В мире, разоренном и опустошенном набегами варваров, пышность и великолепие имели общественное значение и влияние, поскольку они вселяли в людей определенное чувство уверенности в жизни, при условии, что эта жизнь основывается на всепоглощающей вере в Бога. Только потом, когда города, порожденные чисто экономическим видением общественной жизни, утвердятся как центры объединения людей и источники могущества, великолепие и богатство монастырей (особенно клюнийских и цистерцианских), пышность и блеск зданий, в частности храмов, будут подвергнуты осуждению. Очень часто – со стороны других монахов. Кроме того, XII–XIII века изобиловали религиозными движениями; вспомним катаров, вальденсов, католических бедняков, гумилиатов, богардов, гильомитов и многих других предшественников нищенствующих орденов с их идеалами подвижнической бедности. С тех пор бенедиктинская роскошь стала восприниматься как скандальная привилегия.
Во всяком случае, достоверно одно: искусство и пышное, и строгое признавалось всеми как один из прямых путей, ведущих к Богу. Но словом «искусство» называлось множество различных проявлений творчества, менявшихся в различных обществах и в разные века в соответствии с тем духом, который вдохновлял ту или иную группу людей или отдельного мастера. Как выразить торжество веры? Архитектурным великолепием? Взлетом колонн? Чудесными витражами? Или же бедностью, строгостью, неподвижностью линий? Клюни или Сито? Об этом можно спорить до бесконечности. Как и о строгом, очень строгом и строжайшем соблюдении устава.
Я понимаю, что цистерцианцев, картезианцев, премонстрантов, валломброзанцев или гранмонтанцев вдохновляла крайняя строгость в архитектуре (и я охотно разделяю их вкусы, потому что, как мне кажется, именно это лично я больше всего люблю в XII веке). Но повод ли это для неприятия готических соборов, этих «проповедей в камне», этой «эстетики света» (А. Димье)? В таком смысле тамплиеры разумно практиковали «простоту в целях экономии и основательность во вкусе», прибегая в различных провинциях то к романскому стилю, то к готике, то к местным стилям – шарантскому, шампанскому, босскому и пр. Как и они, мы в этом плане – экуменисты…
В общем и целом мне представляется, что св. Бернар с его аскетическим порывом не принимал во внимание ни человеческую слабость, ни разнообразие темпераментов. Но, в конце концов, где же здесь зло, если для некоторых верных, как для «женщины… бедной и старой… темной», которая была матерью Франсуа Вийона, единственный способ чувствовать себя озаренной светом веры (сегодня мы бы сказали – «культуры») состоял в том, чтобы воочию лицезреть какую-нибудь богато украшенную раку, великолепный подсвечник, статуи, эту «Библию для неграмотных», «нарисованный рай с арфами и лютнями»?
Св. Бернар считал «навозом» все то, что очаровывает зрение, слух, обоняние, вкус, осязание, то есть все плотские удовольствия (в этом он близок Савонароле). Но было ли разумным это осуждение «уродливых красот и красивых уродств», со всей силой обрушенное на Муассак? Тем более что «строительная горячка» в итоге захватила и самих цистерцианцев, которые, «изменив древней чести ордена», принялись возводить каменные колокольни и столь большие и великолепные монастыри, что аббаты брали в долг, дабы довести строительство до конца.
Вот чего стоит насилие над человеческой природой…


Глава VII
Управление людьми

Монастырская демократия

Как управлялись монахи? Как избирались те, кто правил ими, и каковы были их полномочия? Имели ли права подчиненные? Или все держалось исключительно на послушании? На этот счет существует такое количество ложных мнений и предрассудков, что мне показалось необходимым написать отдельную главу с таким явно провоцирующим названием. Для начала придется обосновать именно название.
Жизнь монахов протекает в правовом режиме, то есть таким образом, что устав тщательно определяет дух, структуры, функционирование и даже механизмы пересмотра и приспособления правовых норм к жизни монашества. Регламентированы также права и обязанности руководителей и подчиненных. Как гласит глава LXVIII бенедиктинского устава, если старший приказывает нечто, «невозможное» для выполнения – и морально, и физически, – то монах имеет право возразить ему, однако «без высокомерия или постоянного духа противоречия». В крайнем случае монах может даже воззвать к совести. Проявлять послушание он должен лишь там, где «не замечает греха», как позднее скажут иезуиты.
Другой демократический принцип: примат церковного собора. Еще в 1115 году, за целый век до Magna Charta Libertatum Великая хартия вольностей, подписанная в 1215 году английским королем Иоанном Безземельным.

и ее «дитя» – парламентаризма (которому понадобятся шесть веков для развития), орден цистерцианцев учредил первый общеевропейский межнациональный собор – орган, уполномоченный принимать законы, изменять и отменять, а также истолковывать их. Только генеральный капитул, Parliamentum, имел право оправдывать и освобождать. Он избирал генерального настоятеля (орденского генерала) и его помощников; он же мог сместить их (многочисленны примеры смещения цистерцианских аббатов). Именно генеральный капитул решает, какой «политический» выбор следует сделать, представляет иерархам средства для выполнения этих решений и осуществляет контроль за их выполнением. Все это, разумеется, в соответствии с духом закона, а не «контра», если использовать лексику картезианцев.
Генеральный капитул был облечен властью, однако он не имел абсолютных прав, не сопряженных с какими бы то ни было обязанностями. Капитул не мог править против воли собора, принимать решения без веских причин, то есть «удаляться, – как говорили картезианцы (1432), – от прав, законов и разума», а также избегать принятия лишних законов. Деятельность генерального капитула и орденского генерала действительно выливалась подчас в излишнее законотворчество. Так, в 1292 году помощники орденского генерала клюнийского ордена денонсировали «множественность» обязательных законов под угрозой отлучения, ибо этот избыток, как мудро подчеркивали они, «не является лучшим путем ко спасению». Они также предписали упростить законодательство, придерживаясь сути законов, «чтобы никто больше не смог взывать к прощению за незнание законов».
Таким образом, церковный собор был высшим органом власти, источником любых властных полномочий. Сам орденский генерал подчиняется (subjiciteur) собору, как гласит статья 22 краткого изложения Устава иезуитов. «Он ниже его и подчиняется ему» (inferior et subjectus), – уточняет Суарец. Он является «его наместником, его викарием, его помощником», – добавляют картезианцы (1310). Конечно, он обладает полномочиями, ибо ему надлежит управлять, но пользуется своей властью (статья 784 Устава иезуитов) только для того, чтобы «созидать», причем в тех пределах, которые положены уставом, указами и церковным собором. Собор не может переложить на него все свои полномочия даже на некоторое время. Из этих двух постулатов – правового режима и соборной власти – естественно вытекают и другие демократические принципы.
Принцип избрания путем всеобщего избирательного права и одобрения. «Ни один епископ не должен быть навязан», – предписывает папа Целестрин I (422–432). «Каждый, кому предстоит управлять, должен быть избран всеми, кем он призывается руководить», – уточняет папа Лев I (ок. 440).
Другой принцип: делом всех являются не только выборы, но и само управление. «То, что касается всех, должно быть обсуждено и одобрено всеми», – пишет папа Иннокентий III (1198–1216). Этот древний тезис развивал еще св. Бенедикт. Он советовал собирать всю братию, включая самых молодых («ибо часто Бог возвещает наилучшее решение устами молодых»), всякий раз, когда возникают важные вопросы.
Третий принцип – делегирование полномочий. Св. Бенедикт не пренебрегал им; цистерцианцы применяли этот принцип с XII века; его подхватят также доминиканцы и францисканцы.
Еще один демократический принцип, принятый у доминиканцев и сохраняющийся до сих пор, – это право отзыва, то есть право подчиненных отзывать избранных ими руководителей до истечения срока их полномочий.
И, наконец, последний принцип – обязательное присутствие народа для подтверждения законности избрания. «Требуется согласие народа, духовенства и рыцарства», – пишет папа Целестрин I.
Впрочем, не забудем также и о подлинно христианском принципе, провозглашающем: «Священники не должны править народом».

Процедура выборов

Совершенно очевидно, что все эти принципы имеют значение только тогда, когда выборы и обсуждение являются свободными и регулярными. (На практике не всегда было так из-за проявления насилия со стороны короля, дворян, епископов, коммун В Средневековье коммуной называлась городская община.

; но в данный момент нам важно рассмотреть сами принципы.) Для того чтобы обеспечить свободные выборы, монашеские ордена и Церковь долго и терпеливо разрабатывали подробные правила их проведения.
Мы кратко перечислим те процедуры, которые на протяжении веков существовали в практике выборов и принятия решения у монашества (даты в скобках указывают, в какое время, по нашим сведениям, в текстах появилось описание подробных процедур).
Наиболее распространенный способ избрания в первые века христианства заключался в том, что умирающий аббат сам называл своего преемника. Если этого не происходило, то самый старый из монахов и, как предполагалось, самый мудрый, предлагал кандидатуру преемника, которая тотчас же принималась всеми – потому что либо она внушала доверие к себе, либо не оставалось возможности для выражения мнения меньшинства.
Решение доверить монастырской братии в целом (там, где умер аббат, и потому монастырь остался «овдовевшим», как сообщалось в текстах) избрание того, кто будет ими править, шло, таким образом, в разрез с обычаями эпохи. Это решение, возникшее в VI веке, ясно и твердо выражено в главе LXIV Устава св. Бенедикта.
На протяжении столетий аббат избирался пожизненно. У св. Бенедикта не говорится об этом прямо, но, поскольку он не определяет срока действий полномочий настоятеля, напрашивается вывод, что иного он просто не мыслил. Если принять во внимание продолжительность жизни в те отдаленные времена, то можно увидеть, что срок полномочий получался относительно коротким: 5 лет (в среднем) у сервитов, до 14 лет у валломброзанцев и 6 лет для пап.
Вопрос о пожизненном избрании едва ли создавал проблемы. Во всяком случае, в нем были свои преимущества: преемственность, опыт, моральный и духовный авторитет, редкость выборных собраний, на которых проявлялись бы амбиции и интриги, «чума этого дела», как напишет однажды св. Игнатий Лойола. Именно поэтому пожизненное избрание заставляло позабыть о присущих ему неудобствах: пороки этой системы в конечном счете становились ее достоинствами. Правда, гильбертины в XI веке избирали своего настоятеля сроком на один год, но пытаться решить, какая из этих двух систем лучше, равносильно оказаться между Сциллой и Харибдой.
Впоследствии все возможные сроки полномочий были опробованы на практике, отвергнуты, вновь приняты, продлены или сокращены в соответствии с потребностями различных орденов, в разные века, в связи с опытом и эволюцией идей. В этой области ни одно решение не считалось окончательным и бесповоротным.

Практика избрания

Прежде чем приступить к выборам, монахи постились, читали псалмы, пели Veni Creator Гряди, Создатель (лат.).

«размеренными голосами, которые пробуждали сердечное сокрушение и раскаяние, а не пыл страстей» (Л. Тейс), призывая на помощь Духа Святого, обращаясь к своей совести, дабы она указала им истинного избранника. Братии зачитывались правила выборов.
Никто никогда не мог выставить собственную кандидатуру – ни косвенно, ни тем более открыто. Тот, у кого возникала подобная идея, немедленно лишался права голоса, как пассивного, так и активного, то есть права избирать и быть избранным. В замкнутой группе людей все хорошо знали друг друга. Чаще всего выбор падал на человека, который ранее уже исполнял какие-либо важные обязанности и проявил при этом свои способности. У оливетанцев полагалось, чтобы избираемый монах прежде уже был либо наставником новициев, либо секретарем конгрегации или богословом. В других орденах от кандидата требовались двенадцатилетний срок пребывания в монастыре и определенный возраст. Во всяком случае, прежде чем приступить к самим выборам, председатель, приор или другой наделенный полномочиями представитель напоминал всем, какими качествами и добродетелями необходимо обладать, чтобы руководить душами и аббатством в целом, как внутри его, так и в связях с внешним миром. Нужно, чтобы избранник знал Священное Писание, чтобы он был целомудренным, скромным, милосердным… Статья картезианского устава гласит, что в случае, если при избрании приора предстоит выбирать между отцом духовным и отцом, проявившим способности в руководстве земными делами, то лучше избрать последнего, если его превосходство в хозяйственной деятельности несомненно, но чтобы при этом он не удалялся и от духовной жизни. И это все при том, что декларировалась вторичность, подчиненность бренного духовному. Замечательный повод поразмыслить о руководстве людьми и управлении делами. Разумеется, избранный из среды монашества должен быть мужского пола; хотя Кристофер Брук и упоминает об удивительном случае с одной дамой, которая попала в монастырь Бек и стала там настоятельницей во времена св. Ансельма. «Как можно было противиться, – пишет автор, – благочестивой вдове, особенно если она богата и упряма?»
Избранный не может отказаться от возложенной на него ответственности. Взять ее на себя – его обязанность (гражданский долг, как бы мы сказали). В аббатстве Бек избранник принимает на себя эти обязанности из смирения пред волей Божией и из добродетели послушания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43