– спросил я его. Тихон помрачнел и буркнул что-то маловразумительное.
– Ты мне не крути, – сердито сказал я, – так есть или нет?
– Есть одна, бабка Улька, – неохотно перешел на Членораздельную речь слуга, – только она не чистая.
– В каком смысле, – не понял я, – грязная, не моется, что ли?
– С нечистым дружбу водит, – перекрестившись, ответил он.
– А лечить она умеет?
– Кого лечит, а кого и нет.
– Давай быстро беги за ней, только без своих выкрутасов!
– Можно, я мальца пошлю? – побледнев, попросил слуга. – Оченно она меня не любит…
– Пошли, только чтобы быстро, одна нога здесь, другая там!
Тихон закивал головой и бегом бросился выполнять приказание.
Я вернулся в комнату и присел на лавке у окна. Я смотрел на осунувшееся лицо девушки и диву давался тому, что со мной происходит.
Меня разрывает от жалости к ней. У меня дрожат руки, когда я к ней прикасаюсь. Меня мучат страхи и предчувствия, что с ней может случиться что-нибудь плохое. Вчерашняя знакомая сделалась невероятно близким человеком. Куда-то подевались цинизм, ирония и жизненный опыт достаточно опытного человека. Назвать это любовью с первого взгляда? Смешно, но ничего другого, подходящего по смыслу, я не смог придумать.
Аля закашлялась во сне и проснулась. У нее опять начала подниматься температура и затряс озноб. Я заметался по комнате, не зная чем ей помочь.
Обычно, отправляясь в поездки, я беру с собой минимальный запас лекарств.
Этот раз не был исключением. Более того, отвечая в какой-то мере за экспедицию, я оснастился в расширенном варианте.
Однако когда я упаковывал свой неподъемный рюкзак, лекарства показались ненужным грузом, и я их выложил. Теперь оставалось кусать локти и обзывать себя самыми последними словами.
Когда Але стало немного лучше, я, чтобы занять себя, начал перебирать вещи с тайной надеждой встретить что-нибудь полезное в данной ситуации. Этого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Кажется, есть такой идиоматический оборот. На дне рюкзака спокойно лежал мой заветный пакет с лекарствами.
Это так удивило меня, что я в первый момент даже не обрадовался. Я по памяти восстановил ситуацию, при которой я собирал вещи. Я вспомнил место на исполинском столе Марфы Оковны, куда выложил лекарства. Я не клал их в рюкзак…
Подержав в руке вновь обретенную надежду, я вытряхнул содержимое полиэтиленового пакета на стол и тут же выловил из кучки медикаментов антибиотик.
Это оказался не бог весть какой сильный препарат, но, по моему разумению, его должно было хватить.
Я растолок антибиотик в порошок и бросил таблетку аспирина в воду. Она начала растворяться, шипя и пуская пузыри.
– Али сам, батюшка, лекарь? – раздался за моей спиной скрипучий голос.
Я обернулся. В дверях комнаты, не отрывал взгляда от шипящего в стакане препарата, стояла чистенькая старушка, одетая в крестьянское платье. На вид ей было хорошо за семьдесят. В одной руке у нее была палка, в другой холщовый узелок.
– Лекарь, бабушка, – ответил я.
Теперь, когда у меня нашлись лекарства, нужда в народном шарлатанстве отпала.
– Девку, значит, лечишь? – задала она пустой вопрос, подходя к кровати и продолжая коситься на шипучий аспирин.
– Лечу, – не очень любезно ответил я.
– Ишь, как ее лихоманка скрутила. Отойдет скоро.
– Не отойдет. Через неделю будет здоровее прежнего.
Я приподнял Алину головку, насыпал ей на язык антибиотик и дал запить раствором аспирина. Она подчинилась и с трудом проглотила жидкость. Старуха внимательно наблюдала за моими действиями. Видимо, такой способ лечения ее не удовлетворил. Она притронулась к Алиному лбу.
– Поверь мне, батюшка, отойдет. Кабы не жар, то оклемалась бы, а как такой жар, лихорадка ее сгубит.
Аля никак не реагировала на наш разговор. У нее начался бред. Она вскрикивала и в чем-то оправдывалась. Я не прислушивался, меня в этот момент занимала старуха. Тихон был прав, было у нее что-то с «нечистым». Из-под старых морщинистых век на мир смотрели живые проницательные глаза В ее взгляде светился какой-то не женский, жестокий ум. Такой взгляд больше подошел бы суровому полководцу, а не деревенской знахарке. Думаю, немного нашлось бы людей, способных пойти против ее воли.
– Отходит, – с удовлетворением сообщила старуха, глядя на запекшиеся Алины губы. – Ты бы приказал попа позвать.
– Не нужно попа. Через полчаса температура пройдет, и все будет нормально.
Слово «температура» старуха не знала, но смысл поняла правильно и не стала уточнять.
– Ты, смотрю, батюшка, из далекого далека пришел, – не спросила, а констатировала она.
– Отсюда не видно, – ответил я.
– И млада вдовица тебе люба.
– С чего ты решила, что она вдовица?
– Сорока на хвосте принесла. Другой день, как помер ее солдат. Да и ей, видать, судьба.
Меня ее карканье начинало злить.
– Ты, бабушка, никак, ворожея? – поинтересовался я, не скрывая раздражения.
– Ясновидящие мы, – охотно откликнулась старуха. – Куда ни посмотрю, все ясно вижу. А вот на тебя смотрю – и ничего не вижу. Помрет девка-то.
Я проигнорировал ее намек.
– А если не помрет, чем тогда ответишь?
– Дар ей дам, – подумав, ответила старуха. – Знатный дар. Пользы от него много будет, но будет и вред.
– Вот вреда не нужно, – попросил я.
– Вред от моего дара может быть только через тебя.
Я хотел выяснить подробности предполагаемого подарка, но в этот момент Аля начала метаться на подушке, и я наклонился к ней. Лекарства начали действовать.
Лоб ее покрыла испарина, а дыхание выровнялось
– Жар-то уходит, – ехидно сказал я знахарке.
– Не может того быть! – испуганно воскликнула она и наклонилась над больной.
– Душно мне, – внятно проговорила Аля, сбрасывая с себя одеяло, и тут же потянула его обратно, чтобы прикрыть обнаженную грудь.
Этот жест стыдливости убедил старуху больше, чем испарина на лбу девушки. Мертвые, как известно, срама не имут.
– Пойду я, барин, – сказала она тусклым голосом, потом вдруг спросила: – Тебя случаем, не Алексеем кличут?
– Алексеем, – подтвердил я, – а ты откуда мое имя знаешь?
– А меня Ульяной.
– Я знаю, мне говорили.
– Может, и меня признаешь?
– Мы что, знакомы? – удивился я.
Старуха не ответила, посмотрела мне прямо в глаза с каким-то настойчивым вопросом и начала отступать из комнаты, не отрывая от меня взора.
– А дар? – остановил я ее в дверях.
– Будет ей дар, – сказала она уже из коридора, – коли жива останется, что обещала, сделаю… А лекаря Алевтинке лучше тебя не сыскать.
Знахарка меня сильно озадачила, и не будь я занят более важным делом, непременно попытался разговорить ее и разобраться в тайнах и странностях.
– Пить хочу, – слабым голосом попросила Аля.
Я наклонился над ней с питьем и тут же забыл про старуху – Аля попила и задремала. В комнату заглянул Тихон.
– Барин, – сказал он, – тебя Архипка-парнишка кличет, говорит, что он уже съел.
Я не сразу понял, в чем дело. Потом вспомнил тинейджера, который привел меня в барский дом, и мое дурацкое задание. Можно ли сжевать резинку, я не знал, но, поверив Архипке на слово, достал из пачки две пластинки, одну отослал подростку, другую подарил за труды Тихону.
… Надеюсь, что если археологи грядущих веков найдут когда-нибудь, в культурном слое XVIII века обертки от жвачки, они смогут найти этому логическое объяснение…
Мне оставалось только ждать.
Я подошел к окну и посмотрел во двор.
Ничего интересного там не было.
В дальнем его конце, чтобы не мешать взрослым, играла стайка дворовых ребятишек. Несколько добродушного вида дворняг бежали по своим неотложным собачьим делам. Никаких событий и развлечений. Даже козел не дрался с дворовою собакой, как в поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин».
Действительно, в деревне скучно, подумалось мне. Нужно или работать, или пить, а то просто одуреешь. Ни книг, ни телевизора. Выйти на прогулку я не мог из опасения столкнуться с толстым помещиком Петуховым. Есть и пить не хотелось. Смотреть в окно тем более. Я прилег на лавку и неожиданно для себя уснул.
Меня разбудил шорох. Я вскочил, как будто меня уличили в чем-то нехорошем.
В комнате все было по-прежнему. Я подошел к кровати. Аля не спала. Выглядела она много лучше, чем прежде, и даже чуть разрумянилась. «До чего же хороша, – подумал я, – ей бы чуть косметики, была бы настоящей красавицей»
– Что такое «кометики»? – вдруг спросила девушка.
– Что?! Ты что сказала?
– Я говорю, что за кометика такая, ну, чтобы красавицей быть.
Она отвела от меня взгляд и поправила лежащую поверх одеяла косу. Я, не находясь, что ответить, растеряно смотрел на нее.
«Что это еще за хреновина такая, неужели она понимает мысли?» – подумал я.
– Если это плохо, то я не буду, – скромно сказала, отводя взгляд, девушка.
– Погоди, детка, ты, что понимаешь, о чем я думаю?
– Не знаю, о чем ты. Ты же сам, барин, говоришь.
– Я не говорю, а размышляю, – произнес я про себя, – и прекрати называть меня барином, у меня имя есть. Меня зовут Алексей, для тебя я Алеша.
– Хорошо… Алеша, – после секундной запинки, ответила девушка.
– И еще я люблю тебя…
Этой мысли Аля не поняла, правда, по губам ее скользнула едва уловимая улыбка.
– Ты раньше так слышать умела? – спросил я. Аля отрицательно покачала головой. «Старухин дар, – догадался я, – похоже, теперь буду под глобальным контролем…»
– Расскажи мне про знахарку, что давеча приходила, – попросил я.
– Так про нее никто ничего не знает. Живет одна, у околицы. Говорят, с нечистым дружбу водит. Скот находит, когда потеряется, болезни лечит. Зовут ее бабка Ульяна. Так что такое кометика?
– Косметика, – поправил я, – это разные средства, чтобы женщинам быть красивее. Ну, там краски разные, для ресниц, например, чтобы они были пушистые и чтобы глаза казались большими и выразительными. Губная помада, ею губы красят.
– Для чего? – удивленно спросила Аля.
– Для красоты. Ею можно изменить форму губ, и потом она сама красивая, блестящая бывает, с блестками даже, разных цветов, к одежде чтобы цвет подходил, наверное, – начал я безнадежно запутываться в этом сложном вопросе. – Потом есть кремы всякие, чтобы кожа была нежная, духи для хорошего запаха, пудры…
– Это все у господ?
– Наверное, женщины всегда стремились быть красивыми.
– Вот счастливые, – не без зависти в голосе произнесла девушка.
Для тяжело больной она проявляла к предметам охмурения слишком большой интерес.
– А кремы что с кожей делают? – спросила Аля, незаметно убирая руки под одеяло.
Я понял, что коснулся такой серьезной темы, что отделаться общими фразами мне не удастся. Пришлось по мере моих более чем скромных способностей читать лекцию о разных косметических и парфюмерных средствах. К своему удивлению, я накопал в памяти десятки названий атрибутов женской неотразимости.
– Все это существует, – окончил я свой невразумительный рассказ, – только здесь этого не достать.
– Ты знаешь, барин, прости, Алеша, ты так все хорошо описал, что я это как будто вижу.
Было похоже на то, что она улавливает не только мысли, но и зрительные образы.
– Алечка, – спросил я, когда, наконец, кончился допрос с пристрастием о лосьонах и гелях, – ты раньше совсем не понимала, о чем люди думают?
– Не знаю, наверное, немножко понимала. Тебя сразу поняла, о чем ты думаешь, когда смотришь на меня, – сказала она и покраснела.
Я тоже, честно говоря, немного смутился. Хотя о чем может думать здоровый мужик, глядя на понравившуюся женщину? Не о Пунических же войнах.
– Послушай, – предложил я, – давай проведем эксперимент.
– Чего проведем?
– Опыт проведем. Попробуем проверить, как у тебя получается понимать мысли. Тихон! – позвал я слугу, шебаршившегося все это время в коридоре.
Тихон вошел в комнату.
– Чего изволите? – спросил он заискивающе вежливо.
– Приезжий барин еще не уехал?
– Никак нет-с. Выпивают-с.
Я сделал вид, что задумался и продержал его минуты три в комнате. Потом велел принести бутылку мадеры. Как только он вышел, я тут же спросил у Али:
– О чем он думал?
Она, не отвечая, полными слез глазами смотрела на меня.
– Господи, что случилось?
– Он, он… – только и смогла сказать девушка и горько расплакалась.
Я напоил ее клюквенным морсом и гладил по голове, бормоча абстрактные утешительные слова, уместные в любых случаях. Постепенно она успокоилась. У меня же на Тихона, посмевшего плохо думать об Але, начал расти большой зуб. Представить, что думают о женщинах в такой ситуации, было не очень сложно.
– Нет, Алеша, – вдруг сказала она, – это совсем другое. Он, он, – она опять собралась заплакать, но все-таки договорила: – думает, что ты черт.
– Черт? – переспросил я и облегченно засмеялся. – Почему именно черт?
– Не знаю. И еще, – она нахмурилась, долго взвешивала говорить мне это или нет, потом все-таки решилась, – и еще он подумал, что ты глупый, раз меня выбрал… И совсем это не смешно!
– Почему он так подумал? – спросил я, отсмеявшись.
– Потому что я некрасивая.
– Ты некрасивая! – только и сказал я, после чего посмотрел на нее с таким вожделением, что слезы сами собой высохли, девушка зарделась, хихикнула и отвела взгляд.
– Жарко мне что-то, – кокетливо сказала Аля, резко меняя тему разговора.
– Что же ты раньше не сказала! – засуетился я.
Действительно, с того времени, как ее знобило, лежала укутанная до подбородка одеялом. Я тут сдернул его, совершенно забыв, что она лежит без рубашки. Аля попыталась поймать край одеяла и снова закрыться, застеснялась и отвернулась от меня.
– Да ты совсем мокрая! – всполошился я, не обращая внимания на ее наготу. И тут же взял полотенце и обтер ее.
– Сейчас поищу простыню, – опрометчиво пообещал я. Искать в комнате было негде. – Полежи пока так, а когда вернется Тихон, я велю принести. Тебе не прохладно?
– Нет, – односложно ответила Аля и неожиданно добавила, так и не взглянув на меня, – если тебе уж так хочется, можешь меня поцеловать. Я не настолько плохо себя чувствую.
Удивительное дело, но, похоже, что у нее начал меняться лексикон. Во всяком случае, она стала говорить более грамотно и связно, чем раньше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37