— Я ваш участковый…
— Здрасте… — поддерживает его капитан. — Старший оперуполномоченный капитан Синицкий… — представляется он.
— Проходите, пожалуйста, — приглашаю их к столу. — Вам сделать кофе? — спрашиваю старшего по званию.
Поколебавшись, он кивает. Оля, предчувствуя беду, встала у плиты, умоляюще глядя на милиционеров.
— Тут вот какое дело… — мнется старлей. — Вы Ольга Владимировна?
— Вы уже спрашивали… Что с папой?!
— Тут вот какое дело… — повторяется старлей, глядя куда-то мимо Ольги. — Вашего отца вчера сильно избили…
Ольга закрывает лицо руками, услышав это страшное известие. Я ставлю кофейник на плиту и подхожу к ней, обнимаю ее напрягшиеся плечи.
— Понимаете, — вступает в разговор капитан, видя, что старлей стушевался, — к нам уже поступали сигналы о том, что вашего отца пытаются запугать. Но информация исходила от людей, у него работающих. Все они — бывшие военные и поэтому, собственно, пытались помочь Владимиру Андреевичу. Но сам-то он до сих пор заявление написать не удосужился. Поэтому мы ничего и не могли предпринять заранее…
— Что с папой?! — всхлипывает Ольга, не отнимая рук от лица, и ее плечи начинают мелко дрожать.
— Он сейчас в больнице, — говорит капитан. — Успокойтесь, пожалуйста. Все будет хорошо. Мы только что оттуда. Состояние вашего отца удовлетворительное. Мы с ним разговаривали. Все у него будет в порядке, так сказал врач, — заверяет Олю капитан.
Она утыкается мне в грудь и плачет, уже не стесняясь милиционеров. Они смущенно переминаются. Отвожу девушку в комнату и оставляю ее пока одну. Возвращаюсь к полицейским.
— Мы собираемся пожениться, — говорю им, входя в кухню, — но ни Оля, ни Владимир Андреевич ничего мне не говорили о своих проблемах. Прошу вас, объясните, в чем дело? Что происходит?
Я говорю четко и уверенно. Милиционеры оживают.
— Беда в том, что отец этой девушки не желает писать заявление, — говорит капитан. — А без этой бумажки, черт бы ее побрал, мы не можем ничего предпринять. Он и сейчас отказался с нами говорить на эту тему. А избили его основательно…
— Но косвенно вы же можете знать, кто это организовал? — спрашиваю его.
— Трудно сказать… — не решается откровенничать капитан.
— Да это Бенгала банда! Тут к бабке не ходи! — встревает в разговор старлей, снимает фуражку и вытирает вспотевший от волнения лоб. — Их это работа!.. Точно говорю!
Капитан молча кивает.
Я достаю чистые чашки, наливаю ментам кофе.
— Спасибо… — принимает чашку капитан. Приглашаю старлея к столу.
— Вы слышали о Бенгале? — спрашивает меня доверительно старлей, прихлебывая горячий кофе.
— Берите печенье, — предлагаю им. — Вроде и слышал что-то похожее, но я живу на Васильевском и здешних бандитов не знаю.
Капитан налегает на печенье.
— Они здесь хозяева!.. — возмущается старлей. — Ни черта с ними не можем сделать. Так… Иногда только мелочь попадется, да и тех почти всегда приходится отпускать. У них все схвачено…
Капитан даже поперхнулся после последних слов коллеги.
— Ни черта у них не схвачено! — резко возражает он.
— А почему тогда мы их никак не можем посадить?! — задиристо спрашивает старлей.
— Не знаю… Но я у них точно не схвачен! — лупит кулаком по столу кэп так, что подпрыгивает посуда.
Смотрю на разошедшихся полицейских. Эти ребята, похоже, честно тянут свою лямку. Без компромиссов.
— А я что — схвачен?! — вскидывается старлей и роняет на пол фуражку. — Да мне уже два раза дверь подпаливали… — говорит он и лезет под стол за своим «аэродромом» .
— А я про тебя и не говорю ничего… — оправдывается капитан, тоже нагибаясь, и шарит руками под столом в поисках закатившейся фуражки приятеля. — Только через нашего начальника ни одна серьезная бумага не проходит почему-то… — говорит он снизу. Мне становится весело. Ребята совсем забыли, что я не из их команды и говорить лишнее при мне не стоит.
Вдруг полицейские одновременно выныривают из-под стола, и капитан пристально смотрит на меня.
— Вы, главное, сами не пытайтесь что-либо предпринимать, — предупреждает он. — Эта команда, о которой мы тут поспорили, на сегодняшнем языке называется «отмороженной»… Это очень опасно…
Я киваю ему. Полицейский, может, и имеет право говорить, что и где опасно, но решать остальное все-таки предстоит мне. И вот мне кажется, что Бенгалу лучше убраться из города, и сделать это как можно быстрее. Но вот беда: никто его о моих мыслях заранее предупредить не сможет… Я же просто мечтаю встретиться с ним и с его отвязанными ребятками, встретиться и поговорить на том языке, который они лучше всего понимают.
— Они хотели отнять у Владимира Андреевича уже налаженное им дело? — интересуюсь у кэпа. Впрочем, тут и так все ясно.
Тот молча кивает, сосредоточенно глядя в свою чашку.
— Я бы этих тварей… — снова не выдерживает старлей, но капитан взглядом заставляет его замолчать.
— Вы вот что… — говорит он, доставая из папки блокнот довольно затрепанного вида, и быстро в нем пишет. — Вот номера моих телефонов: рабочий и домашний… — Он подает мне вырванный листок. — В случае, если у вашей девушки возникнут проблемы, немедленно позвоните. Эти гады будут пытаться запугать до конца. Я удивляюсь, как они до сих пор не нашли сюда дороги…
Кивком даю понять, что мне все ясно.
— А как вас найти в случае чего?.. — интересуется у меня старлей, хрустя печеньем.
— Звоните сюда… — говорю без запинки. — Теперь я не могу оставить девушку без внимания ни на минуту.
Старлей понимающе кивает.
— Будьте осторожны, — говорит капитан. — Простите, как вас зовут?
— Герасим.
— Будьте осторожны, Герасим. Постарайтесь не входить с бандитами в прямой конфликт. Вам одному не выстоять, несмотря на вашу, судя по всему, отличную физическую подготовку. Они кавказцы… Вы меня понимаете?
— Постараюсь… — успокаиваю его.
— Если что, сразу же звоните мне. Или передайте тому, кто будет в тот момент на телефоне. Я предупрежу своих.
— Точно! — поддерживает капитана участковый. — Вот вам и мои телефоны на всякий случай. — Старлей пишет на том же листке свои номера. — Звоните сразу…
— Спасибо. Если что, я непременно этим воспользуюсь, — обещаю полицейским.
Они поднимаются из-за стола, считая разговор законченным.
— Считаю должным поставить вас в известность, дабы вы оценили ситуацию реалистически, — говорит капитан, надевая фуражку и одергивая китель, — на этой банде висит не меньше двенадцати убийств… Но… — он морщится, — доказать это пока невозможно, хотя мы и подозреваем…
— Мы можем только предполагать… — снова встревает в разговор старлей, порывшись зачем-то в своих бумагах и застегивая планшетку. — Не сомневаюсь, если копнуть поглубже, то и трупов за ними отыщется гораздо больше…
— Только никто не копает… — подытоживает мысль участкового капитан и подает мне руку для прощания.
— Спасибо за кофе, — улыбается участковый.
Провожаю их до обшарпанного в постоянных рейдах старого полицейского «уазика».. Возвращаюсь в дом. Оля у себя в комнате стоит у окна и невидящим взглядом смотрит в сад. Подхожу и обнимаю ее слегка за плечи. Она, резко обернувшись, утыкается мне лицом в грудь, но уже не плачет.
— Что же теперь будет, Гера? — тихо произносит она, не поднимая головы.
— Все будет очень и очень хорошо… — говорю ей без всяких сомнений на этот счет. — Ты даже не представляешь, как все у вас будет хорошо и отлично.
Оля поднимает на меня свои большие ясные глаза, в которых я читаю безоговорочную веру в мои слова.
— Правда?
В ее голосе звучит надежда и еще что-то, пока неуловимое для меня.
— Более чем правда… — улыбаюсь я.
Следующие два часа мы провели в дороге и в больнице у отца Ольги. Я познакомился с ее папиком, и мне понравился этот упрямый и честный человек, отставной служака разваливающейся Российской армии. Вместе с ним мы решили, что Ольге пока лучше пожить у сестры погибшей жены Владимира Андреевича. Та обитает на Ленинском проспекте в трехкомнатной квартире с мужем и уже довольно взрослой дочерью. Ольге там будет безопасней. Прощаясь, капитан тоже советовал Ольге, если есть возможность, перебраться пока к родственникам.
— Что ты хочешь предпринять, Герасим? — спрашивает полковник, проницательно глядя на меня.
Ольга, услышав его вопрос, притихла с другой стороны кровати, ожидая моего ответа.
— Все нормально, Владимир Андреевич, — улыбаюсь я. — Просто попытаюсь выяснить некоторые моменты в этом деле…
Владимир Андреевич качает головой, сомневаясь, очевидно, в моих способностях.
— Здесь не война, капитан… — говорит он задумчиво.
Ольга, когда представляла меня своему отцу, тут же выложила все, что сама успела обо мне узнать. Отец отреагировал на услышанное совершенно нормально, только спросил, может ли он знать того полковника, из-за которого у меня не удалась карьера. Я назвал ему фамилию, но, естественно, Владимиру Андреевичу она ничего не сказала.
— Глядя на вас, господин полковник, в такое трудно поверить… — возражаю на его слова, что, мол, не война здесь у нас. А что же? Весь забинтованный, он сейчас больше похож на бойца, попавшего в госпиталь с поля брани, нежели на обычного больного. Полковник улыбается сравнению, но вдруг заходится кашлем, морщась от боли. Ольга быстро наклоняется к нему, я же тянусь к кнопке вызова медсестры. Полковник жестом останавливает мою руку.
— Норма, Герасим… Это ничего… Не смертельно, — говорит он, немного придя в себя.
Выйдя из палаты, я переговорил с его лечащим врачом, и тот заверил, что у полковника все будет в порядке. Ничего опасного для здоровья и жизни. Да и поместили Владимира Андреевича более чем пристойно, в палату на двоих, где второго больного пока нет. Позже я отвез Ольгу к ее сестре на Ленинский. Побыв там с полчаса, собрался уезжать. Оля, провожая меня на лестничную площадку, предложила ключи от их дома, так как я отказался воспользоваться гостеприимством ее сестры. Договорившись, когда я снова подъеду или в крайнем случае позвоню, выбираюсь на улицу. Теплый, солнечный летний день. Узнав от Ольги адрес мастерской ее отца, я на такси еду на Гражданку.
В мастерской я побеседовал с рабочими, друзьями полковника. Получив много полезной информации, еду снова в Озерки, хочу подремать пару часиков. Весь небольшой коллектив, узнав о несчастье своего шефа, собрался после работы навестить его в больнице. Мы договорились, что, если появится кто-нибудь из парней Бенгала, мне тут же откуда-нибудь с улицы сообщат об этом, позвонив по домашнему телефону полковника.
Я проспал два часа, а потом меня разбудила трель телефонного звонка.
— Герасим? — спросил приглушенный мужской голос в трубке.
— Да.
— У нас в гараже гости.
Трубку тут же повесили. Отлично, на ловца и зверь бежит. Мигом собравшись, бегом преодолеваю метров двести до оживленной магистрали и ловлю частника, согласившегося гнать на максимальной скорости до названного мной адреса за солидное вознаграждение. Мужик не соврал, и его старенькая «девятка» летит по улицам так, что мне не раз казалось, что конечной остановкой станет нам городской морг или в лучшем случае больничка. Но водила оказался классный, и через десять минут я уже миновал ворота мастерской, имеющей довольно обширную территорию, обособленную от остального городского мира. Здесь десять больших гаражных боксов. В шести из них ворота открыты, и видны автомобили разных марок. Вдоль дальней стены — несколько машин, принадлежащих, вероятно, рабочим гаража, а посреди двора стоит черная, семисотой модели, «БМВ».
Какой-то работяга, выглянув из бокса, махнул мне рукой в направлении вагончика-конторки. Захожу внутрь — в кабинете Владимира Андреевича шестеро. Двое заместителей полковника и четверо приезжих джигитов.
Все бандиты Бенгала, как говорят теперь, — лица кавказской национальности, но выяснять, откуда именно приехала чернота, мне скучно и неинтересно. Отношение у меня к этим ублюдкам, чувствующим себя королями в нашем городе, совершенно определенное.
— Э! Что хочешь, да?! — Вся кодла смотрит с недоумением, а один из них, по-видимому, старший, заводится с пол-оборота:
— Ты видишь, тут разговор, да? Зачем мешаешь? Подожди, как нормальный человек, на улице!
Гости сидят, расположившись с двух сторон стола, как полновластные хозяева этого заведения, а заместители полковника притулились у окна. Гости нещадно дымят сигаретами.
— Ты, что ли, хозяин здесь? — спрашиваю старшего с издевательской ухмылкой. — Чего пасть открываешь, дарагой, когда тебя никто об этом не спросил?.. Да? — передразниваю его.
— Э-э!! Ну, билядь, ты и наглый! — рычит он угрожающе и медленно поднимается с места. Сидевший рядом с ним крепыш с орлиным шнапаком тоже встает, глядя на меня исподлобья. Двое по другую сторону стола не двигаются, считают, вероятно, что своим участием в разборке окажут мне слишком много чести.
— Не наглый, а справедливый, — ухмыляюсь, не сводя со старшего глаз. Старший взрывается:
— Как ты сказал мнэ?.. А? Повторы? — Он уже готов броситься с «кынжалом». Кавказцы одеты по-летнему, все в цветастых рубахах. Оружия у них с собой нет, разве что перышки в карманах брюк, но это несерьезно.
— «Привет» говорю, козел, — поясняю бестолковому абреку.
Шаг вправо, и ребро правой стопы дробит челюсть этому орлу с непомерно вытянутым клювом. Орел взмахивает крыльями и, войдя в штопор, рушится на пол. Левой стопой припечатываю старшего — вдавливаю ему грудину до позвоночника, и он с грохотом перепархивает через стол. Остальные горцы вскакивают с мест, но сами, наверное, уже поняли, что опоздали. Перепрыгиваю на их сторону и гашу крайнего справа ребром ладони по остро выступающему кадыку. Ударом в пах заставляю присесть четвертого и, схватив за уши, с удовольствием размазываю его морду о поверхность стола. Впрочем, пачкать мебель кровавыми соплями не стоит.
Как половую тряпку, отшвыриваю джигита в угол.
Заместители Владимира Андреевича с ужасом взирают на происходящее. Да, пенсия для военных — это гибель воинского духа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24