Мог, но не сделал. Вместе с тем, нет никаких оснований лишать Липранди человеческих симпатий и привязанностей, в которых он был вполне порядочен. Кроме того, поэт скрашивал и делал, так сказать, более респектабельным существование этого человека.
Пушкин взял у Липранди французский перевод римского поэта Овидия Назона, судьба которого показалась ему сходной с его собственной. Овидий был сослан императором Октавием Августом в Римские колонии на берег Черного моря, и Пушкин даже думал, что Овидий сослан был именно в места, которые они с Липранди посетили.
Как ты, враждующей покорствуя судьбе,
Не славой - участью я равен был тебе.
Грустно думать, что правовой уровень России ХIХ века был таким же, а возможно, и ниже, чем в Риме I века нашей эры.
Любимой темой отечественного литературоведения всегда было соотношение биографического и литературного в творчестве Пушкина. При этом, когда было политически выгодно, говорили, что Пушкин отражает собственные мысли и взгляды (например, в экстремистских стихах), а когда мешало (скажем, политическая индифферентность Онегина, который ни в какую не хотел стать декабристом), то объясняли, что это лишь взгляды пушкинского героя. Не вступая в длинную полемику, отметим здесь, что мало у кого из писателей была такая близость между литературной фантазией и исповедью, как у Пушкина. Мало у кого литературные ассоциации столь прозрачны.
О, други, Августу мольбы мои несите!
Карающую длань слезами отклоните,
- умоляет Овидий, прося, в случае его смерти, хоть гроб с ним отправить в Италию. Это, пожалуй, и ассоциациями не назовешь, настолько прямо написано: Август - без сомнения Александр I, Овидий - Пушкин. И рядом находится элегия "Умолкну скоро я", где высказаны мысли о смерти, о том, что веселье улетучилось из души поэта. И к стихотворению "Наполеон" он приписывает эпиграф по-латыни: "Неблагодарное отечество...", сравнивая себя на этот раз с Наполеоном.
Пушкин страдает и мечется, а тем временем в Петербурге Александр I в разговоре с великим князем Николаем Павловичем назвал нашего Овидия "повесой с большим талантом", что можно принять за похвалу. Но сыск идет своим чередом. Доносчик сообщает из Кишинева с полугодовым опозданием, что Пушкин вступил в масонскую ложу. Ответная депеша поставит Инзову в упрек, что не обратил внимания на таковые занятия Пушкина. "Предлагается вновь Вашему Превосходительству,- требует начальник Главного штаба князь П.М.Волконский,- иметь за поведением и деяниями его самый ближайший и строгий надзор".
Власти прекрасно знали, что масонские ложи не представляли никакой опасности. Наблюдали за ними для порядка, как за всем остальным. К этому времени руководители лож сами охотно сообщали полиции о своих членах и их занятиях. От европейского масонства русское было практически отрезано и сходило на нет. И Пушкин терял к нему интерес.
Единственное, что скрашивало его существование в кишиневской пустыне, были гости из-за границы. Он с радостью мчится к каждому, надеясь "подышать чистым европейским воздухом". Пока Липранди в командировке занимается своими делами, Пушкин знакомится с Луи Венсеном Тарданом, основателем швейцарской колонии Шабо возле Аккермана.
По-видимому, Пушкину было очень интересно понять, почему человек удрал оттуда, куда он сам мечтал отправиться. Тардан ссылался на опасность революции, но ведь она Швейцарию не задела. Поговорили они два часа и общего языка не нашли. Оказалось, что Инзов для развития виноградной отрасли в колонии уговорил Тардана поселиться здесь, обещая содействие в развитии дела.
Теперь Луи Венсен Тардан уже называл себя Иваном Карловичем и писал соотечественникам в Швейцарию, советуя им "не искать счастья в пустынях и лесах Северной Америки, а спешить на плодоносные земли Новой России, где виноградные лозы, персики и шелковица поспевают и рано, и с большим успехом".
И правда, два года спустя в Бессарабию приехали еще несколько семей из Швейцарии. Инзов принял их тепло. "Тардан" стало после маркой бессарабского вина, которое Пушкин продегустировал одним из первых, но не обнаружил в нем никаких свойств, чтобы предпочесть его французскому вину.
Война не состоялась. Официальная версия советских историков о том, почему Александр I не помог грекам, звучит так: "...оказалось невозможным совместить традиционное покровительство России угнетенным народам (sic!Ю.Д.) с верностью принципам Священного союза". Вместо войны Пушкин пережил землетрясение. Дом Инзова, в котором поэт занимал комнаты внизу, пострадал, сохранилась лишь часть, где жил Пушкин, да и то по стенам пошли трещины. Инзов выехал, а Пушкин продолжал там жить некоторое время. Потом перебрался к своему приятелю Алексееву. Алексеев стал собирать все сочинения Пушкина, которые нельзя было печатать и даже опасно было держать,- первый сборник поэта в Самиздате.
Глава десятая.
ХЛОПОТЫ И ОТКАЗЫ
Говорят, что Чаадаев едет за границу - давно бы так; но мне его жаль из эгоизма - любимая моя надежда была с ним путешествовать - теперь Бог знает, когда свидимся.
Пушкин - Вяземскому, 5 апреля 1823.
С сентября 1821 по апрель 1822 года в переписке Пушкина, если не считать двух писем в январе, имеется провал. При его обильной переписке со множеством корреспондентов хоть что-нибудь должно было уцелеть. Стало быть, в эти полгода Пушкин не писал, да и вообще об этих двух годах его кишиневской жизни мы знаем мало. "Денег у него ни гроша,- пишет о нем Александр Тургенев Вяземскому 30 мая 1822 года.- Он, сказывают, пропадает от тоски, скуки и нищеты".
В одном из двух писем, которые Пушкин написал в январе, он сообщает Вяземскому, что у него "лени много, а денег мало", а в другом, брату Льву, вдруг вспыхивает надежда на возможность явиться в Петербург: "...я давал тебе несколько поручений самых важных в отношении ко мне - черт с ними; постараюсь сам быть у вас на несколько дней - тогда дела пойдут иначе".
Речь идет, видимо, о просьбе к Жуковскому похлопотать о разрешении Пушкину приехать или о рискованном замысле нарушить ссылку самовольно. Ответа на просьбу не было. Самовольно нарушить ссылку - значило рассердить царя и подвергнуться более серьезному наказанию. И вот уже снова уныние: "Пожалейте обо мне: живу меж гетов и сарматов; никто не понимает меня... не предвижу конца нашей разлуки. Здесь у нас молдованно и тошно...". Он устал жить на биваке. Состояние неопределенности с постоянными переходами от надежды к отчаянию удручает его. Он все чаще оказывается подвержен хандре. "В эти минуты,- признается он Плетневу,- я зол на целый свет".
Кончается второй, начинается третий год его ссылки. Ссылки бессудной и бессрочной. Право, закон в стране заменены движением указательного пальца Александра Павловича: куда направит он свой перст, туда и двигаться коллежскому секретарю Пушкину. А не пошевелит пальцем, оставаться Пушкину на месте. На сопротивление произволу и нравственные мучения, связанные с этим, а не на творческие дела, уходят силы, нервы, молодость, ум.
О Пушкине уже много пишут журналы в обеих столицах. Критика расточает похвалы, издатели просят от него новых стихов. Ссыльного поэта выбирают в действительные члены Общества любителей российской словесности. В тот отрезок времени, о котором мы сейчас говорим, был напечатан портрет поэта с гравюры Е.И.Геймана в виде приложения к отдельному изданию поэмы "Кавказский пленник".
Имя Пушкина начинает появляться и в западной прессе. Первым Европу познакомил с новым именем Сергей Полторацкий, написав о нем в октябрьском номере французского журнала "Энциклопедическое обозрение" за 1821 год. Тридцать лет спустя Полторацкий признался в письме французскому писателю Ксавье Мармье, что те несколько строк "причинили много неприятностей и огорчений тому, кем они были написаны". Полторацкого уволили со службы и выслали в деревню под надзор полиции за то, что он упомянул в журнале оду "Вольность" и стихотворение "Деревня", в которых, как он выразился, "поэт скорбит о печальных последствиях рабства и варварства".
Пресса в Англии и Франции начала публиковать переводы стихотворений Пушкина, затем на немецком языке появился "Кавказский пленник". Рецензенты подчеркивали оппозиционность мышления Пушкина. Не остановился и Полторацкий: он продолжал нелегально пересылать на Запад свои материалы и печататься под псевдонимом R.E. Полторацкий сделался страстным собирателем рукописей, изданий и материалов о Пушкине, которые он впоследствии переправлял Герцену и Огареву для публикации того, что здесь запрещено.
Пушкину начали предлагать напечатать кое-что в Европе. Он аккуратно выписывает, что о нем пишут за границей (точнее, что ему удается узнать об этом), и не без оснований опасается, что публикации на Западе отрицательно скажутся на всемилостивейшем разрешении побывать в столице. "Князь Александр Лобанов предлагает мне напечатать мои мелочи в Париже. Спасите ради Христа; удержите его по крайней мере до моего приезда - а я вынырну и явлюсь к вам... Как ваш Петербург поглупел! а побывать там бы нужно".
Когда Пушкин отправлял приведенные только что строки, он уже написал ходатайство графу Нессельроде, своему высокому петербургскому шефу, с просьбой отпустить его. Мы не знаем, куда он просился - за границу или в Петербург. Но, думается, в данном случае, в Петербург. Все же больше шансов. Ни заявления, ни ответа не сохранилось. Есть только письмо, написанное еще через несколько дней, в котором не все ясно. "Я карабкаюсь,- пишет Пушкин брату в Петербург,- и, может быть, явлюсь у вас. Но не прежде будущего года. (Далее часть текста в рукописи тщательно зачеркнута писавшим; видимо, он решил, что следует быть осторожней и не дать этой информации утечь к промежуточному читателю.- Ю.Д.) Жуковскому я писал, он мне не отвечает; министру я писал - он и в ус не дует - о други, Августу мольбы мои несите! но Август смотрит сентябрем...".
"Карабкаюсь" в этом письме можно понимать как "пытаюсь выбраться" или "предпринимаю попытки". Ходатайство подано ("министру я писал"), а ответа нет ("он и в ус не дует"). Впрочем, отсутствие ответа тоже можно рассматривать как отказ, что Пушкин и делает.
Откуда Пушкин знает, что в этом году не получится ("не прежде будущего года")? Не объяснение ли - такое для нас важное - вычеркнуто в письме? До конца года остается два с небольшим месяца. Считает ли он, что просто мало времени остается, чтобы получить "добро", или кто-то ему сообщил, что ссылка окончится в следующем году? Здесь он повторяет строки из стихотворения об Овидии, на этот раз открыто имея в виду самого себя: молите Александра, чтобы простил. Но надежды мало, ибо "Август смотрит сентябрем". Пушкин заимствует строку из стихотворения Языкова, смысл которой - доброты от царя вряд ли дождешься.
В это время на Веронском конгрессе русское правительство находит общий язык с Францией, Пруссией и Австрией, договорившись о подавлении революции в Испании. В январе, после ультиматумов этих стран, Франция вводит в Испанию войска. Международная ситуация напряженная, и, как всегда в таких случаях, русские власти первым делом обеспечивают порядок и полное молчание внутри собственной страны.
Пушкин обращается с ходатайством к министру иностранных дел второй раз совсем некстати, наверное, не посоветовавшись даже с Инзовым: "Осмеливаюсь обратиться к Вашему превосходительству с ходатайством о предоставлении мне отпуска на два или три месяца". Мотив сугубо личный: увидеться с семьей, с которой расстался три года назад.
Отправив ходатайство, он, однако, и сам слабо надеется, осторожно спрашивая в письме, на месте ли царь, и просит напомнить о себе друзьям и родне, которые мало заботятся о судьбе его. Ему кажется, что можно найти каналы, чтобы замолвить о нем словцо у Августа.
Проходит месяц. Нессельроде исправно докладывает государю, последний опять отказывает. И нехитрый этот круг замыкается в очередной раз. "Мои надежды не сбылись,- пишет Пушкин Вяземскому,- мне нынешний год нельзя будет приехать ни в Москву, ни Петербург". Унылые отчеты о своих мытарствах Пушкин то и дело доводит до сведения брата и друзей в письмах. Отказы ясно показывали, что легальным путем ему ничего не добиться. Его словно подталкивали к самостоятельным отчаянным решениям, направляя мысли и энергию его на то, чтобы возненавидеть отечество.
Что ни мысль у него, то афоризм, и каждый просится в эпиграф. Как трудно выбрать что-нибудь другое из его писем: не о хандре, не брань по поводу собственной страны, не о надежде выехать, не о желании бежать. Он начинает называть Кишинев своей тюрьмой, а затем свое пребывание в нем передает в известном двенадцатистишии "Узник": "Сижу за решеткой в темнице сырой". Поэт мечтает вместе с орлом улететь туда, где за тучей белеет гора, и где синеют морские края. Это, между прочим, написано дома, скорей всего, в постели, когда Пушкин сидел, наказанный Инзовым за хулиганство. Но он мог свободно гулять в большом Инзовском саду и принимать гостей.
Все, что он задумывает, полно романтики. Романтизм - непременное направление во всем написанном, своего рода литературный лабиринт, из которого предстоит найти выход. Поэт живет и творит в неких условных рамках, согласно определенной ролевой игре, как теперь говорят психологи. Он принял эту роль сам, и она наложилась на подходящие черты его темперамента, его мышления, его образа жизни.
Далекий от поэзии человек, Инзов считал странности Пушкина "маской байронизма". А поэт Павел Катенин называл его сочинения "Бейронским пением". Романтизм на Западе был связан с проявлением роли личности, ее прав, интереса к политической жизни, расширения социальных связей, а значит, свободы передвижения, сочувствия людям, лишенным этих прав. Эти основы гуманизма на Западе стали в ХIX веке реальностью, а романтизм воспоминанием, иногда сентиментальным, о прошлом. Для России заимствованное это течение было открытием важным, но умозрительным, неадекватным реальности, которая не совмещалась с чужим романтизмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29