Остальные – коммунисты, гомосексуалисты, иеговисты и с десяток немцев с принципами.
– А ты кто?
– Человек, выполняющий свою работу. Как я вам уже говорил, я частный детектив, из-за чего иногда попадаю в крайне опасные ситуации – в нынешние времена такое в Германии случается очень даже легко. А я порой об этом забываю.
– Может, ты не прочь работать на нас? – спросил Голомб. – Нам было бы полезно узнать, что на уме у тех двоих, с кем нам предстоит встретиться. И особенно полезно узнать, о чем они договорились с Хадж Амином.
Я рассмеялся. Последнее время все только и желают, чтобы я за кем-то шпионил. Гестапо хочет, чтоб я шпионил за СД, а теперь «Хагана» вербует меня шпионить для них. Мне даже стало казаться, что не ту я себе профессию выбрал.
– Мы заплатим тебе, – продолжил Голомб. – В деньгах-то мы не ограничены. Файвель Полкес – это наш человек в Берлине. Сможете с ним встречаться время от времени и обмениваться информацией.
– От меня вам в Германии никакой пользы, – возразил я. – Я всего лишь частный детектив, старающийся заработать на жизнь.
– Тогда помоги нам тут, в Палестине. – У Голомба был глубокий, мрачный голос, очень гармонирующий с обилием волос на теле. Он напоминал мне дрессированного медведя. – Мы отвезем тебя в Иерусалим, оттуда вы с Файвелем на поезде поедете в Суэц, а потом в Александрию. Заплатим тебе, сколько попросишь. Помоги нам, Гюнтер. Помоги сделать эту страну достойной. Все ненавидят евреев, и правильно. У нас нет ни порядка, ни дисциплины. Мы слишком долго замыкались только на себе. Наша единственная надежда на спасение – это массовая эмиграция евреев в Палестину. Европа для евреев закончилась, герр Гюнтер.
Полкес перевел последние слова и пожал плечами:
– Элиаху – сионист-экстремист. Но его мнение разделяют многие члены «Хаганы». Лично я не согласен с тем, будто евреи заслуживают ненависти. Но он прав в том, что нам нужна твоя помощь. Сколько ты хочешь? Стерлинги? Марки? Может, золотые соверены?
– Из-за денег я вам помогать не стану, – покачал я головой. – Все суют мне деньги.
– Но ты нам все-таки поможешь, – заключил Полкес. – Верно?
– Да, помогу.
– Почему?
– Потому что я был в Дахау, господа. Лучшей причины для помощи и придумать не могу. Если бы вы видели концлагерь, то поняли бы.
Каир – это бриллиант в ручке веера – дельте Нила. Так, во всяком случае, описывает его мой «Бедекер». Вообще-то я этому путеводителю доверяю, но мне город показался больше похожим на вымя на брюхе коровы, которое кормит представителей всех племен в Африке; на континенте это был самый большой город. Но слово «город» – не совсем точное определение для Каира. Каир не просто метрополия, он – настоящий остров, историческое, религиозное и культурное сердце страны; город, ставший моделью для всех других, строившихся после него, но оставшийся неповторимым. Каир и притягивал, и вызывал у меня тревогу.
Я поселился в отеле «Националь», в квартале Исмаил, находившемся меньше чем в километре от Нила и музея Египта. Файвель Полкес жил в «Савое», который располагался на южном конце той же улицы. Размерами «Националь» не уступал крупной деревне, а номера там были огромные, как зал для боулинга. Некоторые были приспособлены под курильни, оттуда доносился едкий запах, и не меньше десятка арабов сидели там на полу, скрестив ноги, куря трубки-кальяны, размерами и формой походившие на лабораторные реторты. В вестибюле сразу бросался в глаза огромный щит английского информационного агентства «Рейтер», и, когда ты входил, так и казалось, что сейчас увидишь лорда Китченера, восседающего в кресле, почитывающего газету и крутящего нафабренные усы.
Я оставил записку для Эйхмана, а позже встретился с ним и Хагеном в баре отеля. С ними пришел третий немец – доктор Рейхерт, тот самый, что работал в Германском агентстве новостей в Иерусалиме, но он, извинившись, быстро ушел, жалуясь на расстройство желудка.
– Съел, видимо, что-то не то, – заметил Хаген. Я прихлопнул муху, усевшуюся мне на шею:
– А может, наоборот, что-то ест его.
– Вчера вечером мы были в баварском ресторане, – объяснил Эйхман, – рядом с Центральным вокзалом. Только сдается мне, ресторан этот не очень-то баварский. Пиво было ничего, сносное. Но венские шницели, по-моему, готовили из конины. А то и из верблюжатины.
Застонав, Хаген схватился за живот. Я сказал им, что привез с собой Файвеля Полкеса и тот остановился в «Савое».
– Вот и нам тоже нужно было там остановиться, – пожаловался Хаген и тут же добавил: – Я знаю, зачем Полкес приехал в Каир, но зачем ты пожаловал сюда, Папаша?
– Ну, во-первых, мне показалось, наш еврейский друг до конца так и не поверил, что вы и в самом деле тут. Так что можешь назвать мой приезд жестом доброй воли, если желаешь. А еще одна причина – я разделался со своим поручением быстрее, чем рассчитывал. И решил, что лучшего случая посмотреть Египет мне не выпадет.
– Спасибо, – поблагодарил Эйхман. – Ценю, что ты привез его сюда. Иначе мы, пожалуй, могли и не встретиться.
– Гюнтер – шпион, – упорствовал Хаген. – Нашел кого слушать.
– Мы подали заявление на получение палестинской визы, – продолжил Эйхман, игнорируя парня. – И нам снова отказали. Хотим подать еще одно завтра в надежде, что наткнемся на консула, который не испытывает неприязни к немцам.
– Не немцев англичане не любят, а нацистов, – объяснил я ему и замолк, но, поняв, что подворачивается удобный случай снискать их расположение, добавил: – Однако кто знает? Может, чиновник, к которому вы попали в прошлый раз, был жид.
– Вообще-то, – заметил Эйхман, – он был, по-моему, шотландец.
– Послушайте, – я взял тон усталой откровенности, – буду играть с вами в открытую. Совсем не ваш босс Франц Зикс попросил меня шпионить за вами, а некий Герхард Флеш из гестапо, из отдела по еврейскому вопросу. Он пригрозил, если я откажусь, как следует поворошить мое расовое происхождение. Конечно, это блеф. В моей семье жидков нет. Но сами знаете, каковы эти гестаповцы. Пропустят человека через все круги ада, пока докажешь, что ты не жид.
– Ну ты-то, Гюнтер, уж меньше всех похож на еврея, – сказал Эйхман.
Я пожал плечами:
– Он охотится за доказательствами коррумпированности вашего департамента. Конечно, доказательства я мог бы ему представить еще до отъезда из Германии – я про свою встречу с Зиксом и Бегельманом. Но я ничего не сказал.
– А что теперь ты намерен ему сообщить? – осведомился Эйхман.
– Немного. Что визы вы не получили, а потому подходящего случая следить за вами у меня не было. Я понял только, что вы мошенничаете с расходами на поездку – какую-то информашку надо же ему подкинуть.
Эйхман покивал:
– Ладно, нормально. Хотя доискивается он, разумеется, вовсе не этого. Гестапо нужны факты посерьезнее, чтобы оттянуть на себя все функции нашего департамента. – Он хлопнул меня по плечу. – Спасибо, Гюнтер. Ты настоящий мужик. Да, можешь сказать ему, что я купил новый легкий костюм, «тропик», за счет расходов. И он отвяжется.
– Но ты и правда купил его за счет расходов, – вставил Хаген. – Не говоря уже о целой куче всякого барахла: тропические шлемы, и москитные сетки, и туристические ботинки. Рюкзак у тебя раздулся, как у итальянского солдата. Не купил только самое нужное – пистолеты, а мы вот-вот отправимся на встречу с самыми опасными террористами на Среднем Востоке…
Эйхман скривился, что не составило ему особого труда: обычное его выражение всегда напоминало гримасу, а губы вечно кривились в циничной ухмылке. Всякий раз, когда он поглядывал на меня, казалось, сейчас он выпалит, что ему не нравится мой галстук.
– Ну извини, – бросил он Хагену, – что я могу теперь поделать?
– Мы уже заходили в наше посольство, просили у них оружие, – сообщил мне Хаген, – но там не выдают без официального разрешения из Берлина. А если мы запросим Берлин, над нами будут смеяться.
– А разве нельзя зайти в оружейный магазин и купить? – удивился я.
– Англичан так тревожит ситуация в Палестине, что они запретили в Египте продажу оружия, – объяснил Хаген.
Я все придумывал способ, как бы втереться на их встречу с Хадж Амином, и теперь меня осенило – как.
– Я могу достать оружие, – предложил я. Я знал человека, который наверняка одолжит мне револьвер.
– Но где? – удивился Эйхман.
– Я ведь служил полицейским в «Алексе», – начал я, не собираясь посвящать их в подробности. – Всегда есть возможность раздобыть оружие, особенно в таком огромном городе. Надо только знать, где искать. А подпольная жизнь во всем мире одинакова.
Я отправился в «Савой» к Файвелю Полкесу.
– Я нашел способ попасть на их встречу с Хадж Амином, – сообщил я ему. – Они боятся «Исламского джихада», Мусульманского братства молодежи, «Хаганы», но как-то умудрились забыть свое оружие в Германии.
– И правильно боятся, – отозвался Полкес. – Если бы ты не согласился шпионить за ними, мы могли бы прикончить их. А вину взвалить на арабов. У нас это и раньше удачно получалось. Вероятно, у великого муфтия бродят сходные мысли – взвалить какое-то свое преступление на нас. Тебе, Верни, тоже следует быть поосторожнее.
– Я им обещал, что куплю оружие, и предложил им свои услуги телохранителя.
– Ты знаешь, где купить оружие в Каире?
– Нет. Я вообще-то надеялся попросить твой «Уэбли».
– Без проблем. Я легко могу раздобыть другой. – Сняв пиджак, он расстегнул наплечную кобуру и протянул мне ствол. «Уэбли» весил не меньше тома энциклопедии и был почти таким же громоздким. – Отличная точность, сорок пятый калибр, – объяснил он. – Если тебе придется стрелять из него, запомни две особенности. Во-первых, отдача у него, точно мул лягается. И второе, за ним тянется кое-какой хвост, ты понимаешь, про что я. Так что потом непременно брось его в Нил. И еще – будь осторожен.
– Про это ты мне уже говорил.
– Я серьезно. Бандиты Хадж Амина уже убили Льюиса Эндрюса, помощника верховного комиссара Галилеи.
– Я думал, это твоя группа поработала.
– На этот раз, – ухмыльнулся Полкес, – нет. Мы сейчас в Каире. А Каир – не Яффа. Англичане тут ведут себя осторожно. Хадж Амин не задумываясь прикончит вас троих, стоит ему заподозрить, что вы готовы заключить сделку с нами. Так что, даже если его слова не придутся тебе по душе, притворись, будто нравятся. Эти люди безумны. Они религиозные фанатики.
– Да ведь и вы тоже. Разве нет?
– Нет. Мы просто фанатики. А это разница. Мы не рассчитываем, что Бог радуется, когда мы сносим кому-то башку. А они – да. Вот это и делает их безумцами.
Встреча происходила в просторном люксе, забронированном Эйхманом для себя в отеле «Националь». На великом муфтии Иерусалима – он был ниже на голову всех остальных в комнате – красовались тюрбан и какая-то длинная черная хламида. Чувства юмора он был явно лишен напрочь и держался с видом важным, чванливым и значительным, чему, несомненно, весьма способствовало раболепие, с каким суетились вокруг него спутники. С превеликим любопытством я вдруг обнаружил, что он на удивление похож на Эйхмана. Для полного сходства Эйхману не хватало только седеющей бороды. Может, именно этим объясняется, что они так хорошо поладили?
Сопровождали Хадж Амина пятеро, все в мышиного цвета костюмах «тропик» и тарбушах, египетском варианте фески. Переводчик смотрел глазами убийцы, щеголял усиками а-ля Гитлер, только седыми, а на шею ему наползал второй подбородок. В руках он держал толстенную резную трость, под пиджаком, как и у всех других арабов – за исключением самого Хадж Амина, – бугрилась наплечная кобура.
Хадж Амин, ему было чуть за сорок, говорил только на арабском и французском, но переводчик у него был отличный. Германский журналист Франц Рейхерт, уже оправившийся от расстройства желудка, переводил на арабский слова чиновников из СД. Я устроился поближе к двери, слушая беседу и изображая бдительность, подобающую телохранителю, на роль которого я сам напросился. В основном разглагольствовал Хадж Амин – я был в шоке от агрессивности его антисемитизма. Хаген с Эйхманом евреев тоже не любили – явление в Германии достаточно распространенное. Они рассказывали анекдоты про евреев, желали, чтоб тех исключили из общественной жизни Германии, но до Хадж Амина им было далеко – тот ненавидел евреев неистово, как собака ненавидит крыс.
– Евреи, – надрывался Хадж Амин, – так сильно изменили жизнь в Палестине, что, если не взять ситуацию под контроль, это неизбежно приведет к уничтожению в Палестине арабов. Мы не возражаем, когда люди приезжают в страну как гости. Но евреи явились в страну как враждебные оккупанты, привезли с собой все ловушки современной европейской жизни, а они – оскорбление самим корням священного ислама. К европейскому образу жизни мы не привыкли и не желаем его. Мы хотим, чтобы страна наша оставалась такой, какой была до того, как к нам понаехали евреи. Такой прогресс нам не нужен. Не нужно процветание. Прогресс и процветание – это враги истинного ислама. И хватит с нас всяких переговоров. С англичанами, евреями, французами. Теперь вот с немцами. Заявляю вам – сейчас только меч решит судьбу нашей страны. Вы должны знать это, если политика Германии – поддерживать сионизм. А наша политика – истребить всех сионистов и их сторонников под корень, до последнего человека.
Но пришел я на встречу, герр Эйхман, не для того чтобы угрожать вашему фюреру. Германия не империалистическая страна, вроде Британии. И в прошлом она не вредила ни одному арабскому или мусульманскому государству, а во время войны была союзником Оттоманской империи. Я и сам служил в оттоманской армии. Германия всегда воевала с нашими империалистическими и сионистскими врагами: с французами, британцами, русскими, американцами. И за это мы испытываем к вашему народу благодарность и восхищаемся его военными талантами. Только, герр Эйхман, не надо больше присылать к нам евреев.
Я прочитал великую книгу фюрера. В переводе, конечно, но льщу себя надеждой, что понял умонастроение автора. Он ненавидит евреев из-за поражения, которое они принесли Германии в тысяча девятьсот восемнадцатом году.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47