Только брови, непроизвольно вскидывались при каждом шаге. Рана была нетя
желой, но доктор в полевом госпитале так и не успел ее обработать, был убит
разорвавшимся вблизи снарядом. И рана все больше давала о себе знать.
В последний раз на аэростате они с артиллеристом-наблюдателем поднялис
ь возле небольшой деревушки, названия которой Вера не запомнила. Эти дни
и ночи они все отходили, и сколько деревушек осталось позади… Поднялись
в воздух на рассвете. Тут же налетели два «мессера». С горящего аэростата
прыгали с парашютом. На другом конце деревни была уже слышна автоматная
трескотня.
Уходили по безлюдной, оставленной войсками дороге. Щемило неприятное чу
вство потерянности. Машин не было. Кончились боеприпасы. Вера видела, как,
выпустив по врагу последний снаряд, артиллерист со слезами целовал ство
л орудия, прощаясь с ним.
Впереди показались военные. Сразу не разобрали Ц чьи. Потом увидели Ц с
вои, человек двадцать. Они прибавили шагу. Встретившись, остановились. Не
высокого роста, суховатый, серый, как и все они, от пыли, с окровавленной по
вязкой на голове, майор сумрачно спросил:
Ц Куда идете?
Ц К своим, Ц ответили они. Ц Позади немцы.
Ц Мы тоже к своим. Позади нас тоже немцы.
Все вокруг будто сжалось, стало тесным Ц дорога, поля, высокое небо… Окру
жены. Они и прежде догадывались, но старались отогнать эту мысль, слишком
чудовищна она была. Сейчас горькая истина встала во всю явь. Они смотрели
друг на друга, ища ответа: куда теперь? Казалось невероятным, чтобы кольцо
так вот намертво сомкнулось, где-то можно пробиться к своим. Надо.
Старший лейтенант Ц артиллерист-наблюдатель Ц достал из планшета кар
ту, и они с майором, присев на обочине, стали изучать ее. Остальные, сбросив
на землю немудреную солдатскую амуницию, тоже присели, стали крутить циг
арки. Вера скинула сапоги. Ноги горели.
Решили пробиваться в сторону Миргорода, там должна проходить линия фрон
та.
На Полтавщине лесов и пригорков, как в средней полосе России, нет. Попадал
ись глубокие балки, все остальное Ц ровная как стол степь. Балками они не
пошли, там частые селения, а значит, гитлеровцы. Шли степью. Пшеница местам
и не была убрана, война помешала, а теперь и убирать было нечего, поле все и
зъезжено машинами, танками, изрыто воронками. Стояла лишь отдельными кур
тинами, желтая, высохшая, без живинки. Переходя от одной куртины к другой,
они хоть на время бывали укрыты от чужих глаз. Рвали на ходу уцелевшие зер
на, жевали. Провиант давно кончился.
К большаку подошли под вечер. Не увидели, а угадали по гулу моторов. Засвет
ло не проскочить, тем более, что неубранная пшеница кончилась, дальше Ц г
олое поле. На нем возвышалось лишь несколько копен соломы. В них и решили д
ождаться темноты.
Если бы знали, что ждет их здесь, обошли бы эти копны подальше стороной. Но
они были рады укрытию. Закопавшись в солому, Вера лежала в неясном, опутав
шем ее тумане. Сладко ныла каждая жилка, даже рана поутихла. Виделось: они
уже по другую сторону большака, еще немного усилий Ц и выйдут из окружен
ия…

VI

В середине ноября, вырвавшись из почти уже затянутого кольца окружения,
обросший бородой, почерневший, Сергей Попов прибыл в Кунцево, в Центр фор
мирования воздухоплавательных отрядов. И тут же получил назначение в Ше
стнадцатый Отдельный воздухоплавательный отряд, базировавшийся в его
родном Долгопрудном, где до войны он командовал группой аэростатов Аэро
логической обсерватории. Отряд входил в Московскую зону обороны, его зад
ачей было наблюдение с воздуха за противником в секторе между Ленинград
ским и Дмитровским шоссе. Гитлеровцы наступали здесь со стороны Клина. В
ставшем уже прифронтовым поселке был ясно слышен гул артиллерийской ка
нонады. С крыши эллинга, где находился наблюдательный пункт формирующей
ся здесь стрелковой дивизии, в бинокль можно было видеть на дорогах пере
движение вражеских частей.
Аэростатные точки располагались широким фронтом. Их отряда Ц у Дмитров
ского шоссе, в Долгопрудном и у станции Ховрино. Дальше Ц аэростаты сосе
дей, Семнадцатого отряда.
Ночами к передовой непрерывно шли стрелковые части, громыхали танки, кат
ила всякая другая техника. Казалось, даже воздух был пропитан ожиданием
начала нашего наступления. Попов был рад тому, что его установленное на а
втомашинах хозяйство мобильно и вместе с войсками сможет идти вперед.
Когда прибыли два полка корпусной артиллерии, Попов связался с батареям
и и вместе с майором-артиллеристом, с которым ему предстояло работать, по
днялся в корзине аэростата.
Перед ними открылась местность, знакомая Попову каждым оврагом, речкой,
лесной опушкой. Когда-то до войны он исходил вдоль и поперек эти пахнущие
земляникой и лесными цветами места. Много раз, несомый воздушным потоком
, пролетал тут на свободном аэростате, проплывал на дирижабле. Сейчас зна
ние местности очень пригодилось.
Сориентировав карту по местности, майор помечал на ней цели.
Ц Вон за тем кустарником глубокий овраг, Ц подсказывал Попов, Ц мином
еты скорее всего оттуда бьют. А за мостом должны быть их пушки.
Майор вскинул к глазам бинокль.
Ц Точно. Вижу дымок из одного ствола. Ведет пристрелку.
Они передали на батарею координаты, чтобы там тоже могли пристреляться.

Приказа о наступлении еще не было, и невероятно трудно было им, видя с высо
ты всю панораму расположений позиций врага, сдерживать нетерпение. Попо
ва, еще недавно испытавшего сполна жгучую горечь отступления, теперь зах
ватило такое же жгучее, но радостное ожидание близящегося удара по врагу
.
Шестого декабря аэростат, как всегда, был в воздухе еще с ночи. Попов и май
ор-артиллерист уже знали о предстоящей большой работе и нетерпеливо пос
матривали на светящиеся стрелки часов. Внизу, в напряженной тишине, прос
трекотал мотоцикл связиста. Резко раскачиваясь, скрипела их корзина. Они
всматривались в даль, стараясь по еле заметным в темноте светлячкам фар
уловить передвижение вражеской техники. Стыли руки. На высоте ветер был
особенно злым, в ледяной кулак забирал лицо, прохватывал сквозь нагольны
й полушубок.
На востоке чуть проклюнулась полоска света, когда тишину разорвало гром
овым гулом. И покатило грохочущее несмолкаемое эхо. Содрогнулся воздух д
аже на их тысячеметровой высоте. Земля засветилась всплесками огня. Били
сотни наших орудий. Сотни снарядов рвали мерзлую землю окопов. Ответили
и вражеские пушки. Те, что были помечены у майора на карте, и другие, что до с
их пор скрывали себя. Попов с артиллеристом еле успевали передавать на б
атареи координаты целей.
Ц Недолет. Правее ориентира 23, Ц кричал в трубку хриплым от мороза голос
ом майор. Ц Теперь в самый раз. Цель накрыта!
Вдруг голос его замер. В сторону врага, распарывая темноту, неслись непон
ятные пылающие связки огненных дуг. Справа, потом левее… Так вот они «кат
юши»! Реактивные… Заиграли. О них много слышали, но видеть в деле еще не до
водилось. Их грохочущий завывающий голос выделялся из общего рева оруди
й.
В телефонной трубке раздался резкий голос:
Ц В корзине, в корзине, вы что там? Координаты давайте.
Спохватившись, они стали снова работать.
Стороной прошли штурмовики. Вскоре они уже утюжили огнем скопления гитл
еровцев. Кажущиеся сверху маленькими, упорными, выбрасывающими огонь жу
ками, шли в сумеречном свете танки, увлекая за собой тьму черных точечек н
а снегу Ц пехоту.
Как только аэростат обозначился на светлеющем небе, гитлеровцы открыли
по нему огонь. Снаряды рвались справа, немного выше оболочки.
Ц По нашу душу, Ц досадливо ругнувшись, кивнул в ту сторону майор.
Кольцо разрывов сужалось. Гремело так, будто колотили по железным бочкам
. Ушли вверх. Успели лишь размять затекшие колени да раза два посвободнее
вздохнуть, как по ним снова ударили.
Ц Нашел, Ц сдержанно, без лишних эмоций объявил майор. Ц Вон, левее дере
вни.
За длинным сараем вспыхивали орудийные дымки. Передали координаты. Тепе
рь кто кого. Или вражеский снаряд разнесет аэростат и оставит наши батар
еи без корректировщиков, или наши батареи разнесут их орудия.
Ц Воздух! Ц предупреждающе крикнула трубка.
Не от линии фронта, а откуда-то со стороны к ним неслись, быстро увеличива
ясь в размере, два стервятника.
Ударила прикрывающая аэростатчиков зенитная батарея. Заплясали огненн
ые вспышки разрывов впереди «мессеров». Поток трассирующих пуль понесс
я к ним от спаренных пулеметов. В быстро приближающемся самолете Попов у
видел застывшее лицо летчика. Сейчас он даст очередь зажигательными по н
аполненной горючим газом оболочке… Рука машинально потянулась к лямке
парашюта. Он на месте, за спиной. У майора тоже. Но что это? «Мессеры», словно
натолкнувшись на невидимую стену, резко вильнули в сторону и стали удал
яться. Яки! Наши Яки! Попов увидел их, когда они вынырнули из-за оболочки аэ
ростата и понеслись наперерез уходившим «мессерам».
Зенитки умолкли. Вражеские снаряды Ц только сейчас Попов заметил это Ц
больше не рвались рядом. Он вскинул бинокль. На месте приземистой постро
йки и того, что пряталось за ней, была лишь взрытая снарядами черная запла
та на снежном поле. Майор, наскоро потерев о полушубок закоченевшие руки,
уже делал доводку батареи на новую цель.
Ц По танкам бьют, Ц кивнул он Попову.
Дремавший поутру ветер с приходом дня налетел порывисто, швырнул корзин
у аэростата. Насквозь промерзшая, заиндевелая, она угрожающе скрипела.
Попов повел бинокль вдоль линии фронта. Огонь бушевал всюду. От залпов ор
удий, разрывов снарядов землю затянуло дымом. Вдали, по обе стороны от них
раскачивались в небе затуманенные дымкой другие аэростаты. Там тоже шла
работа.

VII

«Бывают же и на фронте счастливые минуты, Верка, родная!
Наверно, не найдет тебя мое письмо, Верка, родная, а я пишу, просто иначе не м
огу. Представь себе: на освобожденный от немцев аэродром-«подскок» слет
елось несколько десятков транспортных самолетов. Прибыли машины с деса
нтными частями. Тысячи людей… И в этой людской толчее вдруг вижу Сашку! Го
споди, с начала войны не встречались! Поговорить толком не удалось, успел
а лишь ткнуться носом в распахнутый комбинезон, на миг ощутить его тепло
…
Теперь в полете, слушая воздух, бывает, узнаю знакомый почерк морзянки. И р
адостно на душе, что Сашка рядом…»
Самолет то падал в пустоту, где, казалось, нет воздуха, который держал бы е
го, то лез вверх. В канистре булькала вода, выплескивалась через открытое
горлышко. Вконец измотанные раненые лежали отрешенно, кто молча, кто тру
дно стонал. Некоторым болтанка убаюкивала боль, они даже засыпали, у друг
их распаляла. Люде казалось, только вчера они выбросили этих ребят с пара
шютами, за сутки они успели пройти «огонь, и воду, и медные трубы», и вот, в б
интах, летят с ними назад, успев обрасти уже бородами.
Опять швырнуло. Кто-то охнул.
Ц Муторно. Дай водицы.
Напоила и других, к кому смогла подобраться. До всех не дотянешься, лежат с
плошь.
Ц Потерпите, ребята, фронт позади. Вон уже Москва.
Глянула в иллюминатор. Под ними растянулся серыми крышами поселок. И вдр
уг что-то екнуло внутри Ц это же Долгопрудный! Точно. Вон эллинг, добрая п
ристань их кораблей. Но наглухо закрыты его гигантские ворота. И не кружи
т над ним, как прежде, встречая их, луч маяка. А как радовались они ему при во
звращении из ночных полетов, когда возникал он вдруг у горизонта, вначал
е только периодическими вспышками света, их видно было за пятьдесят кило
метров, а уж потом низко бегущим по земле лучом. Не для кого теперь выклады
вать на летном поле посадочное Т…

Время для сна вырывали только днем. А тут вдруг разнеслась весть: прибыли
артисты, будет концерт! Не поверилось Ц здесь, в фронтовой обстановке, на
переполненном людьми и техникой аэродроме, где в любую минуту можно ждат
ь фашистский налет… И все же он будет. Про сон Люда забыла.
Люда любила театр. Вспомнился Большой, эскадра даже имела там постоянную
ложу для летного состава. Разнобой настраивающегося оркестра. «Князь Иг
орь»… «Пламя Парижа»… Лепешинская… Козловский… Лемешев… Сашка больше
любил Дормидонтыча, наверно, потому что сам басовит.
Концерты шли в церкви, в деревушке, что была недалеко. Весь день, много раз
подряд. А зрители менялись. Бойцы, офицеры, летчики, десантники…
Подошла очередь и их транспортного. Народу битком. В полушубках, меховых
комбинезонах, при оружии, с ним расставаться не положено. Скамей, конечно,
нет, стояли впритирку, так даже теплее. Снаружи мороз под двадцать, а в цер
кви еще лише: она насквозь промерзла. Пар от дыхания поднимался облаком, и
стены с изображением святых покрылись инеем, этих святых уже и не видно с
тало.
На певицу в открытом концертном платье на таком морозе, по правде говоря,
смотреть было страшновато. А туфельки ее изящные, на высоком каблучке ср
азу напомнили Люде, как к Сашке на свидание в таких бегала. Голос нежно, ка
к льдинка, бился под куполом. Пожалела бы… Но сейчас, видно, никому ничего
не жалко. Своды, казалось, рухнут от аплодисментов.
А как хлопали танцовщице! Она на пуантах, на заледенелом полу, легкая, будт
о ветром вскинутая, взлетала в руках партнера. И чувствовалось, хорошо ей,
и так же, как и им, всем, хотелось, чтобы танцу конца не было…
Когда заиграл и запел бандурист с необычной, запоминающейся фамилией Кр
уча, в расшитой украинской рубахе, в шароварах, как у Тараса Бульбы, «ширин
ою в Черное море», в заломленной шапке:

Взяв бы я бандуру,
Тай заграв що знав… Ц

и все замерли, так потянула за собой песня, раздалась команда:
Ц Экипажи «дугласов», на выход!
Люда протолкалась к двери.
Упруго хрустел снег под унтами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28