Почему нет?
ОТЕЦ. А потому! Все умные – лишь бы не делать ничего.
ГЛЕБ. Чего хорошего в этих институтах? Вон и развелось таксистов с инженерными дипломами и официантов с гуманитарными.
БОРИС (в запале). Сбегу из школы при первой возможности! Вы проведите-ка урок: пиджак на спине мокрый! я был на практике. И все тебе предписано-расписано, инструкции роно, конспект каждого урока, проверки тетрадей, не дай бог отклониться от программы – но программа-то одна, а ученики разные! Отличникам уже скучно, а двоечники еще ничего не поняли, а ты ориентируешься на среднюю массу… Собрать бы сильных учеников в один класс, слабых – в другой… господи, как я устал.
ОТЕЦ. Нигилист. Дня еще не проработал – с чего ты устал?
БОРИС. Неправильно все… Несправедливо. Бессмысленно.
ГЛЕБ. Никаких условий для нормальной работы. Опять петли пересчитывать.
ОТЕЦ. Вот повкалывал бы ты, тогда понял…
БОРИС. Так на кой вы пихали меня в институт? Я и буду вкалывать.
ГЛЕБ. Говорил я – шел бы он учиться на экскаваторщика. Капусту ковшом гребут. Завел бы собаку и вставил ей золотые зубы.
МАТЬ. Где взять денег, чтобы вставить тебе золотой язык?
ГЛЕБ. А я на свой не жалуюсь.
ОТЕЦ. Если ты не жалуешься на свой язык – так другие на него жалуются. (Борису.) Балда ты, вот ты кто!
БОРИС. Социологи давно доказали: интеллект составляется к пятнадцати годам и потом остается на неизменном уровне.
МАТЬ. Не дай тебе бог остаеться на неизменном уровне.
БОРИС. Все дети, все дети! Эти дети танки водят, рекорды ставят, а тут… Мне двадцать лет, имеюб право голосовать, быть избранным, жениться, на труд, на отдых, на жилье и все на свете. Во мне сто девяносто росту, я выжимаю…
ГЛЕБ. Велик пень, а шумит. Во спец по саморекламе.
ОТЕЦ. Приказ об отчислении подписан?
МАТЬ. На ком ты собираешься жениться?
БОРИС. Хватит!! Проповеди, шуточки, попреки, мое полное бесправие: я же никто! никто! Плевать на магнитофоны, деньги, женитьбы, этот поганый город… хотел вытерпеть – но не могу! Мой поезд в ноль тридцать. Вот. (Показывает билет.) Все! И через три часа я ухожу из этого дома – навсегда! Навсегда!
МАТЬ. Да куда, куда еще ты собрался?..
БОРИС. В Усть-Кан! Там стройка, смысл, настоящие люди. И я там буду человеком! Буду жить и отвечать за себя сам.
ОТЕЦ. А институт?!
МАТЬ. А мы?..
ГЛЕБ. А долг?
БОРИС (заикается от волнения). Х-х-хватит. Пора жить! П-птенец вылетел из г-гнезда.
ГЛЕБ. Эх, и гэпнется сейчас, сказал внутренний голос.
ТЕЛЕВИЗОР. Вы смотрели передачу "Папа, мама, я – спортивная семья".

4. Спальня родителей. ГЛЕБ, МАТЬ.

МАТЬ (всхлипывает в подушку). Что Боря делает?
ГЛЕБ. Ничего страшного. Чемодан собирает. Ну что так переживаешь? Разве вы в его возрасте не мечтали уехать куда-нибудь и начать новую, самостоятельную жизнь? А? Дети делают то, что когда-то хотели делать родители, а родители почему-то при этом плачут.
МАТЬ. Сил моих нет… Хуже лошади. Встаешь в половине седьмого и ложшщься в двенадцать без задних ног. Завтраки, обеды, магазины, прачечные, а ведь еще работа, и дома надо работать, чтобы что-то успевать… И вот благодарность за все.
ГЛЕБ (подает таблетки). На, прими. Еще немножко потерпи, и тебе будет гораздо легче и спокойнее.
МАТЬ. Я чувствую. Каких-то двадцать лет еще – и успокоюсь.
ГЛЕБ. Кончу восьмой класс, пойду в ПТУ, жить буду в общежитии, на всем готовом…
МАТЬ. Что ТЫ еще выдумал? Какое ПТУ?!
ГЛЕБ. Чего: самостоятелен, материально обеспечен, буду ходить к вам в гости и делать подарки.
МАТЬ. Подари мне сразу гроб. Ты хотел в торговый институт!
ГЛЕБ (рассудительно). Окончу, получу со специальностью диплом о среднем образовании и поступлю куда захочу.
МАТЬ. Что за бред? Ты должен кончить нормальную школу!
ГЛЕБ. Раньше она меня кончит. Эту нормальную школу могут вынести только ненормальные. Взрослому человеку: "Подними руку. Закрой рот. Не вертись. Приведи родителей". Казарма! А кто учит, кто учит! Я по учебнику за день пройду то, что они долбят год.
МАТЬ. Мы создали вам все условия.
ГЛЕБ. Вы создали условия – вот сами по ним и живите. То-то вы все такие радостные и счастливые.
МАТЬ. Почему ты так не любишь школу?
ГЛЕБ (ерничает). А кто ее любит? За что ее любить? Классная – наш бог и царь, она командует пионерскими сборами, потом – комсомольскими собраниями, а мы – мы пешки.
МАТЬ. Когда первого сентября я слышу школьные звонки и вижу счастливые лица…
ГЛЕБ. Вранье. Литература. У всех, кого я знаю, первое сентября и звонок вызывают только смертную тоску. Вот начало каникул – о! все счастливы, что это кончилось хоть на время и не надо ходить в эти опостылевшие стены. А первого сентября счастливые лица только у родителей: что милые чада будут под присмотром и при деле, а не болтаться неизвестно где.
МАТЬ. Школа делает из тебя человека!
ГЛЕБ. Подхалима и приспособленца она из меня делает. Попробуй поспорь с учительницей. Уличи ее в ошибке. Выступи против несправедливости. Плюнь против ветра. Молчи и поддакивай!
МАТЬ. В ПТУ, конечно, преподают сократы и демократы.
ГЛЕБ. Оно за меня держаться будет: рабочие нужны. Оценки завысят: успеваемость нужна. Прогуляю – ерунда. Там на общем фоне я вообще гением буду. Еще с отличием кончу. Сейчас автослесарь – это ж золотое дно. А потом захочу – пойду в автодорожный или механический. И поступлю с большой вероятностью.
МАТЬ. Мне на работе стыдно сказать будет. Сын – пэтэушник.
ГЛЕБ. На работе работать надо, а не болтать о семьях. Демагоги… за что других агитируют, от того сами отбрыкиваются.
МАТЬ. Умный и работящий везде будет толковым специалистом.
ГЛЕБ. Вот и гордись – я буду толковым рабочим.
МАТЬ. Ты нашел время… Ну почему ты тоже – сейчас?
ГЛЕБ. Чтоб вас меньше травмировать. Лучше один мощный скандал, чем сто мелких. да и дело легче делать под шумок.
МАТЬ. Нет, я рехнусь с вами. Да что случилось?!
ГЛЕБ. Ничего. Неохота плыть по инерции. И вообще – где радость. Один сын едет на дальнюю стройку начинать самомтоятельную жизнь, другой идет в ПТУ получать профессию и трудиться, а криков столько, будто одного посадили, а другой упал с моста.

5. "Ребячья". БОРИС курит, сидя на чемодане. Входит ВИТЕНЬКА.

ВИТЕНЬКА. Я задержалась. Такой ужас – избили нашего режиссера! какие-то хулиганы из темноты… А что это стол накрыт – и никого нет? Меня ждали? Ты уже им сказал?
БОРИС (спешно собирает с пола цветы). На. Сказал…
ВИТЕНЬКА. Ты ими что, пол подметал? И как твои родители отреагировали? Ах! влюбленный ждет, и пол усыпан цветами. У тебя милый брат. А зачем чемодан? Ничего комната. Сойдет пока.
БОРИС. Ты хотела за меня замуж…
ВИТЕНЬКА (играет). Я? По-моему, ты хотел.
БОРИС. Точно… (Пауза.) Я уезжаю.
ВИТЕНЬКА. Когда? Надолго? Куда?
БОРИС. В Усть-Кан. Сейчас. Навсегда.
ВИТЕНЬКА (легко). Ты что – дуешься, что я опоздала?
БОРИС. Свадьба отменяется. Мой поезд через три часа.
ВИТЕНЬКА. Я чувствовала… Дура. Всем уже сказала…
БОРИС. Извини. Бывает. Можешь дать мне п морде.
ВИТЕНЬКА. Новый свадебный обряд? Раздумал… Струсил?
БОРИС. Ты можешь сказать мне на прощание одну вещь?
ВИТЕНЬКА. Могу. Любишь кататься – и катись.
БОРИС (загораживает дверь). На прощание – солги мне, а…
ВИТЕНЬКА. Перебьешься. Теперь это все уже неважно.
БОРИС. Важно. Если б ты хоть раз сказала, что любишь…
ВИТЕНЬКА. Иногда мне и казалось. Я бы привыкла к тебе. А когда просят – ненавижу: хочу – сама скажу, не хочу – нечего клянчить. И вообще, если хочешь знать, таких как ты не любят!
БОРИС. Почему?
ВИТЕНЬКА. Девушке нужен мучина – взрослый, умный, сильный. А ты мальчик… милый, но…
БОРИС. Что мне… волосы себе вырвать!.. чтоб стать лысым и старым, не мальчиком!
ВИТЕНЬКА. Полно и лысых мальчиков, и старых. А опора…
БОРИС (перебивает). Опору тебе дай? Костыль? Столб! Танк!!
ВИТЕНЬКА. Женщинам нравится, когда мужчина похож на танк. По крайней мере, чувствуешь себя защищенной.
БОРИС. Защищенной. Потом этот танк на вас же и наезжает.
ВИТЕНЬКА. Любовь редко бывает счастливой. Так хоть любить настоящего мужчину, уж сколько придется. От любимого и боль сладка.
БОРИС. Ты встретишь лучших, чем я. Умнее. Сильнее. Красивее. Но все равно никто не будет любить тебя так, как я. Ты ведь знаешь: я могу сделать для тебя все что угодно!
ВИТЕНЬКА. Если ты хочешь, чтобы я тебя любила, то сделай так, чтобя я сама была готова ради тебя на что угодно.
БОРИС. Как вы, женщины, не понимаете мужчин.
ВИТЕНЬКА. Ты меня любишь – ты меня и понимай. Мужчин губит то, что они считают всех женщин разными, а женщин спасает то, что они считают всех мужчин одинаковыми. Это вы нас не понимаете.
БОРИС. Ваше счастье. Были б вы иначе бедными. А как вас понимать, если вы делаете все, чтобы вас понимали не такими, какие вы есть на самом деле!
ВИТЕНЬКА. Да вы же сами хотите, чтобы мы были не такими, какие есть на самом деле. Только что сам просил соврать!
БОРИС. Скажи, какого ты хочешь мужчину, и я им стану!
ВИТЕНЬКА. Такого, который так не спросит. Рохля ты…
БОРИС. Я рохля? (Возмущенно озирается, выбегает; возвращается с огромным кухонным секачом. За дверью голос Глеба: "Полегче, Отелло!") А если я себе сейчас левую руку за тебя отрублю – будешь всегда со мной?
ВИТЕНЬКА. Твой Усть-Кан – это название дурдома?
БОРИС. Нет, сумасшедший дом у нас здесь. Будешь?
ВИТЕНЬКА. А почему левую?
БОРИС. В правой держать удобнее. Будешь?

Она кивает. Он отворачивается, кладет руку на стол и взмахивает секачом. Витенька закрывает глаза. Глухой стук. Она ахает, закрыв глаза. Борис оборачивается: цел.
ВИТЕНЬКА (обнимает его). Ослик был сегодня зол, он узнал, что он осел. Я рассказывала? – летом я с одной девочкой познакомилась на бге, из санатория. у нее не было ноги, а ей девятнадцать лет. И ее мальчик любил, с шестого класса. Еще в больнице ей после операции признался, что даже рад, хоть это подло: она теперь никому не нужна, а он счастлив, что сможет ее на руках носить. Она ему сказала: дурак, ничего не понимкешь,, я теперь совсем другая, и замуж смогу выйти только за такого же, как я, иначе всю жизнь себя ущербной чувствовать…
БОРИС. Ну?
ВИТЕНЬКА. Он учился в мореходке, мечтал о море… Он поехал за город и положил ноги под электричку.
БОРИС. Вот – человек.
ВИТЕНЬКА. Она вышла замуж. За другого! С двумя ногами. Которого полюбила. И который мог за ней ухаживать. А того раньше не любила, а теперь просто возненавидела. Я дрянь, говорит, а жить с ним все равно не могла бы, будь у него хоть восемь ног, а тут еще инвалид, с ума сойти!..
БОРИС. Сука твой девочка!
ВИТЕНЬКА. Дурак твой мальчик! А он о ней подумал?
БОРИС (открывает чемодан). Будь здорова. Я тороплюсь.
ВИТЕНЬКА. Послушай… ты всерьез хочешь уехеть?
БОРИС (укладывает вещи). Кроссовки… майка…
ВИТЕНЬКА. Давай перестанем друг друга мучить.
БОРИС. Куртка… эспандер…
ВИТЕНЬКА. Ты можешь отложить хотя бы до завтра?
БОРИС. Завтра – другое название для сегодня. Нож…
ВИТЕНЬКА. Я не хочу, чтобы ты уезжал, слышишь?
БОРИС. Шерстяные носки…
ВИТЕНЬКА. Тебя не интересует, что я хочу сказать?
БОРИС. Свитер… Ты еще здесь?
ВИТЕНЬКА (подходит к двери). Уже нет! Я хотела сегодня сказать тебе… я люблю тебя! И больше ты меня не увидишь!
БОРИС. Теперь это все неважно. Ты сама только что сказала. (Колеблется; подходит к ней, пытаясь обнять.) Подожди…
ВИТЕНЬКА (вырывается). Ты до меня больше не дотронешься! Никогда! Прощай! И знай, что ты подлец! Подонок!
БОРИС. Неправда! Почему я подонок?
ВИТЕНЬКА. Потому что я беременна. (С треском уходит.)

6. Спальня. ОТЕЦ всклокочен, МАТЬ заплакана.

ОТЕЦ. Хорошо, пусть все будет по-твоему! я ему все скажу! (Слушает: часы кукуют.) Я выкину наконец эту поганую кукушку!
МАТЬ. Не смей! Это память! Их нам подарили на новоселье.
ОТЕЦ. Избавиться от такой памяти! Ох, тошно мне тогда было.
МАТЬ. Еще бы! вы все напились… а я кормила Глебку, он лежал в коляске вот здесь, и я все время бегала меняла ему пеленки. А утром я проснулась: так тихо и светло, занавесок еще не было, и так хорошо, все лучшее только начиналось…
ОТЕЦ….так тошно. Ты еще спала, а я курил у окна…
МАТЬ. Я не спала… следила за тобой сквозь ресницы, мне не хотелось начинать день, хотелось подольше продлить это состояние предвкушение новой жизни.
ОТЕЦ….курил и смотрел на разрытые новостройки, утро солнесное, яркое, а я все думал: а что же дальше? Дальше что? А? А дальше-то ничего… трехкомнатная квартира, старший инженер, семья, двое детей… тридцать лет! – а жизнь кончилась! Кончилась. Уже ничего нового не будет, ничего не произойдет, не изменится, круговерть: работа, дом, отпуск, то-се, тольео дети будут расти, а мы – стареть. Все было впереди, впереди, и вдруг! – хоп! – и все оказалось позади…
МАТЬ. Валя… О чем ты. Мы нормальные средние люди…
ОТЕЦ. Знаешь, кто такие средние люди? Это те, кто проживают свою жизнь только до середины. А дальше – просто существуют. Как мы – до получения этой долгожданной квартиры.
МАТЬ. Мы просто уже немолоды, Валя. Всему свое время.
ОТЕЦ. А где же время нашей зрелости?.. Как это вышло, что нашему поколению она была не суждена? Все были молодыми, молодая наука, молодая литература, и этот ярлык – на всю жизнь. Сорок пять – слинявшие молодые… И ничего мы уже не совершим: ушли лучшие годы, как вода в песок. Все опекали нас, поучали, поправляли… А крылышки расправить не давали, шалишь…
МАТЬ. Ты же строитель… ты хотел преобразить город…
ОТЕЦ. А вместо этого город преобразил меня. Какие мы к черту строители: эти безликие бетонные коробки, вечные недоделки, авралы, простои, комиссии, которым замазывают и заливают глаза, а они сами эти глаза в сторону отводят, потому что надо вводить в эксплуатацию новые метры…
МАТЬ. Ты же строил планы…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39