Убрав луки, стрелки взялись за сабли и стали теснить противника по всему фронту. Вслед за тяжелыми полками стала набирать скорость легкая конница резерва. Огромная машина боя закрутилась, и теперь только чудо могло бы остановить ее, развести враждующие армии.Искаженные гримасой страха лица обернулись к атакующим. Глаза сатакийцев широко раскрылись, рты округлились в отчаянном крике. Не дожидаясь сметающей все на своем пути стальной волны, воины Сатаки, побросав щиты и оружие, бросились бежать. Измученные долгим переходом под палящим солнцем, изрядно напуганные первой неудачей своей конницы и меткими стрелами противника, плохо вооруженные, кое-как одетые и обутые, солдаты Ортеда превратили армию в беспорядочно отступающую, нет — панически бегущую толпу. У людей, которых объединяли лишь страх да желание побольше награбить в легко захваченных городах, не было ни сил, ни мужества, ни желания противостоять слаженной, дисциплинированной тяжеловооруженной армии.Но и времени на бегство у них не было. Оставалось лишь одно — погибать.И они погибали — сотнями, тысячами, десятками тысяч. Погибали под копытами лошадей и под ногами своих же ищущих спасения соратников. Самым проворным удавалось прорваться сквозь давящую саму себя толпу, и то лишь потому, что преследователи снизили скорость, не успевая убивать всех, кто подставлял под удар свою голову или спину.Генерал Джарво, давно оставивший копье в спине какого-то крестьянина, методично орудовал длинным мечом, прорубая путь вперед. Казалось, только законы физики препятствуют более быстрому продвижению его армии. Слишком велико было трение в бурлящей массе людей, слишком вязка и неровна поверхность под копытами скакунов. Изредка встречающиеся очаги некоторого подобия организованного сопротивления не могли сколько-нибудь серьезно повлиять на общую картину боя.Ворвавшись в гущу сатакийцев вслед за бронированным тараном, легкая кавалерия действовала как волк, попавший в центр овечьей отары. Руки солдат уже ныли от напряжения. Сабли затупились и казались неподъемными гирями. О стратегии и тактике можно было забыть. Единственным заданием оставалось — рубить, рубить и рубить бесформенную массу, рассекать ее на куски, разрывать в клочья. Стрелки, колчаны которых опустели, не торопились вырывать стрелы из тел убитых. Настало время сабельной резни.Джарво уверенно вел свою армию вперед. Лишь кучка врагов пыталась организовать отпор. Большинство сатакийцев предпочло получить смертельный удар клинком в спину, а не принять смерть с оружием в руках. Исход сражения был уже ясен, оставалось лишь дождаться его. Законы войны неумолимы: если армия бежит в панике — она обречена. Ни один противник не упустит такой возможности добить слабого.Джарво повсюду искал глазами Ортеда. Но тот либо погиб, либо где-то прятался. Генерал пообещал десять золотых монет за голову Пророка, неважно, останется она к моменту вручения на плечах своего владельца или нет. Но по ходу боя никаких сведений об Ортеде не поступало.Ясность в дело внес Ридэйз. Устав от яростной рубки, полковник наскоро допросил нескольких захваченных пленных. Их показания в основном сходились.— Его здесь нет, — сообщил Ридэйз командиру. — И не было. Пророк, понимаешь ли, приказал своим генералам вести Поход Черного Креста против Южных Королевств начиная с Сандотнери. А сам при этом остался в Ингольди, предоставив своим последователям испытать на собственной шкуре мощь нашей кавалерии.Джарво сплюнул и воскликнул:— По крайней мере слухи о том, что Ортед тот еще хитрый лис, вполне подтвердились!Армия воинов Сатаки была разбита. Уцелевшие в резне разбежались во все стороны, преследуемые конными палачами. Джарво решил, что после наступления темноты продолжать погоню будет бессмысленно. Но до заката его кавалеристы должны гнать противника, уничтожая всех, кого удастся.Солнце только-только начинало клониться к западу. VII. ПО СЛЕДАМ БИТВЫ Поднявшаяся над безлесным горизонтом луна мертвенной белизной залила саванну, превращенную в кровавое море. По равнине медленно ехал всадник.Зловещую тишину кошмарного видения нарушали лишь звуки, издаваемые пожирателями падали. Клекот грифов перемежался с карканьем воронья. Отрывистый лай и завывания выдавали присутствие на пиршестве бродячих собак и шакалов. То и дело слышащийся хруст пожираемых костей говорил об участии в мрачном празднестве стаи гиен.Десятки тысяч мертвецов не издавали ни звука.Заслышав стук копыт приближающегося коня, поедатели падали удивленно оторвались от своего банкета. Послышалось беспокойное хлопанье крыльев, сверкнули в темноте оскаленные клыки. Самые мелкие пожиратели мертвечины поспешили спрятаться под трупы или убраться прочь с дороги приближающегося всадника.Десятки тысяч мертвецов даже не пошевелились.Всадник, осторожно пробирающийся по полю недавней битвы, мог быть кем угодно, даже самой смертью: черная кольчуга, черный конь. Ветер, дувший над саванной, далеко разносил запах мертвой плоти и пролитой на землю крови.Приблизившись к морю крови, всадник остановил коня, а затем осторожно повел его вдоль прибрежной кромки. Послушное, вышколенное животное не могло сдержать ужаса. Человеку стоило немалых трудов успокоить верного коня.Время от времени среди моря попадался островок — труп лошади в форменной сбруе и труп седока. Победители тоже заплатили свою цену в этом бою. Правда, в сравнении с побежденными — ничтожно малую. В основном равнина была устлана трупами пеших — мужчин, женщин, стариков, детей. Тысячи и тысячи трупов. Крестьяне-землепашцы и ремесленники из городов — едва ли среди них можно было найти хоть одного опытного солдата-ветерана. Мясо. Мясо для кавалерийских сабель. Самодельное оружие, вилы, копья и наскоро сколоченные из досок подобия щитов — против стальных клинков и кольчуг. Смерть собрала в этом бою богатый урожай. Тысячи еще недавно живых людей превратились в горы мертвой плоти, интересующей только пожирателей падали, готовых пировать здесь до тех пор, пока лишь белые кости не останутся лежать в выжженной солнцем степи! Политая кровью трава после первого же дождя даст молодую поросль, которая скроет в зеленых волнах и последние останки.Постепенно количество трупов и их вид менялись, отражая ход битвы. Самые высокие груды тел лежали там, где атакующая конница прорубалась сквозь замершую на месте, давящую саму себя толпу. К северу, там, где рубка превратилась в погоню, мертвецы лежали головами к виднеющейся на горизонте опушке леса. Смертельные раны были нанесены им в спины. Видимо, эти цепочки мертвых тел тянулись до самых джунглей, лишь доскакав до которых преследователи остановили погоню.Распутывая ход боя, всадник медленно пробирался между телами убитых, двигаясь вслед за погоней на север. Опытный глаз воина помогал ему восстановить картину случившегося. По положению трупа, по его ранам всадник догадывался о последних мгновениях жизни человека, видел словно наяву врага, наносящего ему роковой удар. Казалось, равнина вновь ожила. Какие-то неясные звуки прокатились над ней. Были ли то стенания душ погибших или же звучали в воображении всадника крики сражающихся и бегущих, живых еще людей — этого он и сам не мог сказать.На живых пожирателей падали всадник обращал куда меньше внимания, чем на мертвых людей. Понимая, что, пока он жив, ни грифы, ни шакалы ему не страшны, он, погруженный в свои мысли, медленно продвигался на север — в сторону Шапели.Не единожды доводилось ему бывать на полях недавно отгремевших сражений. Не последним будет и это, надеялся он. Предрассветный ветерок разгонял по саванне запах мертвечины, заодно развевая красный плащ, наброшенный на плечи всадника.Следуя по тропе смерти, Кейн продвигался к зеленому лесу на горизонте. VIII. ПОРОЖДЕНИЕ БУРИ Тропическая гроза хлестала Ингольди. Даже в глубине внушительных укреплений Седди гром гулко прокатывался по каменным казематам и коридорам. Потоки воды яростно стегали мощеный двор и черепицу крыш. Молнии одна за другой раскалывали небо, добавляя свои вспышки к свету факелов в коридорах крепости.Не меньшей, чем ярость бури, была ярость, обуявшая Ортеда Ак-Седди.Год пребывания в роли Пророка неузнаваемо изменил бывшего главаря разбойничьей шайки. Не меньшие изменения произошли и с крепостью Седди, превращенной сотнями тысяч рук в неприступную цитадель. Да и сам Ингольди превратился из праздного торгового города в грозный оборонительный центр.Человек, не отбрасывавший тени, сохранил присущие вечно преследуемому изгою силу и ловкость движений. Пока сохранил. Месяцы праздной жизни делали свое дело: канаты мышц подернулись жирком, опухшее лицо выдавало неумеренную тягу к спиртному. В глазах, некогда искрившихся живым чувством, поселились фанатический огонь и торжественное осознание абсолютной власти.На данный момент абсолютность этой власти подверглась серьезному испытанию, и вместе с первым поражением пришла всепоглощающая ярость. С притязаниями на божественную власть приходят притязания на дозволенные лишь богам чувства. Ничто, даже мучительная смерть всех его офицеров, не могло заставить Пророка умерить сжигающий его гнев.Он в одиночестве ходил по своим апартаментам, время от времени выглядывая в окно, чтобы словно набраться энергии гнева от бури. В такие минуты слепой ярости Пророка даже жрецы Сатаки не рисковали соваться к нему с разговорами. Далеко внизу ветер трепал тела повешенных, распятых и четвертованных офицеров, заставляя их шевелиться, словно они все еще были живы.— Поражение! — сплюнул Ортед. — Резня! Бойня!Ему не было дела до того, что офицеры предупреждали: вторгаться в Южные Королевства равносильно самоубийству. Череда побед в Шапели была обусловлена лишь удачно выбранной в отношении лесных территорий и плохо укрепленных городов тактикой. Никакое численное превосходство не могло помочь в схватке с обученным, дисциплинированным, организованным противником на открытом пространстве. Пророк быстро отмел все сомнения, объяснив тем, кто не был уверен в победе, что самоубийству равносильно ослушание, а вовсе не война. Сатаки требует, чтобы Южные Королевства были завоеваны. Сатаки следует подчиняться.То, что осмелившиеся рассуждать генералы и офицеры счастливо избежали возмездия Пророка, погибнув в первых шеренгах разбитой армии, только усилило ярость Ортеда Ак-Седди.Пророк Сатаки распахнул одно из окон. Череда молний осветила комнату. Кромешная тьма сменилась ослепительно яркими вспышками; от этого движения Ортеда казались странно прерывистыми, неестественно угловатыми. Уверенный в том, что никто, кроме Сатаки, его сейчас не слышит, он обратился к Черному Богу с мольбой-требованием, взвыв изо всех сил:— Нет! Я не побежден! Я должен, я просто обязан победить! Я должен завоевать мир, и я завоюю его!Титаническая молния на миг ослепила Ортеда, а секунду спустя раскат грома оглушил его.В течение нескольких секунд Ортед Ак-Седди ничего не видел и слышал лишь биение собственного сердца. И вот в этой тишине из-за его спины послышался ровный, спокойный голос:— Чтобы победить, тебе будет нужна тяжелая кавалерия.Ортед резко обернулся. Дверь в его комнату была распахнута, и в проеме, почти полностью закрывая его, стоял широкоплечий высокий человек. Синие глаза незнакомца сверкнули. Ветер трепал пламя рыжих волос и бороды.— Я — Кейн. И я тебе нужен, — сказал незнакомец. IX. КУЗНИЦА БУДУЩИХ ПОБЕД Звонкий детский смех прокатился над тренировочной площадкой. Это открытое пространство за стенами Ингольди тянуло к себе детей, словно магнит. Здесь они с удовольствием наблюдали за маневрами кавалеристов и самозабвенно гоняли мяч, играя в кикбол. В городе, столице Империи Сатаки, лица истинных последователей Пророка должны были хранить серьезное, строгое выражение. Здесь же, на воле, дети веселились, забывая обо всех ограничениях.Кейн потребовал обеспечить ему площадку для тренировки кавалерии. Кейн потребовал — Ортед Ак-Седди приказал. Стотысячная армия повиновалась. Квадратная миля тропического леса была освобождена от растительности подчистую. Все камни и корни были убраны с обозначенного квадрата, земля выровнена и тщательно утрамбована. На месте густых джунглей образовалась ровная, как стол, и твердая, как камень, площадка.Кейн был потрясен. Ему вспомнились стаи пираний, дочиста обгладывающих скелет попавшей в воду жертвы, и колонны странствующих муравьев, пожирающие все на своем пути.— Поход Черного Креста — великое начинание, — говорил Кейн Ортеду, — но оно всего лишь слабый и беззащитный великан. Чтобы победить, любой гигант должен иметь оружие и доспехи. Дай мне золото и власть, которую я попрошу, — и я выкую тебе Меч Сатаки!— Кто же ты такой? — шептал в ответ Пророк и мысленно продолжал: «Откуда ты? Зачем пришел ко мне? Опасен ли ты?»Золото и власть. И того и другого у Ак-Седди было предостаточно. Ради того чтобы обрести еще больше, он был готов поделиться с чужестранцем имеющимся.Кейн посулил золото всем, кто придет в его армию. Со всех концов Шапели и из-за границы к нему потянулись люди. Ортеду Кейн пояснил:— Посмотрел я на твоих голодранцев. Нет, не годятся эти ребята в кавалерию. На первых порах тебе понадобятся наемники. Только с ними я смогу за такое короткое время добиться успеха. А чудес не бывает — из лучших твоих вояк мы едва успеем сделать приличных пеших копьеносцев — основу обороны против кавалеристов противника.— Но это же Дети Сатаки, — угрожающе сжал кулаки Ортед.— Они — сброд, — отрезал Кейн. — Из грязи и отбросов стальной меч не выкуешь.— Твои наемники не будут правоверными сатакийцами!— Они — солдаты. С них и этого за глаза достаточно. Что же до религии, они будут готовы поверить во все, что им прикажет тот, кто им платит. У меча нет души, он ни во что не верит.Сказав это, Кейн понял, что переусердствовал и позволил себе лишнее. Было ясно, что Ортед затаил на него обиду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26