Одной больше…
Сальворас спускался в малосимпатичные недра дворцовых подземелий, неся на плече обмякшего, бесчувственного Хассима. Капитану не нравилось посещать застенки. Он спускался туда, только если начальственный приказ возлагал на него персональную ответственность за того или иного узника.
Часом раньше он оттащил туда Конана и надежно приковал его к стене в одной из крохотных, заросших гнилой плесенью камер. Богатырская стать молодого варвара снискала невольное уважение капитана. Похоже, эти киммерийцы в самом деле были серьезным народом! Могучий Сальворас сумел без посторонней помощи взвалить его на плечо, но к тому времени, когда он добрался до подземелья, руки и плечи начали жаловаться.
Сальворас никогда еще не встречал человека сильнее себя. Самой своей воинской славой он был обязан крепости тела, позволявшей совершать подвиги, немыслимые для других.
Его отец был каменотесом. Сальворас с юности помогал ему, перетаскивая и ворочая неподъемные глыбы. Ему нередко случалось держать на весу каменные блоки, пока мастера делали какой-нибудь особенно заковыристый вырез или скол. Позже Сальворас работал в каменоломне, доставляя строительный материал повсюду, где какой-нибудь вельможа возводил дом или крепость.
Возмужав, он подался в солдаты. Отчасти из любви к приключениям, но больше ради того, чтобы отплатить за горе и ущерб, который в свое время причинили его семье набеги захватчиков. Однажды, когда они с отцом были в каменоломне, мать Сальвораса похитили работорговцы.
Отец после этого превратился в настоящий живой труп. Он впал в мрачное безразличие, из которого его целых восемь лет, до самой смерти, ничто не могло вывести. Ни братьев, ни сестер у Сальвораса не было. Его семьей надолго стало бритунийское войско.
Что же касается женщин… Бравый молодой солдат никогда не был обижен вниманием и лаской полногрудых, обольстительных бритунийских красоток. Однако воинская жизнь не позволяла ему особо задерживаться на одном месте, так что любовные увлечения не успевали перерасти в долговременные привязанности. Он так и не нашел той, с которой ему захотелось бы устроить семью. Не было и близких друзей: быстрое продвижение по службе бросало Сальвораса из одного гарнизона в другой, от одного военачальника к другому. Те, кого он мог бы назвать своими друзьями, остались на границе, в легионе, которым он прежде командовал. Со своими нынешними подчиненными, городской стражей Пайрогии, Сальворас общего языка покамест не находил. Это в большинстве своем были люди, устроенные на «тепленькие» местечки отнюдь не за боевые заслуги. Половина была как-то связана со знатными семействами, остальных устроили сюда вельможи, чем-то им обязанные…
«Да, – невесело думал Сальворас, – видно, так я и помру одиночкой». Здесь, в Пайрогии, у него было подружек хоть отбавляй; редкую ночь в его объятиях не засыпала белокурая красавица. Но все это оставалось весельем на одну ночь. А тех женщин, которые, как он подозревал, с радостью приняли бы от него предложение руки и сердца, он сам старательно избегал. Той единственной, о которой он мечтал, среди них не было.
Что ж, судьба, видно, не судила ему осесть где-нибудь этаким «городским солдатом», больше привыкшим к пивной кружке, чем к рукояти меча. Видал он таких. Выйдя в отставку, они все вечера напролет просиживали в тавернах, поглощая дешевое пойло. И врали напропалую, хвастаясь вымышленными подвигами в сражениях. Такого конца Сальворас для себя совсем не хотел. Нет уж. Он выйдет в отставку, только если его искалечат в бою. А всего скорее, меч вынут из его мертвой руки. Смерть воина должна быть освящена целью. Он, Сальворас, будет служить до конца, потому что только так он будет чувствовать себя живым…
Спускаясь в дворцовое подземелье с бесчувственным Хассимом на плече, капитан понял с окончательной ясностью: он совершил ошибку, приняв этот пост. И единственный способ исправить ее – это доказать, что он чего-то стоит как командир. Надо двигаться дальше и, может быть, заслужить звание полководца. Надо как следует заняться лентяями и бездельниками, по ошибке зачисленными в городскую стражу. Он будет беспощадно гонять балбесов до тех пор, пока не сделает из них настоящих солдат…
Сальворас принялся мысленно составлять план учений для своих молодцов и так увлекся, что не заметил, как Хассим постепенно пришел в себя. А хитрый замориец уже понял, что висел на могучем плече капитана, и тот крепко придерживал его за ноги, между тем как голова, руки и верхняя часть туловища вора свисала ему на спину. Хассим чувствовал дурнотную слабость: ток крови еще продолжал разносить яд по его телу. Неровное дыхание сипело в груди. Челюсть раскалывалась от боли, рот наполняла липкая кровь. Капля за каплей падала с разбитых губ, оставляя на каменном полу пятна. Хассим ощупал языком десны. От нескольких зубов остались только зазубренные пеньки. Отважившись осмотреться, он понял, что его несут в дворцовое подземелье. Когда-то, много лет назад, ему удалось совершить оттуда побег. Но в тот раз ему помогли. Хассим знал: даже если вырвешься из камеры, это еще не значит, что сумеешь выйти наружу. Подземелье представляло собой настоящий лабиринт хаотически перепутанных коридоров.
Спустя некоторое время вор хватился кинжалов, но тут же заметил их рукояти, заманчиво торчавшие из сумки на поясе Сальвораса. Если бы удалось дотянуться, он живо всадил бы клинок капитану между лопаток, а потом удрал тем же путем, что и когда-то. Да, пожалуй, так он и поступит. Надо только выбрать подходящий момент, а до тех пор продолжать притворяться бесчувственным…
Хассим сосредоточил внимание на одном из кинжалов: про себя замориец называл его «черным драконом». Лезвие кинжала было густо смазано пастой, приготовленной из смертельно ядовитых листьев черного лотоса. Даже простой царапины, причиненной «черным драконом», было достаточно, чтобы самый крепкий мужчина свалился замертво, а через некоторое время и умер. «Не все зубы ты мне выбил, Вальтреско!.. – с мрачным торжеством подумал Хассим. – Скоро ты узнаешь, что я еще способен кусаться!..» Терпеливый замориец по-прежнему не шевелился, но, как свернувшаяся змея, был готов к немедленным действиям.
А Сальворас шел себе и шел нескончаемыми каменными переходами, пребывая в счастливом неведении относительно смертельной опасности, которой он подвергался. Путаница подземных коридоров освещалась редко расположенными, тусклыми масляными светильниками. Сальворас был одним из немногих, кто способен был разобраться в здешних лабиринтах. На самом деле секрет был очень прост, следовало только уметь читать путеводные знаки, остроумно спрятанные в узорах на каждом светильнике.
До тюремных камер оставалось уже недалеко. Даже если бы Сальворас не знал дороги, он безошибочно пришел бы туда по запаху. Вокруг все сильнее разило испражнениями и гниением. В последний раз завернув за угол, капитан остановился. Пришли!
Узкие глубокие камеры располагались по обе стороны коридора. Каждая была предназначена для полудюжины «постояльцев». Коридор же, по которому до них добирались, был шириной всего около трех футов. Конан находился в самой первой камере. Сальворас взглянул на него сквозь прутья решетки и убедился, что варвар по-прежнему висел на цепях, вделанных в стену. Капитан потянулся к кольцу с ключами и выбрал из связки один – большой, ржавый. Он всунул его в замок… и, уже поворачивая ключ, ощутил резкий, глубокий укол в бок.
– Борода Эрлика!.. – изумленно выругался Сальворас, роняя Хассима на пол. Он потянулся к пробитому боку и нащупал засевший между ребрами тонкий кинжал. Стало быть, замориец очнулся!.. Капитан понял, что во второй раз за последние несколько дней недооценил противника, и это грозило обернуться бедой. Яростно взревев, он выдернул из хорошо смазанных ножен тяжелый меч и собрался зарубить вора, ибо тот, заново оглушенный падением, беспомощно лежал на полу. Но занесенному клинку не суждено было опуститься на голову заморийца, Сальворас свалился, точно бык на бойне.
Хассим же, кое-как проморгавшись, поднялся на неверные ноги. Он с трудом их передвигал: удар кинжалом отнял у него последние силы. Вообще-то ему несусветно повезло с этим ударом. Кинжал попал совсем не туда, куда метил Хассим, но тонкое зазубренное лезвие каким-то чудом угодило в такое место, где на кольчуге капитана разошлось несколько звеньев. До Хассима, между прочим, только тут дошло, что его тюремщиком и жертвой стал не кто иной, как сам капитан Сальворас. Если бы не путаница в мозгах из-за побоев и яда, он узнал бы его сразу. А впрочем, Хассиму было все равно, кого убивать. Ему случалось без зазрения совести отправлять на тот свет людей, заслуживавших смерти куда менее, чем этот болван.
Искусство обращения с кинжалом сослужило мошеннику добрую службу. Нагнувшись, он самым немилосердным образом вырвал «черного дракона» из тела поверженного капитана. Зазубренное лезвие с треском разорвало еще несколько звеньев кольчуги. Сальворас неподвижно лежал на полу. Черный лотос постепенно погружал его в глубокий сон, от которого не было пробуждения.
Оставалось нанести завершающий штрих. Он поместит тело таким образом, чтобы Вальтреско решил, будто это Конан сцепился с Сальворасом и нанес ему смертельный удар. Тюремщик найдет в камере два трупа, каждый – с кинжалом в руке. Хассим повернул ключ в замке камеры и вошел. Шум, происходивший в коридоре, заставил Конана приподнять голову. Хассим с удовлетворением убедился, что варвар надежно прикован к стене толстыми цепями, приделанными к вмурованным кольцам, и в кандалах нигде не было слабины. Выглядел киммериец отвратительно: весь в грязи, а там, где грязь отвалилась корками, живого места не было от ссадин и синяков. Тем не менее Хассим приблизился со всей осторожностью, держа кинжал наготове.
– Какая встреча, ты, безмозглое животное! – насмешливо приветствовал его Хассим. Перенесенные испытания превратили низкий, звучный голос заморийца в какое-то утробное ворчание. – На сей раз я лично и с большим удовольствием препровожу тебя в преисподнюю, или куда там еще попадают души варваров вроде тебя! – продолжал он с наслаждением. – Ты мешаешь мне, дикарь, и поэтому ты умрешь. Вон тот легковерный болван… – Хассим кивнул на распростертое тело Сальвораса, – в самом деле поверил, будто принцесса погибла от твоей руки. Если бы это ничтожество знало, что девчонку сгубил его любимый начальник, его драгоценный полководец!..
Он засмеялся, с трудом переводя дух. Потом выплюнул в лицо Конану кровь я осколки зубов.
Киммериец изо всех сил старался разорвать цепи, но пока ничего не получалось. Он слишком ослаб: на то, чтобы справиться с прочными железными звеньями, ушли бы часы, а их-то у него и не было. Напрасно бугрились, вздуваясь, тугие мускулы на руках и ногах. Цепи не поддавались.
– Эрлик тебя забери, помоечная крыса! – вырвалось у него. – Может, ты и отправишь меня в ад, но знай, что я буду там тебя ждать!
Выругавшись, он вновь попытался совладать с кандалами. Тщетно.
Хассим приблизился еще на шаг и встал в стойку, присущую мастерам поножовщины. Кинжал смотрел Конану в живот. Еще миг – и он вспорет беззащитное тело.
– Твоя смерть будет медленной и мучительной, – ликовал Хассим. – Готовься встретить ее, вар… оооааахх!..
И на глазах у изумленного Конана Хассим вдруг зашатался, а потом лицом вниз рухнул на каменный пол камеры. Между лопатками у вора торчал тяжелый метательный нож, всаженный по самую рукоятку. Падая, Хассим еще и напоролся на собственный кинжал; узкое лезвие прошло насквозь и вышло из спины рядом с ручкой ножа.
Сальворас стоял на Коленях возле решетчатой двери, и его рука, метнувшая нож, еще тянулась вперед. Он медленно поднялся, опираясь на решетку. Он уже понимал, что кинжал заморийца был отравлен: пропоротый бок так и горел. Собственно лезвие особых повреждений не причинило, в боях на границе Сальворас выносил гораздо худшие раны. Но вот яд… Каково бы ни было зелье, сила в нем была лютая. Капитан пытался бороться, но чувствовал, что надолго его не хватит.
– Именем Крома и Митры!.. – воскликнул Конан, осознавший, что Сальворас спас ему жизнь. – Вот это, я понимаю, бросок!.. Не могу сказать, что с большим нетерпением ждал встречи с тобой, но теперь… спасибо, капитан!
Он видел, что Сальворас едва держится на ногах, и озабоченно посмотрел на дыру, пробитую в кольчуге кинжалом Хассима. Оттуда, марая камзол и собираясь лужицей на полу, медленно сочилась кровь.
– Конан… – заплетающимся языком проговорил капитан. – Теперь я знаю, что ты ни в чем не виновен… подлое предательство… измена в стенах дворца… Не могу поверить! Полководец Вальтреско… предатель… – Его голос срывался, как от жестокой боли. – Надо немедленно сообщить королю… рассказать про… – Сальворас говорил все с большим трудом и временами, казалось, забывал, о чем только что вел речь. – Я тебя выпущу… сейчас… погоди только… пойдешь со мной к королю… К королю Эльдрану и к Кейлашу…
Непослушными пальцами он вытащил ключ из замка, подошел к Конану и освободил ему одну ногу. Глаза ему, видно, застилал туман: он то и дело моргал и тряс головой. Он принялся было отпирать второй браслет, но смертоносный сок черного лотоса, порождение далекого Кхитая, подточил даже его громадную силу. Он был еще жив, но волны дурманного сна окончательно сомкнулись над ним.
Сообразив, что Хассим отравил храброго капитана, Конан проклял злую судьбу, столь усердно загонявшую его в угол. Единственный человек, способный засвидетельствовать его невиновность, лежал при смерти на полу каземата! Если бы хоть удалось достать ключи, выпавшие у Сальвораса из руки!.. Ну что ж, по крайней мере одна нога у него теперь свободна.
Он согнул колено, как следует уперся в стену и налег. Изможденное тело взмолилось о пощаде, но Конан был глух к его жалобам. Нельзя прекращать попыток вырваться, если так страстно любишь жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36