Да и у шерифа оказались развязанными руки. Если теперь Лу Синь и те, кто стоит за ним, не успеют спрятать концы в воду, пусть пеняют на себя. Но то, что произошло дальше, никто не смог бы вообразить. Лу Синь спокойно сел в полицейскую машину, чтобы отправиться в суд, где должны были оформить штраф. Он да двое полицейских, один из которых за рулем. Дика в эту машину не взяли, и он пристроился во вторую, где был только водитель. Еще трое полицейских остались в кабачке. По дороге Дик составлял в уме фразу, открывавшую репортаж. Первая фраза - всегда самая трудная. Она должна прочно подцепить читателя на крючок и не отпускать его до конца. И, увлеченный поисками слов поэнергичнее, он даже не понял сначала, что это за сухой треск разорвал ровный гул улицы. Словно очередь из крупнокалиберного, машинально подумал он, вспомнив Вьетнам. И лишь потом, когда передняя машина, странно вильнув, врезалась в мчащийся навстречу грузовик, понял, что это и в самом деле была очередь из крупнокалиберного. Кто-то с безумной смелостью прошил пулями всех сидящих в машине прямо из толпы, валившей по тротуару.
- А в это время в кабачке происходило самое загадочное, продолжал Дик. - Я уже говорил, что когда посетителей вышвырнули на улицу, в помещении остались трое полицейских. И если учесть, что в первой комнате, со стойкой, полки ломились от бутылок, а фараоны, как известно, не отличаются особой щепетильностью по части незаконного присвоения спиртного, то обстановка для экспроприации чужой собственности была самая подходящая. Этим и воспользовался Фрашон...
- Кто?! - изумился Кертис, чуть не выронив бокал. На мгновение он даже утратил свой репрезентабельный вид, но только на мгновение.
- Ну да, Фрашон. Никто и не думал его похищать, Все это было тонко разработанной многоходовой комбинацией. Но, как это нередко бывает, она лопнула от непредвиденной случайности. Один из полицейских, оставшихся в кабачке, недавно перенес сердечный приступ - бывает такое и с полицейскими - и временно капли в рот не брал. Зато взял Фрашона, который проник в заднюю комнату и, стоя на стуле, тянулся к картине. Так с картиной его и доставили в управление.
- Мозги сломать можно! - задумчиво протянул Кертис. - Что же такое было в этой картине, если изза нее пошли на такой маскарад с убийством?
- Именно этот вопрос я и задал себе. И уговорил шерифа впустить меня на пару часов в холодную, куда поместили Фрашона. Ему предъявили обвинение в мелком жульничестве, поскольку даже для полицейских было ясно, что картина никакой художественной ценности не представляет. А к мелкому жулику репортера впустить можно. Конечно, это было против правил. Но шериф был мне обязан: незадолго до этого я тиснул голубую информацию о том, как он с риском для жизни взял шайку рэкетиров. И это была истинная правда или почти правда, поскольку рисковал не один шериф, а еще и десяток его парней. Но дело не в этом. Наверное, идти с кольтом против озверевших бандитов проще, чем задевать некоторых добропорядочных граждан, и я намекнул об этом шерифу. Вот так меня и заперли с Фрашоном на два часа, но этого оказалось достаточно. Никогда не видел более перепуганного человека. Он как начал трястись, услышав про смерть китайца, так и не переставал все время, что я был рядом. А трясло его так, что все звенело и зубы, и глаза, и волосы. Минут сорок он убеждал меня, что ни в чем не виноват, что его обманули... В общем, история запутанная, и я не все в ней понял. Отец Фрашона служил лаборантом в известном фармацевтическом концерне Прайса. Сын хозяина концерна после поездки в Азию - не то в Японию, не то куда-то еще - привез эту картину, которая на самом деле зашифрованный рецепт какого-то снадобья, придающего живому организму сверхъестественные свойства. Ему удалось расшифровать рецепт и приготовить снадобье. А потом произошло несчастье: во время землетрясения склянка разбилась и зелье брызнуло в лицо экспериментатору. С ним начали твориться невероятные вещи. По городу поползли слухи. Однажды отца Фрашона, подпоив в баре, "разговорили", и он выдал тайну. В тот же вечер гангстеры заставили его провести их в лабораторию и взяли картину, а старика убили. Это произошло в Пассадене, а три месяца спустя картина обнаружилась во Фриско у Лу Синя. И тогда к Фрашону явился некий респектабельный мистер и предложил большую сумму за небольшой маскарад. Разумеется, он ни словом не обмолвился о том, что на самом деле представляет собой картина, но Фрашон это и сам знал от отца. И даже строил далеко идущие планы, поскольку окончил биологический факультет. Потому и согласился сыграть роль клерка. Этим его роль и ограничивалась: после заявления шерифу он должен был исчезнуть. Ему уже и билет приготовили в Пассадену. Только он решил сыграть еще и самостоятельную роль и попался. И был уверен, что это ему даром не пройдет. Вот что он мне рассказал, честно предупредив, что эта тайна убивает.
- Поэтому ты столько лет и молчал?
- Если бы я был таким умным! Но разве репортер имеет право молчать? Я пошел по следам тех, кто натравил Фрашона сыграть эту комедию. И вышел на самого хозяина картины мистера Генри А. Прайса. Ты знаешь, Керти, я не робкого десятка, во Вьетнаме не сгибался под пулями, но Прайса я испугался. Вид у него страшный. А характер еще страшней. Вместо того чтобы дать мне интервью, он начал швырять в меня стулья. Естественно, мне это не понравилось. Кончилось тем, что мы подрались. Он меня одолел и спустил с лестницы. А потом началась охота...
- На тебя?
- Разумеется. Эта организация действовала четко. Пока я добрался до меблирашек, где жил, на меня дважды нападали, один раз с ножом, другой - с пистолетом. Чудо, что оба раза я увернулся. Зато понял: пора смываться. В чем был, потому что в комнате меня наверняка ждали.
- Рад, что тебе удалось удрать.
- Но не раньше, чем я описал всю эту пакостную историю. Двинув в зубы парню с пистолетом, я вскочил в такси и кинулся в порт. Там меня никак не могли достать, потому что я знал все заксулки. И, сидя на земле между контейнерами, я написал репортаж. Его опубликовали на следующий день, но я уехал из Фриско еще раньше. Даже гонорар не успел получить, о чем до сих пор жалею.
- А Фрашон?
- По официальной версии, в ту же ночь он бежал из каталажки. Картина тоже исчезла. С тех пор прошло много лет, и я о них ничего не слышал.
- А скажи-ка, Дик, - Кертис откинулся на спинку кресла и вытянул ноги, что для него было совсем уж вольной позой. Этот Фрашон ничего не говорил о кладбище скелетов и о стрелах, зажигающих черные пальмы?
- Об этом ему упоминал отец со слов хозяина: что-то такое он расшифровал в картине. Но то ли не до конца, то ли те захотел всего открывать лаборанту. В общем, с этим пока полная неясность.
- Такая же, как с Таникавой, - усмехнулся Оливер. - Сегодня принесли первые анализы.
- Ну и что? - Дик так и подался вперед.
- Ничего. Все в норме. А между тем он стал совсем другим человеком.
- В каком смысле?
- В самом прямом. Другим человеком. Его организм теперь живет по другим законам, только мы еще не знаем - каким.
- Конкретнее, Керти, конкретнее.
Оливер пожал плечами.
- Трудно сказать. Возможно, он стал бессмертным. Нет, я не шучу, Дик, и учти: это все - не для печати. Я читал твой репортаж из Японии, где ты упоминал о его пониженной чувствительности к боли. А теперь мы обнаружили, что его невозможно ранить. Легкий порез у него затягивается без следа за полторы минуты, серьезная рана - за полчаса.
- А голову ему оттяпать вы не догадались?
- Не считай нас за идиотов, - Кертис криво усмехнулся. Мы и не думали его резать. Просто он повесился в своей камере...
- Как?!
- Традиционным способом: разорвал простыню на полосы и скрутил веревку. И висел несколько часов. А когда его вынули из петли - ожил. В противном случае зачем бы мы сюда прилетели?
Дик залпом осушил свой бокал.
- Теперь я понимаю, почему в вашей команде ребята из ЦРУ, - задумчиво протянул он. Кертис не ответил. Он поднялся с кресла и зашагал по комнате, задерживаясь у окна и вглядываясь в тревожную душную ночь. Но даже в волнении он не потерял своей элегантной осанки. И Дик с завистью подумал, что есть же. люди, которые рождаются готовыми аристократами. Воспитывать их не надо: это у них в крови. Наверное, Джейн не ускользнула бы от Кертиса среди ночи. А вот его учи не учи - плебейские замашки не вытравишь.
- У нас не только ЦРУ - еще и Пентагон, - ровным голосом сказал Кертис, останавливаясь у окна и не поворачиваясь к Дику. - Солдаты, которых нельзя убить... Они это быстренько сообразили. И готовы были выстрелить Таникаве в сердце, чтобы проверить его возможности. А теперь эта задача поставлена перед нами: определить степень жизнедеятельности важнейших органов этого несчастного японца. Затем приготовить сыворотку из его крови и... Ну, сам понимаешь. Полковники представляют себе все просто: выстроил роту, впрыснул сыворотку - и в бой, ребята! А потом эти ребята демобилизуются, женятся, дети пойдут... Какими они будут? Я сегодня заикнулся было об этом на совещании, меня тут же оборвали. Сказали, что это проблемы другого ведомства.
- Таникаву не собираются перевозить в Штаты?
Кертис покачал головой.
- Не знаю, Дик. Нас в такие секреты не посвящают. Очевидно, существуют трения с местными властями: все-таки по международным законам Таникава принадлежит Филиппинам. Считается, что мы ведем совместные исследования, к нашей группе прикрепили двоих здешних биологов. Но парни из ЦРУ уже на другой день отбили у них охоту работать с нами. Знаешь, эта холодная безразличная вежливость, от которой за милю несет расизмом? Так что филиппинцы больше к нам не приходят. Сейчас мы ждем прибытия специальной цистерны с фарфоровой футеровкой и антирадиационных скафандров. Их уже доставили в Манилу. Предполагается откачать всю синюю лужу в цистерну и передать ее в специально созданную лабораторию, где все мы отныне будем работать. И ни один из этих болванов не понимает, какая угроза нависла над человечеством.
В дверь коротко стукнули, и она тут же распахнулась. На пороге стоял лихой сержант Вестуэй.
- Мистер Оливер, приказ командования: всем членам спецгруппы вернуться на базу. Переходим на казарменное положение... Ба, кого я вижу! - притворно изумился он. - Мистер Браун! Читал, читал ваш опус.
"Сукин сын, - подумал Дик. - Слово ведь какое знает опус! Сам лично приехал за Кертисом, знал, что увидит меня здесь".
Он решил сыграть в.открытую: хитрить с сержантом было бесполезно.
- Бросьте, Вестуэй, - стараясь набрать как можно больше теплоты в голосе, сказал он. - Вы отлично знали, что я здесь. И я, кстати, рад вас видеть. А признайтесь, я ведь точно выполнил наш договор.
- Что правда, то правда, - ухмыльнулся сержант, принимая предложенный ему бокал. - Только радости мне от этого было мало: начальство устроило разнос по первому разряду за то, что взял вас с собой. Ну, да это дело прошлое. А в настоящем, мистер борзописец, советую не приближаться к воротам базы ближе чем на полмили. Был сегодня такой разговорчик о вашей персоне...
Вот зачем он пришел, догадался Дик. Молодец сержант!
Вестуэй на одном дыхании втянул в себя содержимое бокала и дал знак Кертису.
- Пора, мистер Оливер. До двадцати трех ноль-ноль все должны находиться в отведенных для них помещениях. Завтра прибывает известное вам снаряжение, а послезавтра в семь утра - вылет. Пойдем двумя транспортными вертолетами. Посадка в машины - по документам. Предварительно вертолеты будут тщательно осмотрены: нагнали некоторые журналисты страху... Между прочим, - он метнул взгляд в Дика, - если через час вылететь гражданским вертолетом, можно попасть на ночной самолет в Манилу.
- Спасибо, сержант, - холодно сказал Дик. - Но я предпочитаю остаться.
12
Козырнув, Вестуэй вышел, пропустив вперед Кертиса. У Дика сделалось нехорошо на душе. Он подошел к окну, лег животом на подоконник. Выпитое виски слегка мутило голову. Вот Кертис и сержант вышли из подъезда, сели в большой армейский автомобиль. Взревев, машина рванулась и исчезла за углом, только ослепительно мигнули в последний раз задние фонари. И вместе с машиной исчезла последняя надежда добыть информацию, годную для печати. Кертиса с базы не выпустят, а потом, после экспедиции за синей жидкостью, наверняка сразу же отправят в Штаты.
Но дело было не только в информации. Что-то нехорошее затевалось там, за высоким железобетонным забором. Настолько нехорошее, что это скрывали даже от ученых, участвующих в работе группы. Это ведь только Кертис, закопавшийся в своих пробирках, мог поверить в тупость пентагоновцев, считавших будто бы, что достаточно ввести сыворотку в солдат и они станут неуязвкмыми. Ловко они внушили большеголовым такое представление о себе! У каждого из этих парней наверняка за плечами Вест-Поинт *, а возможно еще и университет. Таким отлично известно, как проводятся научные исследования. А значит, Кертиса и прочих ученых недоумков ведут на веревочке профессионалы высокого класса. И дело, которое они затевают, такого рода, что о нем нельзя сказать даже непосредственным исполнителям.
А ведь догадаться, что это за дело, - не так уж и трудно. Оно началось еще в отряде Сиро Исии, где служил Като. Только его одного из всей банды научных преступников решено было сберечь для будущей Японии, остальных предоставили собственной судьбе. И на это были серьезные причины. В то время, как генерал Исии и его подонки готовили бактериологическую войну, Като разрабатывал более перспективное направление - искал препараты, способные полностью менять личность человека, программировать его поведение. Иными словами, речь шла о создании живых биороботов. Като перепробовал на пленных все известные ему психотропные вещества, но успеха не добился: лекарства оказались слабыми.
Препарат нужной силы появился лишь в конце войны, когда один швейцарский химик создал психодиелептик ЛСД. И в 50-е годы ЦРУ привлекло большую группу ученых, чтобы найти надежные методы воздействия на психику человека, отключить самоконтроль, заставить его действовать согласно приказу со стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22