Особенно в вашем пиковом положении, а оно у вас, несомненно, пиковое, могу держать пари! – Выпаливая все это, он добросовестно пытался испепелить Сабинина взглядом. Протянул сквозь зубы: – Вообще-то, если все рассудить логически, не столь уж и велики суммы, которые ваши коллеги по партии заплатят за вашу переправу на ту сторону. Мне подсказывает чутье, что за субъекта вроде вас в других местах могут заплатить гораздо больше… Ой!
Он замолчал, беззвучно разевая рот, словно выброшенная на песок рыба, вмиг покрывшись испариной. Было от чего – дуло сабининского браунинга уже упиралось ему в грудь, на пару вершков пониже украшенной фальшивым брильянтом галстучной булавки.
– Это в каком же таком месте за меня дадут больше? – угрожающе поинтересовался Сабинин. – В каком месте, сукин кот? Молчать! – рявкнул он фельдфебельским тоном, хотя ввергнутый в нешуточный испуг собеседник и так не произнес ни слова. – Пристрелю, сволочь такая, тут же! Ты кому меня продать собрался?
И он слегка отвел дуло, не убирая, впрочем, пистолета.
– Да вы что! – плаксиво воскликнул грозный анархист. – Шуток не понимаете? Я вас хотел испытать, и только, и не более того! Мало ли что случается, знаете ли… Но вы не поддались, хвалю! Я-то сразу понял, что вы не простой дезертир, молодец, мои поздравления… Уберите пушку, что вы! У вас же палец на спуске!
– Очень верно подмечено, – усмехнулся Сабинин.
– И на предохранитель не поставлено… Уберите пистолет, я вас прошу! Это была шутка, шутливое испытание…
Однако Сабинин следовал инстинкту опытного военного человека, повелевавшему немедленно закреплять первый успех. Браунинг он отвел от дешевенькой крахмальной манишки собеседника, но все еще покачивал им в воздухе с видом грозным и непреклонным. Суровым тоном осведомился:
– Вы и в самом деле контрабандист? Хоть в этом не играете?
– Да помилуйте, ни в чем я не играю! – выпалил потерявший всякую браваду Яша. – Я – член партии анархистов! И через границу я уже переправил столько народа, что вы можете успокоиться и не питать дурацких подозрений! Ну, неудачная была шутка, согласен. Но уберите вы наконец пистолет!
Свободной рукой Сабинин распахнул его пиджак и бесцеремонно вытащил из-за пояса большущий никелированный кольт образца девятьсот второго года с изображением вздыбленной лошади на рукоятке – отнюдь не самое удобное для потаенного ношения оружие. Бегло осмотрев его, протягивая рукоятью вперед хозяину, Сабинин хмыкнул:
– Не могли подобрать что-нибудь поудобнее? Громоздкая бандура, поверьте понимающему человеку…
– Много вы понимаете! – огрызнулся Яша, пихая пистолет за пояс довольно неуклюже. – На здешнюю непросвещенную публику именно такие пушки ошеломительное впечатление и производят: огромный, внушительный, аж сверкает… Совсем другое отношение.
– Ну, вам виднее, – уже примирительно сказал Сабинин, пряча свое оружие. – Впредь не выкидывайте со мной таких номеров, хорошо? У меня, знаете ли, тоже есть нервы. Чересчур уж для меня чревата встреча с голубыми мундирами. Вот и не сдержался. Нельзя же так, в самом деле…
– Да ладно, кто старое помянет… – отозвался Яша вполне миролюбиво. – Давайте шампанского, а? И между прочим, я вовсе не шутил насчет привлечения вас в нашу партию. Люди у нас лихие, заняты делом, не то что ваши эсдеки…
– Ну, я бы не стал упрекать эсдеков в бездеятельности, – серьезно сказал Сабинин. – Многое можно вспомнить.
– Да знаю я. И все равно…
– Послушайте, – прервал его Сабинин. – Давайте пока что оставим теоретические споры… в которых, откровенно вам признаюсь, я и не силен. Давайте о земном, о практическом. Меня в первую голову интересует, как вы собираетесь меня переправлять за кордон. Сто раз прошу прощения, но именно этот вопрос меня более всего в данную минуту интересует. Насколько я понимаю, именно с вами я и должен был встретиться, как с окончательной инстанцией?
– Ну, не совсем, – признался Яша. – Приглашу я вам сейчас вашу…. окончательную инстанцию. Коли уж вы пылаете таким пиететом к эсдекам… Подождите пару минут.
Он вышел, насупившись. Сабинин, закурив папиросу, терпеливо ждал. Грозный анархист вернулся буквально через пару минут, пропустил своего спутника в дверь, а сам, не входя, смирно сказал:
– Всего наилучшего. Увидимся еще.
Сабинин вежливо встал. С первого взгляда видно было, что вошедший – птица совсем другого полета, нежели недалекий анархист с его глупой бравадой и неприкрытой хлестаковщиной. Перед Сабининым стоял господин лет тридцати пяти, темноволосый, с аккуратно подстриженной бородкой и усами, одетый на первый взгляд просто и даже бедновато, но очень быстро становилось ясно, что за мнимой простотой как раз и кроются вкус, элегантность, стиль . Безусловно, это был человек из общества, получивший и должное образование, и воспитание. Как ни присматривался Сабинин, но оружия под одеждой так и не заметил. Это не означало, что оружия не было вовсе…
– Итак? – непринужденно спросил вошедший, усаживаясь. – Значит, вы и есть товарищ Николай, столь неожиданно ворвавшийся в наши унылые будни?
– Без особого желания, надо сказать… – признался Сабинин, пытаясь выбрать наилучшую линию поведения. – Простите, с кем имею честь?
– Дмитрий Петрович, – склонил голову незнакомец. – С фамилией, простите великодушно, обстоит несколько сложнее… почти как у вас в нынешний момент, а? Меня еще частенько именуют Кудеяром. Как по-вашему, не слишком претенциозная кличка?
– По-моему, дело вкуса, – искренне сказал Сабинин. – Значит, господин…
– Товарищ, – мягко поправил тот.
– Извините, не привык… Товарищ Кудеяр. Насколько я понимаю, вам и предстоит мою судьбу решать?
– В некотором роде, – кивнул Кудеяр. – В некотором роде… Что вы проделали с Яшей? На нем лица нет, выпал из образа отважного и непреклонного Робина Гуда здешних мест, даже жалобы какие-то под нос бормотал…
– Вздор, – сказал Сабинин. – Молодой человек весьма глупо пошутил. И был вразумлен.
– Да, я вижу, вам пальца в рот не клади… – И загадочный Кудеяр мгновенно стал серьезным. – Значит, вы – поручик Сабинин Артемий Петрович, служили в Чите, где у вас произошла… гм… небольшая стычка с неким служившим по интендантской части господином, имевшая для последнего самые фатальные последствия… И вам пришлось бежать, оборвать все связи с прежней жизнью… Так?
– Да, если вкратце.
– А если не вкратце? – ровным голосом сказал Кудеяр. – Вы уж меня простите, Артемий Петрович, но вам, боюсь, придется поведать мне о вашей грустной одиссее более обширно и детально, так, чтобы ваш рассказ стал форменной исповедью. Место для исповеди не самое подходящее, ибо население сего городишка посещает главным образом синагоги и костелы, не будем придирчивы к таким мелочам… Вряд ли мы с вами так уж тверды в православии…
– Я ведь уже подробно рассказывал о себе и Мрачному, и…
– Давайте даже сейчас не упоминать лишних имен, – мягко прервал Кудеяр. – Привыкайте к этому порядку… Я знаю, что вы им многое рассказали. Но хотел бы услышать все еще раз, из первых уст.
Сабинин покрутил головой, усмехнулся:
– Прямо-таки допрос в жандармском управлении…
– А вы что, подвергались чему-то подобному?
– Бог миловал. Просто… похоже.
– Артемий Петрович, это суровая необходимость, – веско, не допускающим прекословия тоном произнес Кудеяр. – Чересчур уж серьезны дела, которыми мы занимаемся… и к которым вы вдруг стали прикосновенны. Поэтому, как бы это ни напоминало допрос в охранке, я вынужден вас таковому подвергнуть… Разумеется, вы вправе гордо отказаться и прервать с нами всякие сношения…
– То есть – идти куда глаза глядят?
– Ну, в конце-то концов, мы ведь – не общество призрения увечных воинов? Вы согласны, что я имею определенные права, да и обязанности?
– Согласен, – со вздохом сказал Сабинин. – Вы правы, пожалуй.
– Вы, быть может, голодны? Приказать обед? А то и – водочки?
– Не откажусь, – сказал Сабинин. – Ни от того, ни от другого.
– Прекрасно. – Кудеяр отошел к двери и дернул звонок. – Если вас не затруднит, уберите куда-нибудь с глаз ту бурду, что Яша именует шампанским без всякого на то основания. Право, оскорбляет не то что вкус – зрение…
«Положительно, это – человек из общества», – утвердился в прежней догадке Сабинин, наблюдая, как Кудеяр беседует с сонным неопрятным официантом из буфетной, как держится при этом, как заказывает. Есть вещи, которые невозможно сыграть, нахвататься, – они достигаются лишь воспитанием, данным с детства, в определенной среде.
А впрочем, что тут удивительного? Кропоткин – княжеского рода, Лизогуб был богатейшим помещиком, и это далеко не единственный пример. Голубой крови в революции предостаточно, хотя и в данном вопросе мы отстаем от просвещенной Европы, – во Франции некогда и принц королевского дома, по-нашему великий князь, тоже во всю глотку распевал «Марсельезу», придумавши себе насквозь революционный псевдоним. Плохо кончил, правда, товарищи санкюлоты и его на гильотину определили…
– С чего прикажете начать? – спросил Сабинин. – Я сам как-то даже и не соображу…
– Ну, безусловно, не с сотворения мира и Адама с Евой, – сказал Кудеяр, усаживаясь напротив него. – Я сам изложу вкратце некоторые вехи вашего жизнеописания. Вы – из дворян Пензенской губернии, родители ваши давно покинули сей мир, не оставив в наследство дворцов и имений… простите, я не задел каких-то ваших чувств?
– Нисколько. Все так и обстояло.
– Единственный сын. С ранней юности остались без поддержки в жизни… что, полагаю, слабого человека способно согнуть, а в сильном вырабатывает определенные свойства характера. Судя по тому, что произошло, вы относитесь ко второй категории… Закончили юнкерскую школу, военное училище – благодаря скупой протекции дальнего родственника. Были женаты, супруга погибла при катастрофе поезда… Были в Маньчжурии, дважды награждены. После бесславного окончания кампании переведены были служить в Читу – без особых перспектив по службе. Я не военный, но благодаря таланту Куприна в полной мере представляю себе условия жизни поручика захолустного полка… Вам доводилось читать «Поединок»?
– Доводилось.
– Нарисованная писателем картина соответствует истинному положению дел?
– Пожалуй.
– Вот видите… Итак, какое-то время вы тянули лямку, пока не выпалили вдруг из револьвера в интендантского подполковника из штаба дивизии, – не на дуэли, что было бы вполне уместно и абсолютно ненаказуемо, а в приватной, так сказать, обстановке… Я правильно излагаю?
– Да, – кивнул Сабинин. – При вашей информированности я положительно не могу понять, зачем же вам мой собственный рассказ?
– Это костяк, если можно так выразиться, – задумчиво сказал Кудеяр. – Карандашный набросок. А мне, великодушно простите за назойливость, хочется увидеть за всем этим живого человека. Живую душу.
– Ну что же, попробуйте, – вымученно улыбнулся Сабинин. – Я и сам не все о себе понимаю.
– Что же, попытаемся вместе… Вы были тогда пьяны?
Какое-то время Сабинин молчал, пуская дым в сторону. Притушив догоревшую до гильзы папиросу, решительно сказал:
– Безусловно, нетрезв. Но дело не в водке. Конечно, трезвым я мог и не… выстрелить. Но не в водке дело. Накипело, пожалуй что. Вот вам самое точное определение, на какое я способен. Накипело. А водочка решимости прибавила и подтолкнула…
– Жалеете?
– А что теперь толку? После… всего.
Повисла неловкая пауза, но тут, на счастье, явился сонный официант, расставивший тарелки, судки и бутылки всё же без особых нареканий. Когда он вышел, Кудеяр мягко и бесшумно прянул к двери, несколько мгновений прислушивался к происходящему в коридоре (ухитряясь и за этим не вполне благовидным занятием выглядеть настоящим жентильомом), наконец, облегченно вздохнув, вернулся к столу:
– Ушел. Следует быть осторожным: гостиничная обслуга в любой стране тайной полицией в первую голову приспосабливается для шпионажа… – Он непринужденно наполнил рюмки. – Прошу. Конечно, не бог весть каков нектар, но все же получше Яшенькиной шампани, способной ужаснуть человека понимающего…
Сабинин охотно выпил, взял вилку. Закуска была скромная, вполне в духе захолустной гостиницы: сыр, семга, белые грибочки. У него осталось впечатление, что внешне невозмутимый Кудеяр зорко наблюдал за тем, как он пьет, как себя при этом проявляет.
– Ну что вам рассказать? – начал он внезапно. – Вы, как человек штатский, плохо себе представляете, какого размаха достигло в армии расхищение казенных сумм. На почве одной только фуражной экономии в войсках было множество грязных историй – а ведь есть множество иных способов воровства. Прогонные расходы, к примеру… Они ведь до сих пор планируются так, словно расстояния в несколько сот верст военные проезжают на лошадях. Система эта совершенно не принимает в расчет железных дорог, стократ удешевляющих расходы. Дошло до того, что иные начальники дивизий попросту берут из полковых сумм взаймы без отдачи, что почитается чем-то уже будничным, обыденным….
– Я немного наслышан об этой практике, – заверил Кудеяр.
– Наслышаны? – горько усмехнулся Сабинин, опрокидывая вторую рюмку. – Этого мало, милостивый государь… простите, милостивый товарищ. Этого нужно насмотреться . Я не монархист… пожалуй что, уже не монархист. Маньчжурия из меня, как из многих, вышибла немало иллюзий и утопий. Это ведь поражение, позорнейшее. Первую в этом столетии настоящую войну мы профукали с треском и позором, чего с российской армией да-авненько не случалось… И от кого? От желтых макак… – Он вздохнул, закурил, взял себя в руки. – Ну, не стану досаждать вам нравственными терзаниями обычного офицерика, вы ведь, простите, не господин Куприн… Да и я не Ромашов. Вы попросту попробуйте ярко и подробно представить себе, как сидите в офицерском собрании, где вам, в точности по Куприну, уже не дают водки по причине погрязания в долгах. И не забудьте при этом, что за спиной у вас грязь и кровь и маньчжурский позор… И перед вами восседает жирная харя с прилипшей к двойному подбородку икрой, нахальная физиономия тыловой крысы, чьи карманы набиты мятыми кредитками уворованных казенных сумм… И все бы ничего, но эта рожа начинает кривляться и глумиться, не выбирая слов, упрекает тебя в глупой непрактичности, неумении жить, насмехается над твоими боевыми орденами, не имеющими материального эквивалента, над твоим потертым кителем, наконец, тычет тебе в лицо пук мятых бумажек и великодушно предлагает подарить на бедность сотенку-другую… Это нужно видеть, пережить, подвергнуться такому унижению самолично…
– И тогда вы…
– Вот именно, – жестко усмехнулся Сабинин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39