Худшее время наступило, когда родился Джек...
«Ну а что же француз?» – недоумевал Том. Действительно он был отцом Джека? Если да, то когда он умер? И как? Но по лицу Эллен было видно, что она не расположена говорить на эту тему. И уговорить ее не удастся. Так что свои вопросы Том оставил при себе.
К тому времени отец уже умер, его шайка разбежалась кто куда, и на всем белом свете у нее не осталось ни родственников, ни друзей. Когда подошло время рожать, Эллен развела у входа в пещеру большой, на всю ночь, костер; под рукой были вода и кое-что поесть, а чтобы защититься от волков и диких собак, она приготовила лук, стрелы и ножи и даже разложила украденную у епископа плотную красную мантию, в которую собиралась завернуть младенца. Единственное, что ее страшило, это муки, связанные с рождением ребенка; мысли о возможной смерти постоянно тревожили ее. Но, как бы там ни было, она выжила, и малыш родился здоровым и крепким.
С тех пор прошло одиннадцать лет. Эллен и Джек жили просто и скромно. Лес давал им все необходимое. На зиму они припасали дикие яблоки, орехи, солили и коптили дичь. Эллен часто думала, что если бы на земле не было ни королей, ни лордов, ни епископов, ни шерифов, то все могли бы жить такой жизнью и быть абсолютно счастливыми.
Том спросил, как ей удавалось обезопасить себя от других разбойников, таких, например, как Фарамонд Открытый Рот. «Что было бы, если бы однажды ночью они набросились на нее и попытались изнасиловать?» – подумал Том, и, хотя он никогда не овладевал женщиной против ее воли, даже собственной женой, при этой мысли дрожь возбуждения пробежала по его пояснице и бедрам.
Но Эллен ответила, что разбойники боялись ее, и, глядя в ее светящиеся глаза, Том понял, что это правда: они считали ее ведьмой. Что же касается других людей, проезжавших через лес, людей, которые знали, что они могут совершенно безнаказанно ограбить, избить и даже убить разбойника, то от них Эллен просто-напросто пряталась. Почему тогда она не испугалась Тома? Да потому что увидела, какая беда приключилась с Мартой, и захотела помочь. Ведь у нее у самой есть ребенок.
Она показала Джеку, как нужно обращаться с оружием и охотиться, затем, вспомнив знания, полученные в монастыре, научила его читать, писать, считать, петь, рисовать и даже говорить по-французски и по-латыни; познакомила его с Библией. Наконец, долгие зимние вечера она коротала, рассказывая сынишке баллады и поэмы, услышанные когда-то от француза, который знал их бесчисленное множество.
Тому казалось невероятным, что Джек умел читать и писать. Сам-то он мог написать только свое имя и лишь несколько слов, таких как «пенс», «ярд» или «бушель». Агнес, будучи дочерью священника, знала больше слов, но писала она медленно, с громадным напряжением и, выводя буквы, обычно высовывала кончик языка. Альфред же не мог написать ни слова и лишь с трудом узнавал свое имя, а Марта и этого не умела. Возможно ли, чтобы этот полоумный ребенок был более грамотным, чем все семейство Тома?
Эллен попросила Джека написать что-нибудь, и он, разровняв землю, нацарапал на ней несколько букв. Том узнал первое слово: «Альфред», но, не в силах прочитать остальные, почувствовал себя круглым дураком. Спасая его от позора, Эллен произнесла: «Альфред больше Джека». Мальчик быстрыми движениями нарисовал двух человечков – одного побольше, другого поменьше. И, хотя они были изображены довольно примитивно: один был широкоплечий с глуповатым выражением лица, а другой – маленький, ухмыляющийся, Том, который знал толк в рисовании, был поражен простотой и точностью нацарапанной на земле картинки.
Тем не менее ребенок казался ненормальным. Угадав мысли Тома, Эллен призналась, что ей это тоже было очевидно. Дело в том, что, кроме матери, Джек никогда не имел возможности общаться с другими людьми и в результате развивался как дикое животное. Несмотря на свою грамотность, он не знал, как следует себя вести, и производил довольно странное впечатление.
Впервые она выглядела уязвленной. Ее неприступная самонадеянность улетучилась, уступив место озабоченности и отчаянию. Ради Джека ей нужно было вернуться к людям, но как? Будь она мужчиной, можно было бы попросить у какого-нибудь знатного господина клочок земли для обзаведения хозяйством, особенно если придумать правдоподобную историю о возвращении из паломничества в Иерусалим или Сантьяго-де-Компостела. Конечно, и женщины ведут хозяйство, но все они вдовы, у которых есть взрослые сыновья. Ни один лорд не даст хозяйство женщине с маленьким ребенком. Ни в городе, ни в деревне никто ее не наймет, кроме того, жить ей тоже негде, а простым работницам редко предоставляют угол для жилья. Деваться некуда.
Том сочувствовал ей. Она дала своему ребенку все, что могла, но этого было недостаточно. Он тоже не видел выхода из положения. Красивая, предприимчивая, бесстрашная женщина, она была обречена провести остаток дней, скрываясь в лесу со своим чудаковатым сыном.
* * *
Вернулась Агнес с детьми. Том с тревогой посмотрел на Марту. Она выглядела так, словно ничего страшного и не произошло – вот только лицо поцарапано. На какое-то время история Эллен отвлекла его, но теперь он вспомнил и о том положении, в котором оказался сам: работы нет, свинья украдена. Солнце уже клонилось к закату. Том начал собирать пожитки.
– Куда путь держите? – спросила Эллен.
– В Винчестер, – ответил он. В Винчестере были замок, дворец, несколько монастырей и, что самое главное, собор.
– Солсбери ближе, – сказала Эллен. – Когда я была там в последний раз, я видела, как перестраивали собор.
У Тома забилось сердце. Это как раз то, что он искал. Если бы только ему удалось получить работу на строительстве собора, возможно, когда-нибудь он стал бы старшим строителем.
– В каком направлении Солсбери? – с готовностью спросил он.
– Надо вернуться на три-четыре милиназад. Помнишь развилку, где вы повернули налево?
– Да. Там еще заросший пруд.
– Точно. Так вот правая дорога приведет вас прямо в Солсбери.
Они двинулись в путь. Агнес не питала симпатии к Эллен, но все же нашла в себе силы снисходительно поблагодарить ее:
– Спасибо, что помогла позаботиться о Марте.
Эллен улыбнулась.
Пройдя по дороге несколько минут. Том оглянулся.
Эллен стояла на том же месте, слегка расставив ноги, и, приложив к глазам ладонь, чтобы не слепило солнце, смотрела им вслед. Чудаковатый мальчик был рядом. Том на прощание помахал рукой. Она ответила.
– Интересная женщина.
Агнес промолчала.
– Странный мальчишка, – сказал Альфред.
Они шли навстречу низкому осеннему солнцу. Тому было любопытно, что за город этот Солсбери. Прежде он никогда там не бывал. Он почувствовал, что волнуется. Конечно, его заветной мечтой было построить собор от первого камня до последнего, но такое случается крайне редко. Обычно же просто улучшают, расширяют или частично перестраивают старое здание. Ему и это подошло бы, а там, глядишь, когда-нибудь и предложат построить собор по его собственному проекту.
– Почему тот дядька меня ударил? – спросила Марта.
– Потому что он хотел украсть нашу свинью, – ответила ей Агнес.
– Свою надо иметь, – возмущенно сказала Марта, словно до нее только теперь дошло, что разбойник сделал что-то нехорошее.
«Эллен устроила бы свою жизнь, если бы владела каким-нибудь ремеслом», – размышлял Том. Каменщик, плотник, ткач или кожевник просто не могли оказаться в таком положении. Любой из них всегда мог пойти в город и поискать работу. Были среди них и женщины, правда, как правило, вдовы или жены ремесленников.
– Чего ей не хватает, – сказал Том, – так это мужа.
– Ну уж моего она не получит, – твердо заявила Агнес.
III
День, когда у них украли свинью, выдался теплым. Ночь они провели в амбаре, а когда на следующее утро вышли наружу, то небо было затянуто свинцовыми облаками, и на них обрушились порывы холодного ветра и косые струи дождя. Они надели плащи из толстой валяной ткани, наглухо их застегнули и, чтобы вода не заливала лица, подняли капюшоны. В подавленном настроении они двинулись в путь, четыре мрачных привидения, шлепающих деревянными подошвами башмаков по лужам и раскисшей грязи под проливным дождем.
Тому не терпелось поскорее увидеть Солсберийский собор. В принципе собор – это та же церковь, но в которой имеется епископский трон. Однако на самом деле кафедральные соборы были самыми грандиозными, самыми богатыми и наиболее сложными в архитектурном отношении зданиями. Собор, представляющий собой туннель с окнами, можно было встретить крайне редко. Большинство из них состояло из трех туннелей – самого высокого в середине и двух пониже по бокам, словно голова и плечи, – образующих неф с боковыми проходами. Стены центрального туннеля заменяли двумя рядами опор, соединенных арками; получалась сводчатая галерея. Боковые проходы использовали для пышных религиозных шествий; в них также располагались небольшие часовенки во славу наиболее почитаемых святых, что привлекало больше прихожан и позволяло собирать дополнительные пожертвования. Это было особенно важно, ибо содержание соборов стоило очень больших денег, гораздо дороже, чем содержание замков или дворцов, и средства эти каждый собор вынужден был добывать сам.
Солсбери оказался ближе, чем предполагал Том. Было еще утро, когда они, поднявшись на вершину холма, очутились на дороге, которая, слегка изгибаясь, плавно спускалась на равнину, бежала через прибитое дождем поле, а затем снова забирала вверх к стенам стоящего на возвышенности города Солсбери. Несмотря на завесу дождя, Том различил несколько башен, четыре или пять, высоко парящих над городскими стенами. При виде такого количества каменных сооружений он воспрянул духом.
Дорога, по которой они шли, вела к восточным воротам. Ледяной ветер продувал их насквозь. У самого подножия холма, где среди беспорядочно разбросанных домишек сходились четыре дороги, к ним присоединились другие путники, продиравшиеся сквозь непогоду; ссутулившись и низко опустив головы, они надеялись найти за городскими стенами тепло и кров.
Поднимаясь по склону холма к воротам, они нагнали груженную камнями телегу – обнадеживающий знак. Сзади этой грубо сколоченной деревянной повозки, упираясь в нее плечом, пыхтел погонщик, пытаясь помочь выбивающимся из сил быкам. Том решил познакомиться с ним. Он кивнул Альфреду, и они, навалившись, тоже стали толкать телегу.
Массивные деревянные колеса загрохотали по бревенчатому мосту, который был перекинут через глубокий пересохший ров. Том отметил про себя внушительный объем земляных работ: чтобы выкопать такой ров, должно быть, понадобились сотни людей, здесь работы гораздо больше, чем на рытье котлована под фундамент собора. Мост трещал и скрипел под тяжестью телеги и двух могучих животных, которые ее тянули.
Подъем закончился, и к городским воротам телега покатила уже легче. Погонщик наконец выпрямился и сказал:
– Премного благодарствую.
– А на что камень? – спросил Том.
– Новый собор строим.
– Новый? А мне говорили, расширяют старый.
– Десять лет назад так говорили, – кивнул погонщик. – Теперь от старого-то уже ничего не осталось.
Доброе известие.
– А кто там старшим строителем?
– Джон из Шефтсбери, хотя и епископ Роджер внимательно следит за работами.
Это было вполне естественно. Епископы редко предоставляли строителям возможность работать самостоятельно. Поэтому одной из главных задач старшего строителя частенько было охладить разгоряченное воображение святых отцов и загнать полет их безудержной фантазии в рамки практических возможностей. А вот нанимает людей на работу, должно быть, сам Джон из Шефтсбери.
– Каменщик? – Погонщик кивнул на инструменты Тома.
– Да. Ищу работу.
– Может, и найдешь, – неопределенно сказал погонщик. – Если не на соборе, так на строительстве замка.
– А замком кто управляет?
– Да тот же Роджер. Он и епископ, и смотритель замка.
«Конечно», – подумал Том. Он уже слышал о могущественном Роджере из Солсбери, который с давних пор был весьма близок к королю.
Они вошли в город, который был так забит домами, людьми и животными, что казалось, все это месиво вот-вот разорвет городские стены и хлынет в ров. Деревянные домишки жались друг к Другу, словно зеваки, собравшиеся поглазеть на казнь. Каждый клочок земли подо что-нибудь да использовался. Если и были дома, построенные так, что между ними оставался проход, то в этом проходе обязательно кто-то уже поставил хижину-маломерку без окон, ибо дверь занимала практически весь фасад. А где места было еще меньше, стоял ларек, в котором продавали эль, хлеб или яблоки; и уж если места совсем с пятачок, так там либо стойло, либо хлев, либо навозная куча, либо бочка с водой.
Шум стоял неимоверный. Несмотря на дождь, улицы были заполнены какофонией звуков: стук и скрежет доносились из мастерских ремесленников, уличные торговцы зазывали покупателей, повсюду слышались громкие голоса людей, приветствующих друг друга, заключающих сделки, ругающихся на чем свет стоит, с которыми смешивались ржание лошадей и лай дерущихся собак.
– Чем это воняет? – повысила голос Марта. Том улыбнулся. Последний раз она была в городе года два назад.
– Это человечий дух, – сказал он ей.
Улица была чуть шире воловьей повозки, но погонщик не давал животным останавливаться, боясь, что потом они уже не сдвинутся с места, поэтому он, не обращая внимания ни на какие преграды, хлестал их что было сил, и могучие быки тупо шли вперед, заставляя посторониться и рыцаря на боевом коне, и лесника, держащего лук, и толстого монаха, сидящего верхом на пони, и стражников, и нищих, и домашних хозяек, и уличных девок.
Старик пастух гнал небольшое стало овец, следя за тем, чтобы они не разбежались. «Должно быть, сегодня базарный день», – подумал Том. Когда повозка поравнялась со стадом, одна из овец шмыгнула в открытую дверь пивной, а за ней туда устремились и остальные перепуганные овцы, блея и опрокидывая столы, скамейки и кувшины с пивом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25