Я встал, нетвердой походкой подошел к стене и стал просматривать картины. Хотя знатоком живописи я себя не числю, но все-таки способен отличить настоящее от ремесленной поделки. Надо сказать, что большинство картин в квартире Геринга имело прямое отношение к подлинному искусству. К моему, великому облегчению, среди них не нашлось картины с обнаженными женщинами, и я был избавлен от необходимости рассуждать на тему «Рубенс это или не Рубенс?».
– Ее здесь нет, – наконец заявил я. – Но тем не менее хочу поблагодарить вас за то, что вы позволили мне осмотреть эти картины.
Ринакер кивнул.
В коридоре я нашел свою шляпу и водрузил ее на голову, которая раскалывалась от боли.
На прощание Ринакер предложил:
– Если понадобится, вы можете меня найти в отделении на Шарлоттенштрассе. На углу Францозишештрассе.
– Знаю это отделение. Как раз над рестораном Лутера и Вегнера. Я не ошибаюсь? – Ринакер кивнул. – Ну, и конечно, если я что-нибудь узнаю, тут же вам сообщу.
– Непременно, – прорычал он и выпустил меня на лестницу.
* * *
Вернувшись на Александрплац, я обнаружил в своей приемной посетительницу.
Она была довольно высокого роста и хорошо сложена. Костюм из черной ткани четко обрисовывал ее впечатляющие формы, выпуклости и впадины, по очертаниям напоминавшие испанскую гитару. Короткая узкая юбка плотно обтягивала изящные ягодицы, а жакет с завышенной линией талии подчеркивал большую грудь. На ее блестящих черных волосах красовалась черная шляпка с загнутыми полями, а в руках она держала сумочку из черной ткани с белой ручкой и пряжкой, а также книгу, которую отложила, увидев, что я вхожу в приемную. Голубые глаза и выразительно подкрашенные губы действовали синхронно и с обезоруживающим дружелюбием.
– Господин Гюнтер, как я догадываюсь. – Я молча кивнул. – Меня зовут Инга Лоренц. Я подруга Эдуарда Мюллера. Из «Берлинер моргенпост».
Мы обменялись рукопожатиями, и я пригласил ее в свой кабинет.
– Заходите и устраивайтесь поудобнее.
Она огляделась и принюхалась. В комнате все еще стоял запах, каким, наверное, пропитан только фартук бармена.
– Прошу прощения, у меня тут случилась одна неприятность.
Я распахнул окно, а когда обернулся, увидел, что она стоит рядом.
– Впечатляющее зрелище.
– Да, вид отсюда неплохой.
– Берлин, Александрплац. Вы читали роман Дёблина?
– У меня почти нет времени для чтения. Да к тому же сейчас и не выходит почти ничего стоящего.
– Это запрещенная книга, – заметила она. – Но, поскольку сейчас она снова появилась в магазинах, советую вам ее прочитать.
– Я вас не понимаю, – сказал я.
– А вы не обратили внимания? В магазинах продаются книги, которые совсем недавно запрещали. По случаю Олимпийских игр. Чтобы туристы считали, что никаких репрессий, о которых у них там пишут, здесь нет. Конечно, все это исчезнет сразу же, как только Олимпиада закончится, но прочитать их следует хотя бы потому, что они запрещены.
– Спасибо за совет, буду это иметь в виду.
– У вас есть сигареты?
Щелчком я открыл серебряную коробку, стоявшую на столе, и, придерживая за крышку, протянул ей.
Она взяла сигарету и прикурила от моей спички.
– Однажды в кафе на Курфюрстендам я по рассеянности закурила сигарету, и тут же подошел один человек из тех, что любят совать нос не в свои дела, и напомнил мне о долге немецкой женщины, обязанностях жены и матери. Старый козел, подумала я. Мне тридцать девять, я уже не в том возрасте, чтобы множить ряды вашей партии таким образом. Я отношусь к типу женщин, который они именуют «генетическим браком».
Она присела на кресло и положила ногу на ногу.
Все мне в ней нравилось, за исключением кафе, в которых она бывала.
– Получается, что женщина, которая пользуется косметикой, не может нигде появиться, не рискуя тем, что ее обзовут шлюхой.
– Знаете, вы что-то не похожи на женщину, которую очень уж трогает то, что кто-то где-то о ней скажет. Что касается меня самого, то я предпочитаю, чтобы женщина была похожа на женщину, а не на гессенскую доярку.
– Благодарю вас, господин Гюнтер. Это так мило с вашей стороны.
– Мюллер говорил мне, что как репортер вы занимались профсоюзным движением.
– Да-да. Я осталась без работы во время национал-социалистической кампании за освобождение производства от женщин. Оригинальный способ решения проблемы безработицы, не правда ли? Всего лишь во всеуслышание объявить, что рабочее место женщины – ее дом, ее семья. А если у нее нет мужа, то лучше всего обзавестись таковым. И все дела. Простота пугающая.
– И на какие деньги вы теперь существуете?
– Немного писала – в журналах, в газетах. Но это раньше, а сейчас, если быть откровенной, сижу на мели. Именно поэтому я к вам и пришла. Мюллер сказал мне, что вас интересуют сведения о Германе Сиксе. У меня есть кое-какая информация, я могу продать ее. Вы расследуете какие-то дела, связанные с Сиксом? Я правильно поняла?
– Простите, но все обстоит иначе – он мой клиент.
– О, простите.
Было заметно, что она обескуражена.
– Понимаете, мне совсем не интересно, в какую он ходил школу. Мне хотелось бы узнать о нем побольше по одной причине – в его поведении есть какая-то странность. Что-то раздражающее. Я, знаете ли, не люблю, когда мне указывают, что надо делать.
– Особенность характера, не очень-то поощряемая в наши дни.
– Наверное, вы правы. – Я дружески улыбнулся ей. – Давайте договоримся так. За свою информацию вы получите пятьдесят марок. Хорошо?
– Не совсем. Вас очень огорчит, если я назову другую сумму – в сто марок?
– А как вы смотрите на то, если я предложу вам семьдесят пять и приглашение пообедать вместе?
– Договорились. – Она протянула мне руку.
– Вы принесли мне папку с документами или что-нибудь другое, фрейлейн Лоренц?
– Зовите меня, пожалуйста, Инга. А все, что я знаю о Сиксе, у меня здесь. – Она постучала пальцем по голове. – До мельчайших подробностей.
И рассказала следующее:
– Герман Сикс, сын одного из самых богатых людей Германии, родился в апреле 1881 года, за девять лет до того, как появился на свет наш обожаемый фюрер. Если все же говорить о школе, то он учился в Берлине в гимназии имени короля Вильгельма. По окончании какое-то время подвизался на бирже, а потом вернулся под крылышко папаши, в сталелитейную империю Сиксов.
Как и Фриц Тиссен, наследник другой богатой семейки, Сикс был махровым националистом, одним из тех, кто возглавил тайное сопротивление французской оккупации Рура в 1923 году. За это он и Тиссен были арестованы и очутились в тюрьме. Но на этом сходство между ними кончается, поскольку, в отличие от Тиссена, Сикс Гитлера всерьез не принимал. Он был националистом-консерватором и никогда не примыкал к национал-социалистам, поддержка, которую он, возможно, и оказал однажды партии, была чисто номинальной. Скорее всего, в какой-то момент он пошел на поводу у событий.
С Лизой Феглер – он женился на бывшей актрисе Берлинского государственного театра – у них был всего один ребенок, дочь, которая родилась в 1911 году. Лиза умерла от туберкулеза в 1934 году, и Сикс женился на Ильзе Рудель, тоже актрисе.
Инга Лоренц поднялась со стула и, рассказывая, стала ходить по комнате. Должен сказать, что это мешало мне сосредоточиться: когда она поворачивалась ко мне спиной, мои глаза останавливались на ее бедрах, а когда она оказывалась ко мне лицом, взгляд непроизвольно падал на ее живот.
– Я уже говорила, что Сикс не принимал партию национал-социалистов всерьез, и это действительно так. Но в то же время он активно выступал и против профсоюзного движения, и та расправа над профсоюзами, которую устроили национал-социалисты, придя к власти, определенно пришлась ему по душе. И все же так называемый «социализм» в названии партии для Сикса был как кость в горле, не говоря уже об экономической политике, которую наци проводили в жизнь. Сикс был в числе столпов немецкой промышленности, которые присутствовали на секретной встрече, состоявшейся в начале 1933 года в Президентском дворце, когда Гитлер и Геринг излагали свои взгляды на политику в области экономики. Получив от Гитлера твердое обещание разгромить большевиков и возродить армию, промышленные магнаты внесли несколько миллионов марок в казну партии. Однако такие лирические отношения с Гитлером продолжались недолго. Как и большинство других руководителей промышленных компаний, Сикс считал, что Германия должна расширять розничную торговлю и увеличивать оптовую. Если говорить о его родной сталелитейной промышленности, то он предпочитал покупать сырье за рубежом – дешевле получалось. Геринг, однако, не согласился с этим, считая, что Германия способна сама обеспечивать себя железной рудой и всем остальным. Он настаивал на том, что государство должно осуществлять контроль над потреблением и экспортом сырья. И не трудно догадаться почему.
Она замолчала, ожидая, что я соглашусь с этим положением, кажется не нуждавшимся в доказательствах.
– В самом деле, почему? – все-таки поинтересовался я.
– Ну как же?! – с досадой воскликнула Инга и вздохнула. – Неужели вы не понимаете? Все очень просто: Германия готовится к войне, и та экономическая политика, которая проводилась раньше, теперь не подходит.
Я кивнул с умным видом, означавшим: «Да, я вас понимаю». Она присела на подлокотник кресла и скрестила руки на груди.
– Я разговаривала с неким осведомленным человеком, который работает в одной информированной газете. Так он говорит, что, по слухам, через пару месяцев Геринг возьмет под свой контроль выполнение второго четырехлетнего плана экономического развития. Если иметь в виду его нескрываемое стремление к созданию государственных предприятий в горнодобывающей промышленности – а, с его точки зрения, только это и будет гарантией производства стратегического сырья, например железной руды, – не сложно догадаться, что у Сикса это восторга не вызывает. Вы ведь знаете, что во время кризиса именно сталелитейная промышленность больше всего пострадала от перепроизводства продукции. Поэтому Сикс не дает согласия на выделение средств, необходимых для того, чтобы Германия сама себя обеспечивала железной рудой. Он прекрасно, понимает, что прогорит, когда перевооружение армии закончится, – чугун и сталь, сделанные на его заводах, окажутся слишком дорогими. Ведь мало того, что сам процесс производства требует больших затрат, а тут ему еще придется использовать дорогую отечественную руду. В результате свою сталь он не сможет продать и за границей тоже – слишком высокой будет цена. Понятно, что сегодня Сикс заинтересован в том, чтобы инициатива в немецкой экономике принадлежала частным предпринимателям. И я полагаю, что он приложит все усилия, чтобы убедить остальных промышленников присоединиться к нему и организовать оппозицию Герингу. Если они откажутся войти с ним в союз, то он пойдет на все. К слишком щепетильным господам этот человек не принадлежит. У меня есть подозрение – однако имейте в виду, что это всего лишь подозрение, – что он связан с криминальной средой.
Черт с ней, с экономической политикой Германии, подумал я, а вот то, что у Сикса могут быть такие связи, это действительно интересно.
– Почему вы так считаете?
– Ну, во-первых, во время забастовок на сталелитейных заводах штрейкбрехеры избивали рабочих. И кое-кто из этих штрейкбрехеров напрямую связан с уголовниками. Многие из них сами побывали за решеткой и состояли в бандитском картеле. Ну, вы знаете, что собой представляет такое общество реабилитации преступников.
– А вы не помните его названия?
Она покачала головой.
– Случайно не «Германская мощь»?
– Не помню. – Она немного подумала. – Но если вам это понадобится, я, скорее всего, смогу выяснить имена людей, участвовавших в этих событиях.
– Если сможете, сделайте это. Соберите как можно больше информации об этих нападениях на бастующих рабочих.
Она рассказала мне столько интересного, что эти семьдесят пять марок окупились с лихвой. Теперь, познакомившись поближе со своим клиентом, который терпеть не может вторжений в личную жизнь, я почувствовал, что куда уверенней сижу за рулем, чем прежде.
Когда Инга закончила говорить, я подумал, что она может оказаться мне полезной и в будущем.
– А что вы скажете, если я предложу вам поработать вместе со мной? Мне нужен помощник, который следил бы за прессой и выполнял отдельные поручения. Думаю, это вам подойдет. Я буду платить вам, скажем, шестьдесят марок в месяц. Наличными, разумеется, чтобы не сообщать в службу занятости. Может быть, если дела пойдут, я смогу платить вам и больше. Ну как, идет?
– Если вы так считаете... – Она пожала плечами. – Мне, конечно, нужен заработок...
– Тогда решено. – На мгновение я задумался. – У вас, наверное, остались связи в редакциях газет, в правительственных учреждениях. Может быть, вы знаете кого-нибудь в Немецком трудовом фронте?
Инга задумчиво крутила пуговицу своего жакета.
– Есть там у меня один знакомый. Бывший поклонник, офицер СА. А зачем вам Немецкий трудовой фронт?
– Вы можете позвонить ему и предложить встретиться прямо сегодня, пойти куда-нибудь развлечься?
– Но мы с ним несколько месяцев не виделись и не разговаривали. В последний раз я с таким трудом от него отделалась – прилип, как пиявка.
В глазах ее появилось беспокойство.
– Мне важно выяснить, что связывало зятя Сикса Пауля Пфарра с этим самым Немецким трудовым фронтом, в котором он бывал по нескольку раз в неделю. Кроме того, у Пауля была любовница, и я хочу, чтобы вы узнали о ней что только можно. Словом, вы уже поняли: меня интересует все, касающееся Пауля Пфарра.
– Ну, тогда мне придется надеть еще одни панталоны. – Я не сразу понял Ингу, но она тут же пояснила: – У этого типа такие нахальные руки – наверное, вообразил, что он акушер!
Представив, как он пристает к ней, я почувствовал что-то вроде ревности. Может быть, когда-нибудь и я буду ухаживать за ней.
– Я предложу ему встретиться вечером в кафе. – Разрушая мои эротические грезы, Инга вернула меня к реальности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38