверже и быстрее, а у самых дверей превратилась в уверенную походку целеустремленного мужчины, например, командира манипулы или кавалерийского отряда.
К тому времени я уже встал, отряхнул запылившийся плащ и постарался придать себе мало-мальски презентабельный вид, но все равно не был готов к тому, что открылось мне за дверью. Передо мной предстал мужчина, державший свечу толщиной с мое запястье, и при этом освещении я увидел лицо, подобное иеродулам, которых я повстречал в замке Балдандерса, но все же лицо человеческое. В сущности, я почувствовал, что если физиономии статуй в садах Обители Абсолюта имитировали лица таких существ, как Фамулимус, Барбатус и Оссипаго, то и последние каким-то чуждым нашему миру образом являлись имитацией лица, которое я видел теперь перед собой. По ходу повествования я часто говорил, что помню абсолютно все. Так оно, в принципе, и есть, но пытаясь сделать набросок этого лица на полях рукописи, я ощущаю полную беспомощность. Ни один эскиз ни в малейшей степени не напоминает оригинал. Могу только сказать, что у анахорета были густые и прямые брови, глаза глубоко посаженные, темно-голубые, как у Теклы. Кожа на его лице была нежная, как у женщины, но, кроме этого, ничего женского я в нем не заметил. Густая черная борода доходила ему до пояса. Одежда казалась белой, но переливалась всеми цветами радуги в тех местах, куда падал свет от свечи.
Я поклонился, как учили в Башне Сообразности, назвался сам и упомянул имя той, что послала меня. Потом добавил:
– А ты, сьер, анахорет из Последней Обители? Он кивнул.
– Я здесь последний из людей. Можешь называть меня Эш.
Он шагнул в сторону, жестом приглашая войти, потом повел меня в комнату в задней части дома, где из широкого окна открывался вид на долину, откуда я начал свое восхождение накануне вечером. В комнате стояли деревянные стулья и деревянный стол. По углам стояли и висели металлические шкафы, тускло мерцавшие в неровном свете.
– Прошу прощения за бедную меблировку, – проговорил он. – Именно здесь я принимаю гостей, но они захаживают так редко, что я начал использовать гостиную в качестве кладовой.
– Когда живешь в уединении в столь затерянном месте, лучше казаться бедным, мастер Эш. Но эта комната не кажется бедной.
Я никак не подозревал, что это лицо способно улыбаться, и все же на нем появилась улыбка.
– Хочешь взглянуть на мои сокровища? Смотри! – Он поднялся, открыл один из ящиков шкафа и поднес свечу, чтобы осветить то, что было внутри. Там лежали квадратные ломти черствого хлеба и пакеты с сушеными финиками.
– Ты голоден? – спросил он, заметив выражение моего лица. – Эта пища не заколдована, если, конечно, ты опасаешься подобных вещей.
Мне стало неловко, потому что у меня еще оставалось немного еды, припасенной на обратную дорогу, но я все же сказал:
– Я не отказался бы от куска хлеба, если ты можешь поделиться.
Он дал мне полбуханки, уже нарезанной на ломти (и очень острым ножом), немного сыру, завернутого в серебристую бумагу, и сухого желтого вина.
– Маннеа – хорошая женщина, – сказал отшельник. – И ты, как мне кажется, хороший человек, из тех, которые сами не считают себя таковыми. Некоторые полагают, что это единственная разновидность хороших людей. Она думает, что я могу помочь тебе?
– Скорее наоборот – что я могу помочь тебе, мастер Эш. Армии Содружества отступают, и скоро война переместится в эти края, а вслед за ней и асциане.
Он снова улыбнулся.
– Люди, не имеющие тени, – так их еще называют. Это одно из многих имен – ошибочное, но в то же время очень точное. Что бы ты подумал, если бы асцианин сказал, что действительно не отбрасывает тени?
– Не знаю, никогда такого не слышал.
– Это старая история. Ты любишь старые истории? Ага, вижу, у тебя загорелись глаза. Жаль, что я не слишком хороший рассказчик. Вы называете своих врагов асцианами (они-то себя так, конечно, не называют), потому что ваши предки считали, будто они пришли с пояса Урса, где в полдень солнце находится прямо над головой. Правда состоит в том, что их родина лежит гораздо дальше на север. И все же они асциане. По легенде, сложенной на самой заре нашей цивилизации, один человек продал свою тень, и его стали гнать отовсюду, куда бы он ни пришел. Никто не желал верить, что он – человек.
Отхлебнув вина, я подумал об асцианском военнопленном, чья койка стояла рядом с моей.
– Что же, тот человек снова обрел свою тень, мастер Эш?
– Нет, но одно время он скитался вместе с другим человеком, не имевшим отражения.
Мастер Эш помолчал, потом добавил:
– Маннеа – хорошая женщина, и я хотел бы угодить тебе. Но я не могу уйти, а война никогда не настигнет меня, как бы там ни маршировали ее колонны.
– Может быть, тебе лучше пойти вместе со мной и успокоить шатлену?
– Этого я тоже не могу сделать.
Вот тогда я понял, что мне придется заставить его пойти со мной, но не видел причин немедленно прибегать к принуждению – завтра утром времени для этого будет достаточно. Я пожал плечами, будто отказываясь от дальнейших уговоров, и спросил:
– Могу ли я, по крайней мере, переночевать здесь? Я должен вернуться и доложить о твоем решении, но отсюда шагать лиг пятнадцать или даже больше, и прямо сейчас мне это не под силу.
И снова я увидел чуть заметную улыбку – такая порой играет на ликах, вырезанных из слоновой кости, когда при движении факел отбрасывает новые тени в уголках губ статуй.
– А я-то надеялся узнать от тебя, что нового в мире, – проговорил он. – Но, вижу, ты измотан. Пойдем со мной, когда закончишь ужинать, я провожу тебя до постели.
– Я не обучен светским манерам, мастер, но все же не настолько дурно воспитан, чтобы отправляться на боковую, когда хозяин желает продолжить беседу. Однако боюсь, что я не слишком много знаю. Судя по тому, что я слышал от соседей по палате, война продолжается и с каждым днем становится все более ожесточенной. К нам на помощь подходят легионы и полулегионы, а их подкрепления исчисляются целыми армиями, присылаемыми с севера. У них больше артиллерии, и потому мы больше рассчитываем на кавалерию, вооруженную копьями, которая более маневренна и успевает вступить в непосредственный контакт с противником до того, как он вводит в бон тяжелые орудия. За год у них прибавилось флайеров, хотя мы многие сбили. Автарх лично взял на себя командование и привел своих воинов из Обители Абсолюта. Но в то же время… – Я вновь пожал плечами и, замолчав, откусил кусок хлеба с сыром.
– Изучение войн всегда казалось мне наименее интересной областью истории. Но и здесь прослеживаются определенные закономерности. Когда в ходе длительного противостояния одна из сторон неожиданно усиливается, на это может быть три причины. Первая – сформировался новый военный союз. Отличаются ли солдаты этих новых армий от прежних?
– Да, – ответил я. – Я слышал, что они моложе и в целом слабее. К тому же среди них прибавилось женщин.
– Но никакого различия в языке или одежде?
Я покачал головой.
– Тогда, по крайней мере – в настоящее время, дело не в новом союзе. Вторая причина – окончание войны, которая велась на другом направлении. Если так, то солдаты, переброшенные в качестве подкрепления, – ветераны. Твои слова убеждают в обратном. Тогда остается третья причина. Противнику почему-то потребовалась немедленная победа, и ради этого он напрягает все свои силы.
Я управился с хлебом, но теперь разговор заинтересовал и меня.
– С какой стати?
– Поскольку у меня нет дополнительной информации, я вряд ли смогу предложить разумное объяснение. Возможно, правители боятся своего народа, уставшего от войны. Быть может, все асциане – только слуги, а теперь их хозяева грозятся начать действовать самостоятельно.
– Ты только подал надежду и тут же отбираешь ее.
– Нет, не я, но история. Ты сам-то бывал на войне?
Я покачал головой.
– Вот и хорошо. Во многих отношениях, чем больше человек видит войну, тем меньше он о ней знает. Как держится народ вашего Содружества? Они горой стоят за своего Автарха? Или же война истощила людей настолько, что они требуют заключения мира?
Я рассмеялся в ответ на его слова, и та горечь, которая помогла мне сблизиться с Водалусом, мгновенно вскипела во мне.
– Стоят горой? Требуют? Я понимаю, ты изолировал себя от внешнего мира, мастер, чтобы сосредоточиться на более высоких материях, но я и представить себе не мог, что человек способен до такой степени не знать страны, в которой живет. На войне сражаются карьеристы, наемники, молодые искатели приключений. Пройди на сотню лиг к югу и поймешь, что за пределами Обители Абсолюта о войне судят лишь по невнятным слухам.
– В таком случае, – поморщился мастер Эш, – ваше Содружество сильнее, чем я мог предположить. Неудивительно, что враги впали в отчаяние.
– Если сила в этом, пусть Всемилостивый убережет нас от слабости. Мастер Эш, фронт может рассыпаться в любой момент. Так что самое мудрое для тебя – уйти со мной отсюда в безопасное место.
Казалось, он пропустил мои слова мимо ушей.
– Если Эребус, Абайя и все остальные вступят в бой, разыграется совсем иное сражение. Но вот вопрос: когда? Любопытно. Однако же ты устал, пойдем со мной. Я покажу тебе твою кровать, а заодно и высокие материи, которые, как ты только что выразился, являются предметом моего изучения.
Мы поднялись на два этажа вверх и вошли в комнату, в окнах которой я, должно быть, и видел огонек накануне вечером. Просторное помещение занимало весь этаж. Здесь стояли машины, но они были мельче и малочисленной, чем те, что я видел в замке Балдандерса. Еще я заметил в комнате множество книг и бумаг, разложенных на столах. Посредине стояла узкая кровать.
– Вот здесь я ненадолго проваливаюсь в сон, – пояснил мастер Эш, – когда работа не дает мне оторваться. Эта кровать маловата для человека твоего сложения, но, уверен, ты сможешь устроиться на ней с комфортом.
Поскольку всю прошлую ночь я провел на голых камнях, эта постель притягивала меня как магнит.
Показав, где я могу облегчиться и сполоснуть лицо, он ушел. Прежде чем свет погас, я уловил ту странную улыбку, что уже не раз замечал сегодня на его лице.
Минуту спустя, когда мои глаза привыкли к темноте, я уже думал совсем о другом, ибо выяснилось, что все окна светятся снаружи, пропуская перламутровое сияние.
«Мы над облаками, – сказал я сам себе (и тоже чуть улыбнулся), – или скорее вершину скалы как саваном окутали низкие облака, чье присутствие было незаметно для меня в темноте, но каким-то образом известно моему хозяину. И вот теперь я вижу верхушки этих облаков – несомненно, высокую материю, как видел облака из глаз Тифона».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40