Может быть, все не так уж плохо, как ты думаешь. Возможно, ей действительно нужно время. Она успокоится… и вернется к тебе.
Джастин долго молчал.
– А что, если нет?
– Тогда заставь ее это сделать!
Мысли Джастина перенеслись к Арабелле.
Он вдруг снова увидел ее такой, как вчера, – бледной, с осунувшимся лицом, с выражением стыда и муки в остановившихся глазах – бледная тень той Арабеллы, которую он знал.
В душе у него стало черно и пусто.
– Я не смогу. И не стану этого делать, – сказал он упавшим голосом. – Себастьян, я больно обидел ее...
– Неужели ты намерен оставить все как есть?!
– А что, черт возьми, прикажешь делать? – взорвался Джастин. – Связать ее и силой увезти от родителей? Нечего сказать, здорово придумано! Уж тогда ее папенька наверняка подаст на меня в суд за похищение!
– Не думаю. В конце концов, Дэниел весьма здравомыслящий человек. Когда он увидит собственными глазами, что Арабелла несчастна без тебя, он откажется от своих намерений, вот увидишь. И Кэтрин тоже.
– Себастьян, ты как будто не слышал меня! Это Арабелла не хочет возвращаться ко мне! Думаю, она была бы рада никогда больше меня не видеть. Господи, да ей противно дышать одним воздухом со мной – я же сам видел, какое у нее было лицо!
– Она сердита и обижена на тебя, – мягко напомнил брату Себастьян. – Кстати, если ты помнишь, я видел ее, когда вы были вместе. Так вот, насколько я помню, она едва могла оторвать от тебя взгляд, впрочем, как и ты от нее.
Джастин со стоном уронил голову на руки. Какой-то инстинкт с самого начала подсказывал ему, что счастье его продлится недолго, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Да и сама Арабелла, если разобраться, тоже была слишком хороша для такого мерзавца, как он. Раньше он просто плыл по течению, бездумно прожигая свою жизнь, и только когда обрел Арабеллу, в его жизни появился смысл. Он обрел счастье. Обрел себя. Но теперь он потерял все, и ему некого в этом винить, кроме себя самого.
– Все, как она сказала... – хрипло прошептал он. – Все изменилось...
– Нет, Джастин. Ты ошибаешься. Ничего не изменилось.
Джастин поднял голову.
– Прости, мне вовсе не хочется быть грубым, но... что ты можешь знать о таких вещах?
Себастьян понимающе усмехнулся:
– Вообще говоря, немало.
– Какого дьявола... Что ты хочешь этим сказать? – взорвался Джастин. – И какого черта ты ухмыляешься?
– Ну, если тебе станет легче, вспомни, что точь-в-точь такой же разговор мы вели с тобой года два назад, только тогда ты утешал меня. А теперь наши роли переменились. Неужели ты забыл то время, когда Девон решительно отказывалась видеть меня?
Губы Джастина превратились в тонкую, словно прорезанную лезвием ножа щель.
– Помню, конечно. И кто был в этом виноват? Я, конечно. Впрочем, как всегда. Помнится, из-за меня тогда все твои надежды жениться на Девон едва не пошли прахом.
– О нет, ты тут ни при чем, Джастин, – отмахнулся Себастьян. – Мы с Девон потом выяснили это между собой. – Себастьян немного помолчал. – Похоже, у нас это наследственное – мы оба ведем себя как идиоты с женщинами, которых любим.
Джастин застыл, как будто над головой его оглушительно грянул гром. Он молча уставился на Себастьяна. Потом вдруг глаза его расширились, и слезы разом высохли в них, как по мановению волшебной палочки. Едва мог дышать, он весь покрылся холодным потом. О Боже, пронеслось у него в голове, не может быть! Что же это такое? Это сосущее, болезненное чувство, грызущее изнутри его душу... Неужели это любовь? Как странно. А он мог бы поклясться, что это нож, раз за разом вонзающийся в кровоточащую рану. В его сердце... в самое его сердце.
Но разве любовь может причинять такую боль? Нет... невозможно, думал Джастин, так не может быть. Любовь – это совсем другое. Любовь – это радость, наслаждение и... Это что-то искреннее, чистое, как...
Как сама Арабелла.
Неужели он любит Арабеллу? Быть такого не может. Джастина снова прошиб пот. Признаться даже самому себе, что он влюблен в собственную жену... Нет, это было не то признание, которое он сделал бы с легкой душой. В конце концов, всю свою жизнь он бежал от любви.
Она все же настигла его.
Но почему-то легче от этого Джастину не стало.
Собственно говоря, ему даже стало тяжелее.
Глава 23
– Мадам, – торжественно объявил Эймз, – к вам посетитель.
Сидевшая на диванчике Арабелла удивленно вскинула на него глаза:
– Ко мне?
Ее сердце вдруг забилось торопливыми, неровными толчками. Может, это Джастин? Самые разные чувства, нахлынув на Арабеллу, раздирали ее на части. Надежда... страх... и многое другое. На пороге гостиной выросла высокая мужская фигура, и сердце Арабеллы разом ухнуло вниз.
Но это оказался не Джастин, а Себастьян.
Арабелла едва не расплакалась от досады. Со времени той ужасной сцены, которая разыгралась в этой самой гостиной, прошло уже целых два дня. Не успел Джастин уйти, как Арабелла, извинившись, поспешно поднялась к себе. Она вдруг словно ослепла и оглохла и не чувствовала ничего, кроме мучительной боли. И если бы кто-то сказал ей, что Джастин сейчас мучается ничуть не меньше ее самой, Арабелла не поверила бы.
Но потом она долго лежала без сна в своей девичьей постели, в которой так сладко спала прежде. Арабелла надеялась, что сон успокоит ее, но он бежал от нее. Мысли не давали ей покоя. Все казалось каким-то... неправильным, что ли. Без Джастина постель казалась ей пустой. К утру Арабелла окончательно измучилась. Конечно, она еще злилась... и при этом чувствовала себя ужасно несчастной. Она обижалась... и при этом отчаянно тосковала.
Но теперь... Взгляд Арабеллы метнулся к чайному столику, на котором стоял поднос с чашками.
– Хотите чаю?
Но Себастьян решительно отказался. Арабелла закусила губу.
– Вы ведь виделись с Джастином? – Вопрос вырвался у нее прежде, чем она успела остановиться.
– Да, вчера, – кивнул он.
Руки Арабеллы бессильно упали на колени.
– Это он попросил вас прийти сюда? – Но прежде чем Себастьян успел ответить, Арабелла уже сделала свой собственный вывод. – Нет, конечно же, нет. Джастин слишком упрям для этого. И слишком горд.
По губам Себастьяна скользнула легкая усмешка.
– Похоже, вы хорошо успели узнать его.
– Как он? – вырвалось у нее.
И Арабелла поперхнулась, будто этот вопрос обжег ей язык. Нет, ей совсем не хочется это знать. Ей это безразлично, твердила она себе, но... это было сильнее ее. Арабелла ничего не могла с собой поделать.
Себастьян поднял брови:
– А вы не догадываетесь?
– О-о! – беспомощно простонала Арабелла. – Пьет, должно быть. Я угадала?
– Ну, если хотите знать, от этого ему не легче. – Некоторое время Себастьян молча разглядывал ее. – Вообще говоря, ему неизвестно, что я здесь. И я явился вовсе не для того, чтобы умолять вас простить его. И просить вас вернуться к нему я тоже не стану.
– Тогда для чего вы здесь?
– Сам не знаю... – с подкупающей искренностью ответил Себастьян. – Но раз уж я все равно пришел, позвольте, я кое-что вам расскажу. Прошу вас, Арабелла, выслушайте меня, это очень важно, поверьте. – Себастьян снова замолчал. – Очень странно, – задумчиво проговорил он наконец, – но все сегодняшнее утро меня не перестает мучить воспоминание о том, что случилось много... очень много лет назад. Дело в том, что я никак не могу выкинуть это из головы и... в общем-то, если честно, именно поэтому я здесь.
Арабелла удивленно смотрела на него:
– О чем вы? Не понимаю...
– Это случилось, когда мы все еще жили в Терстон-Холле, вздохнув, заговорил Себастьян. – Джастину в то время было лет восемь... может, девять, не больше, если мне не изменяет память. Как-то раз во второй половине дня Джастин исчез. Он должен был вернуться в классную, но не пришел. Поднялся страшный переполох. Очень скоро все, кто был в доме, бросив свои дела, уже искали его. Шли часы, и, по мере того как время близилось к вечеру, тренога становилась все сильнее. Джастин как будто испарился. Обнаружил его отец – просто случайно поднял голову вверх и увидел Джастина. Паршивец, спрятавшись среди ветвей старой яблони во фруктовом саду, несколько часов подряд любовался на эту безумную суету внизу, когда все носились по имению, разыскивая его и уже потеряв от страха голову. Отец, конечно, взбесился. Он крикнул Джастину, чтобы он немедленно спустился. Не знаю, что бы сделал Джастин, – не уверен, что он послушался бы. Но тут ветка, на которой он стоял, внезапно обломилась, и Джастин рухнул па землю. Но упал неудачно, на руку. Его запястье вывернулось под каким-то немыслимым углом, и я догадался, что рука у него сломана. Наверное, боль была адская... Я помчался к нему бегом... Не помню, чтобы я когда-нибудь бегал так, как в тот день. Я перепугался до смерти – ни разу в жизни я еще не видел отца в таком бешенстве, как тогда...
Арабелла похолодела. Все внутри ее вдруг сжалось, словно разом обратившись в ледяной ком. Она внезапно вспомнила, как Джастин когда-то показал ей то самое дерево...
– Наш отец... как бы это сказать? В общем, его вряд ли можно было назвать добрым человеком. Конечно, он видел, что Джастину больно, но если вы думаете, что это могло бы смягчить его сердце... Как бы там ни было, послали за врачом. Тот приехал, сказал, что кость сломана и что ее нужно поставить на место. Дьявольщина, готов поклясться, что Джастину было безумно больно, а ведь он был совсем еще ребенок! Но он не издал ни звука, пока врач возился с его рукой. Помню, как стоял возле него, держа его за руку. Врач сказал, что будет очень больно, что пусть он кричит, – мол, это нормально, и все поймут, если он заплачет. Но Джастин.... Джастин только бросил взгляд на стоявшего в дверях отца и поклялся, что не издаст ни звука... что не заплачет, чего бы это ему ни стоило. Поклялся, что отец никогда – никогда! – не увидит слез на его глазах! Думаю, отец продал бы душу дьяволу, чтобы услышать, как Джастин плачет! Я прочел это в его взгляде. Но Джастин так и не заплакал. Он вообще не издал ни звука – как и обещал. Он не доставил отцу такого удовольствия – видеть, как он плачет, – тихо проговорил Себастьян. – Ни тогда. Ни потом. Ни разу в жизни!
Оба долго молчали. Наконец Себастьян поднял на Арабеллу глаза.
– Как странно, вы не находите? Я хочу сказать – для ребенка. Чтобы мальчишка его возраста никогда не плакал. Вы понимаете?
У Арабеллы сдавило горло. Ей вдруг представился Джастин, несчастный, одинокий ребенок, лишенный родительской любви... Она видела, как он лежит – беспомощный, терзаемый болью и ненавистью, гладя в лицо беснующемуся отцу, и кусает до крови губы, чтобы не заплакать. А она еще смеялась над ним, издеваясь над его неловкостью, когда он рассказывал, как в детстве свалился с дерева... Сейчас она бы с радостью откусила себе язык за те слова...
Мысли лихорадочно закружились у нее в голове, словно вспугнутые летучие мыши, и Арабелла застыла, не зная, что и подумать. Но тут услужливая память подсунула ей еще одну картину. И острое чувство вины, словно ядовитая змея, ужалило Арабеллу в самое сердце. Она вся сжалась, с болью и раскаянием вспоминая, как всего какие-нибудь два дня назад Джастин стоял в этой самой комнате, с осунувшимся лицом смотрел на нее. Вспомнила загнанное выражение в его глазах, стыд, страх и отчаянную безнадежность в его лице. Вспомнила, как оно дернулось, как от удара, а потом словно застыло. Что же она тогда сказала ему? «Ничего не говори больше! И не смотри на меня так!» Да, именно это она тогда и бросила ему в лицо...
Арабелла затрясла головой, будто пытаясь отогнать мучительное воспоминание. Потом подняла глаза на Себастьяна.
– Но почему вы так уверены, что он никогда в жизни больше не плакал? Откуда вам знать?
– Откуда? Просто я хорошо знаю своего брата, – ничуть не удивившись, отрезал Себастьян. По тому, как решительно он это сказал, Арабелла поняла, что в душе Себастьяна нет ни тени сомнений на этот счет. – Понимаете, Арабелла, наше с Джастином детство было отнюдь не безоблачным. И особой радости...
– Я знаю, – поморщившись, поспешно перебила она. – Джастин мне рассказывал... – О том, что Джастин рассказал ей не только об их безрадостном детстве, но и о той ночи, когда умер их отец, она не стала говорить. И о том, что Джастин до сих пор уверен, что это он стал причиной смерти отца, как если бы убил его собственными руками... о том, что он до сих пор мучится стыдом и раскаянием, – обо всем этом Арабелла решила умолчать. В конце концов, Джастин как-никак поверил ей свою тайну, и она скорее выроет себе язык, чем предаст его доверие.
Но Себастьян, казалось, ничего не заметил.
– Джулианна совсем не помнит мать, – тяжело вздохнув, снова заговорил он. – Она была еще совсем крошкой, когда мать сбежала из дому. Жаль, конечно... но, думаю, мы должны возблагодарить судьбу, что это случилось тогда, а не позже. Для самой Джулианны это в какой-то степени было счастьем. А вот для Джастина... – Себастьян сокрушенно покачал головой, и лицо его потемнело. – Знаете, Арабелла, мне почему-то всегда казалось, что для Джастина это было тяжелее, чем для любого из нас. Ему отчаянно была нужна мать, а ее не было с ним. Думаю, это изменило его навсегда. Он ведь был похож на нее как две капли воды. Может, именно поэтому он всю свою жизнь верил, как верили все вокруг, что свой разнузданный характер он унаследовал именно от нее, что он, мол, дерзкий, непокорный, что его хлебом не корми, только дай сделать кому-то гадость. И вот теперь все в Лондоне считают его человеком совершенно аморальным, лишенным каких-либо принципов... иначе говоря, распутником и негодяем. Но ведь это же не так, поверьте! Мы оба, Джулианна и я, знаем, что это не так. Потому что мы знаем совсем другого Джастина! Он совсем не такой, каким хочет казаться. Впрочем, думаю, вы, Арабелла, тоже теперь знаете, что он вовсе не тот, за кого себя выдает.
Да, Арабелла это знала. Бог свидетель, она уверена, что это так!
– Всю свою сознательную жизнь бедняга Джастин жил как будто в своем собственном аду. Бродя ощупью в кромешной тьме, он словно искал что-то... или кого-то... Я всегда ломал себе голову, гадая, что же он все-таки ищет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45