Снег стаял с него, обнажив ряды кольев, перевитых колючей проволокой. Что-то вспухшее, в зеленой шинели, лежало там. Перевернутая пустая каска вмерзла рядом в трухлявый лед, который теперь протаивал под ее тяжестью. Кружилось над льдиной вороньё.Шел можайский лед.И по реке плыло последнее видение московской осады. А с берега уже отгребала лодка, лавируя между льдинами. На посту стоял человек с багром, готовый зацепить льдину, отбуксировать прочь и не пустить в черту города даже останки того, кто хотел, барабаня кригс-марш, шагать и топать по Москве…Шел можайский лед. Глава 30Дайте свет!( Эпилог) Проходят еще три весны, три военных весны.Я давно оправилась, хотя иногда, когда я очень устаю, еще проступают боли в затылке. Это не мешает мне много заниматься. Я посещала курсы и сдала экзамены за среднюю школу, а потом поступила в университет.Давно уже вернулись в Москву мои всё мне простившие пионеры, но с ними мы теперь видимся не часто – только в дни занятий моего кружка в Доме пионеров да еще в госпитале, где мои пионеры навещают лежащих там подмосковных ребятишек, искалеченных фашистами. Со многими из этих ребят я сдружилась еще в ту пору, когда сама лежала там после контузии. Один вид их сперва заставлял меня не раз убегать из палаты и тихонько реветь где-нибудь в уголке. Но я заставляла себя возвращаться. Я занималась с ними, рисовала им, читала, рассказывала о земле и небе. Пригодился тут и мой опыт пионервожатой. Навсегда запомнилось мне, как я однажды рассказывала о звездах и вдруг десятилетняя девочка из недавно прибывших тихо и с потрясшей меня печалью сказала:– А я уж никогда звездочек не увижу…И худенькая, ослепшая от ранения девочка упросила меня еще рассказать что-нибудь о звездах. Ей важно было слышать о них, вспомнить их и знать, что звезды по-прежнему светят.И все эти три года я не прекращала работы в госпитале. А потом, когда вернулись наши школьники, посоветовала и им взять шефство над ребятами из госпиталя.Я учусь в университете, на астрономическом отделении физико-математического факультета. И очень увлекаюсь работами Тихова о растительности на Марсе. Отсутствие в спектре атмосферы Марса полосы поглощения хлорофилла, присущей лиственной растительности, теперь уже не угнетает меня. Я не склонна верить мрачным утверждениям Аррениуса и готова разделить мнение тех, кто предполагает, что «пришельцев с Земли встретит на Марсе дружественный шум хвойного бора…».Уже большая выросла тонконогая, похожая на белого жеребенка березка, посаженная мною на могиле Амеда, близ водохранилища. За ней ухаживает тетя Ариша и присматривает сам Иртеньев. Он пишет теперь учебник для суворовцев.Давно приехали из эвакуации мои родители. Вернулся из армии после ранения отец Игоря, подполковник. Опираясь на толстую палку, прихрамывая, он тотчас же пришел к нам, взволнованно обеими руками тряс мою руку, молча, не находя сперва слов, а потом сказал мне так много хорошего, что мама растрогалась до слез, а я не знала, куда мне деться от смущения. Должно быть, Игорь очень уж расписал ему наши приключения в памятную декабрьскую ночь… Я виновато пыталась объяснить подполковнику Малинину, что ничего такого особенного не было и вообще мне решительно не удалось совершить во время войны ничего героического.Но подполковник сердито прервал меня:– Пустяки вы говорите, Сима, извините уж меня… Победа – это великий труд. Подвиг всего народа, Сима! А разве миллионы людей, которым даже выстрела близко не довелось слышать, не участвовали в войне, не разделят всеобщей славы? Помните, Сима, наш разговор осенью в сорок первом году? На Красной площади, у Мавзолея? Помните? Сберечь заветное? Ведь за это же мы и воевали. И вот вы мне Игоря помогли сберечь. Да, да, пожалуйста, я все знаю, молчите! Матери, учителя, вожатые – их подвиг в войне велик. Они нам помогли нами отвоеванное, самое заветное уберечь!..И вот наступает 30 апреля 1945 года. Наши войска ведут бои уже в самом Берлине. Игорек достал где-то план германской столицы (боюсь, что он выдрал его из Энциклопедического словаря) и щеголяет названиями берлинских улиц.А мне в этот день исполняется двадцать лет.Ко дню моего рождения приехал в Москву Рома Каштан. В звездном календаре он все еще разбирается плохо, но день 30 апреля никогда не пропустит. Рома стал шире в плечах, но мало изменился. Странно только видеть на его лице гвардейские усы; впрочем, он обещает их вскоре сбрить.И вечером 30 апреля, в день моего рождения, мы поднимаемся с ним на знакомую нашу крышу. Сегодня как раз в Москве должны снять затемнение и убрать светомаскировку.Как тщательно отмывали у нас сегодня в доме оконные стекла! Какие красивые занавески-гардины снова появились еще днем! Дворники обтирали любовно лампочки домового освещения – пусть светят во всю силу, не таясь, пусть ни один лучик не пропадет сегодня! Задрав голову, волоча длинные лестницы, ходят внизу озабоченные фонарщики. Они выглядят самыми важными людьми на сегодняшних улицах. Наш комендант Ружайкин весь день бегает по двору, командует дворниками, которые поднимают на фасаде дома гирлянды лампочек для иллюминации. А мальчишки во главе с Игорьком тащат по двору, сваливая в углу, вороха пыльных, сегодня уже никому не нужных синих штор. Слышится внизу крепнущий басок Игоря:– Даешь растемнение!Потом ребята тоже поднимаются к нам на крышу. Мы все с нетерпением ждем вечера. А он не спешит, медлительный и теплый. Лениво, томно спускается он с ясного неба на землю. И мы стоим вместе с Ромой Каштаном и нашими мальчиками на крыше и молча следим за тем, как в сгущающейся синеве зажигаются огни столицы. Вот вспыхнуло одно окно, потом другое, и засветилась вся Москва. Стремительно бегущими пунктирами мгновенно рассыпались огни над Москвой-рекой и повторились в ее зеркале. Словно серебряные луны, повисают над улицами новые большие фонари. Вчера еще темные, ущелья улиц сегодня превращаются в русла светоносных рек. Это шоферы там, внизу, на улицах, сняв маскировочные заслонки с автомобильных фар, дали «большой свет». Сияют глазищи многоэтажных домов. Светлоглазая, выстоявшая, победившая Москва миллионами своих лучистых очей глянула в теплую предмайскую ночь.А вдали, над башнями Кремля, все полнее, все ярче наливаются алым огнем звезды, не всходившие над Москвой тысячу четыреста семь ночей…Мы стоим на крыше нашего дома, я и Рома Каштан, встречая вернувшийся вольный свет Москвы. И мне кажется, что сердце мое, колотящееся от необыкновенного счастья, тоже излучает какой-то теплый, веселый свет…– Пойдем, Рома, пройдемся. Давно мы не ходили с тобой вечером по светлой Москве, – предлагаю я и протягиваю ему руку.– Давно мы не ходили с тобой, Сима, – говорит Рома.И, взявшись за руки, мы идем к лестнице. Мальчики двинулись было за нами, но Игорь деликатно отзывает их, и они остаются на крыше. * * * Остановимся, дорогой читатель, тут и мы.Записки Симы Крупицыной, начатые ею ровно семь лет назад, 30 апреля 1938 года, этим днем кончаются.Вот они идут вдвоем, взявшись за руки, Сима и ее верный друг Рома Каштан. Они идут по светлой, просторной Москве, и город гостеприимно раскрывает перед ними снова засиявшие просторы своих улиц. Им обоим еще надо так много сказать друг другу! Не будем мешать. Пусть идут уже без нас. Пусть затеряются в огнях и улицах весенней столицы. Таких, как они, немало сегодня в светлооком городе Москве.Пожелаем им верной и ласковой дружбы, в последний раз поглядим им вслед и тихо закроем за ними книгу.
Москва. 1943 – 1947 Послесловие В детстве писателя Льва Абрамовича Кассиля средняя школа была раздельной: в одной гимназии учились девочки, в другой – мальчики. Конечно же, Кассиль Лев посещал мужскую гимназию, товарищами его по парте, по классу были, естественно, одни лишь мальчишки. И книги его, когда он стал писателем, рассказывали о них же, о мальчишках. И «Кондуит», и «Швамбрания», и «Черемыш – брат героя», и «Дорогие мои мальчишки» – всё они, мальчики, мальчики, мальчики…Разве человечество состоит из одной только половины? Нет, раздался обиженный голос, мы, девочки, тоже существуем! Более того, мы просим, чтобы и о нас написали книги.В самом деле, произведений, в которых действовали бы девочки, в нашей литературе было гораздо меньше. Можно сказать, что их почти не существовало. А как хотелось быть похожей на главную героиню книги, переживать ее радости и горести, ее приключения, стать на какой-то миг, пока читаются страницы, ну, хотя бы участницей киносъемок на основной роли!Примерно об этом, кстати, сообщали Алексею Максимовичу Горькому его многочисленные детские корреспонденты в ответ на просьбу рассказать об их читательских интересах. Было это перед тем, как начало свою работу специальное издательство детской литературы, созданное по инициативе Горького. Об этом же заботился потом и главный консультант нового издательства Самуил Яковлевич Маршак.Но одно – желать, другое – исполнить желание. Прошло много времени, прежде чем такая книга появилась на прилавках магазинов. Это была повесть Льва Абрамовича Кассиля «Великое противостояние».Обыкновенная московская школьница Сима Крупицына превращается в ней в Устю-партизанку, участницу Отечественной войны 1812 года. В горящей Москве она встречается с самим Наполеоном, а потом попадает в отряд Дениса Давыдова. Всё это происходит перед кинокамерой, рядом с которой стоит ни много ни мало, а сам Александр Дмитриевич Расщепей, народный артист СССР. Это он ввел в действие и начал снимать в своей картине «Мужик сердитый» простую московскую школьницу. Судьба ее несколько необычна и в то же время настолько правдива, что многие читательницы увидели в этом образе себя. Словно писатель проникся их желаниями, узнал их тайное тайных и рассказал о нем словами самой девочки.Сохранился отзыв одного из основателей Московского Художественного театра народного артиста СССР Владимира Ивановича Немировича-Данченко о повести: «Должен признаться, что давно не читал рассказа, написанного с такой искренностью и простотой, трогательностью и каким-то особым ароматом… Во всем рассказе я не встретил ни одной фальшивой ноты. Все время забываешь, что это не настоящий дневник девочки, а сочинение Льва Кассиля. Есть моменты, захватывающие до слез…»Надо сказать, что, прежде чем перевоплотиться в Симу Крупицыну, Льву Кассилю пришлось проделать довольно длительный литературный путь. Только овладев более близкими ему мальчишескими характерами, он решил прикоснуться к изображению женского образа.С первых своих книг «Кондуит» и «Швамбрания» Лев Абрамович занял ведущее место в нашей молодой литературе для детей и подростков. Каждая его новая книга встречалась ими с восторгом. Он много времени уделял ребячьим затеям, всеми способами, по радио и телевидению пропагандируя книгу. Это ему принадлежит идея «Книжкиных именин» – недели детской книги, проводимой во время школьных каникул весной. Он с удовольствием выезжал в самые отдаленные районы страны, направляясь в гости к своим читателям. Общение с ними было для него необходимостью и радостью…Девочки приняли книгу «Великое противостояние» и признали героиню своей. Когда закончилось другое великое противостояние – война с немецкими захватчиками, они потребовали продолжения повести: что же делает сегодня девочка-партизанка Устя?И писателю пришлось снова садиться за пишущую машинку. Продолжение «Великого противостояния» называлось «Свет Москвы». Действие здесь происходит уже во время Великой Отечественной войны. Выросшая Сима Крупицына сражается уже не в качестве киногероини, а в действительной жизни.Так родилась эта книга, в которой судьба первой части предсказала появление второй.В 1948 году повесть «Великое противостояние» получила первую премию Министерства просвещения РСФСР как лучшая книга для детей. С тех пор она многократно переиздавалась.
И. Рахтанов

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43