Один из собутыльников Радихены прятался в кустах, но делал это с нарочитой небрежностью, и старосте отлично была видна его багровая лысина. К тому же он продолжал пить, и булькание вина, наливаемого из старенького бурдючка, слышалось так же отчетливо, как и сопение вечно простуженного носа.
– Идем, идем, – морщась, сказал староста. – Наконец-то я от тебя избавлюсь.
Радихена широко шагнул вниз, но попал ногой в ямку и едва не упал. Солдат подхватил его, сильно вцепившись пальцами ему в плечо.
– Не надо, – дернулся Радихена. Он боялся физической боли.
По доносам и требованиям старосты его несколько раз наказывали плетьми специально приезжавшие для этого солдаты. Радихена в таких случаях всегда орал и плакал.
Солдат подтолкнул его в загривок и тычками погнал вниз, к дороге, на которой уже находилась крытая телега. Там ждали остальные, которых отправляли на север. По большей части это были молодые неженатые мужчины. Управляющий Трагвилан не без основания считал, что человек, который к тридцати годам не завел семьи, плохо подходит для работы на земле. И деревенский староста охотно поддерживал его в этом мнении.
Увидев телегу, Радихена чуть попятился.
– Это что? – спросил он растерянно.
– Телега, – буркнул староста. – Полезай.
Радихена сделал еще несколько шагов назад.
– Это что, меня продают куда-то? – спросил он с глупым видом.
– Полезай, говорят тебе! – закричал староста. – Ненавижу твою рожу!
Радихена показал ему кукиш и осторожно заглянул под навес. Ничего особенного он там не увидел и осторожно забрался в телегу. Он еще слышал, как пастух отрывисто выкликает скучным, равнодушным голосом:
– Последнего кормильца забрали! Совести у вас нет! Пожалейте сироту!
– Уже пожалели, – отвечали солдаты, отгоняя пьяного пастуха подальше от телеги.
Некоторые из сидевших в телеге неспешно переговаривались между собой – о домашних делах, о тех, кто остался дома, перебирали какие-то мелочи, оставшиеся незавершенными. Радихена угрюмо молчал.
Ветром чуть раздувало ткань, которая укрывала людей от солнечных лучей, и Радихена то и дело видел какой-нибудь обрывок пейзажа: желто-зеленые поля, ровные ряды апельсиновых деревьев и яблонь, искристые речки и босоногих женщин на берегу. А потом как-то раз ткань сорвало внезапным порывом, и на вершине горы перед Радихеной внезапно предстал величественный стройный замок, над которым громоздились белые башенные облака. Где-то там, на самом верху, обитал таинственный господин Адобекк и только тем и занимался, что разрушал жизнь Радихены, которого даже в глаза не видел.
Замок долго оставался на виду – он как будто следил за медленно удаляющейся телегой, увозящей на север нескольких ничтожных крепостных, которые больше не нужны господину Адобекку и могут быть превращены в некоторую сумму денег.
Потом, после очередного поворота дороги, вездесущий замок наконец исчез. Тогда Радихена опустил веки и больше не открывал глаз, пока не настал вечер и всех не выпустили из телеги возле старой корчмы с растрепанной соломенной крышей, низко надвинутой на стену над маленькими окнами.
Корчма стояла чуть в стороне от дороги. Ее окна были мутны как бельма на собачьих глазах, и пахло возле неё не едой, а гниющей соломой. Однако путников накормили вполне сносной густой кашей с мясом и устроили на ночлег в настоящих кроватях, а не на сеновале.
Ничью Радихена пытался найти выпивку, но в темноте случайно споткнулся о солдата и разбудил его.
Солдат, не просыпаясь, крепко ухватил беглеца за ногу.
– Стоять! – прошипел он бодрым голосом и тотчас захрипел. Радихена дернулся – его щиколотка оставалась зажатой в железных пальцах, точно в кандалах.
Радихена с трудом опустился на пол возле спящего. Освободиться от мощной хватки не удалось. Радихене было больно, голова у него раскалывалась. Обеими руками он взялся за один из солдатских пальцев и попытался разогнуть его. Солдат, не просыпаясь, точным ударом кулака попал ему в нос.
Радихена заплакал, упал рядом с охранником и неожиданно для себя заснул.
Его разбудил крик управляющего Трагвилана:
– Кто тебя просил?! Я тебе что говорил?! За что тебе платят?!
Второй голос растерянно повторял:
– Да не помню я... Он сам как-то...
Радихена пошевелился, потер виски ладонями. Пересохший язык не хотел ворочаться во рту. Он прикусил губу и вдруг почувствовал, как горит лицо.
– Посмотри, что ты натворил! – жутким, ровным тоном грозил Трагвилан. – Я вычту разницу из твоего жалованья!
– Да я правда не помню, – сказал солдат.
– Кто его теперь с такой харей возьмет? – осведомился управляющий. – Что я сообщу господину Адобекку? Контракт хочешь мне сорвать?
– А может, его в деревню вернуть? – предложил один из продаваемых крестьян, подходя поближе. Он очень хотел угодить, по голосу было слышно.
Радихена почувствовал, как его трясет.
– В деревню я его не верну, – проговорил Трагвилан. – Лучше приплачу свои, лишь бы от него избавиться.
– «Свои»! – фыркнул солдат. – Небось, из моего жалованья возьмешь.
– Небось, – не стал отпираться управляющий. – Думать надо было прежде, чем руками размахивать.
– Он сбежать хотел, – повторил солдат.
– Я выпивку искал, – сказал Радихена.
Управляющий даже не посмотрел в его сторону. Радихена ощупал себя еще раз. Нос распух, глаз подбит. Теперь полмесяца придется ходить с подушкой вместо лица. Как им удается так ловко бить, чтобы изувечить с одного удара?
– Завтрак – и в путь, – объявил Трагвилан. Настроение у него было испорчено.
И снова они потащились по дороге, все дальше и дальше на север. Нудные разговоры жужжали вокруг, как мухи, норовя проникнуть в уши. Радихена то отмахивался от них, то поневоле прислушивался. Иногда его клонило в сон, и в полусне он думал о своих прежних сновидениях и о том, что ждет его на севере.
О заводах рассказывали самое разное. Например, что всех бывших крепостных с юга отправляют в шахты, где человек живет не больше полугода, а потом погибает от истощения и отсутствия солнечного света. Или о том, что любой в состоянии выслужиться до мастера и, если повезёт, заиметь настоящий дом и накопить много денег. И даже добыть себе дворянство. Что там совсем нет женщин. Или, напротив, что там полно женщин, но ими награждают только тех, кто усердно трудится и доносит на товарищей, если те работают спустя рукава или говорят дурное: про начальство.
Если закопаться поглубже в недра матушки-земли, то можно встретить подземных карликов и завести с ними дружбу, – а уж к каким последствиям приведет такая дружба, остается лишь гадать. Да мало ли что еще говорили – от скуки и желания казаться умнее, чем есть!
На постоялом дворе управляющий положил Радихене компресс на разбитое лицо – это следовало сделать еще утром, но почему-то тогда руки ни у кого не дошли. Радихена сидел на самом краю стола, хлебал плоской ложкой пресный, но жирный бульон и думал о выпивке. Окружающее выглядело черно-серым, мутным. Голоса звучали плоско, как будто окружающее пространство утратило третье измерение. И еще ему было невыносимо скучно.
Чтобы избежать новых недоразумений, Радихену, единственного из всех, приковали за ногу к кольцу в стене – где обычно привязывали лошадей, – и ему пришлось спать в неудобной позе. Несколько раз он просыпался, когда пытался поменять положение и больно выворачивал щиколотку. Наутро щиколотка распухла. Ступать на ногу было больно.
Увидев это, управляющий побелел. Он застонал сквозь зубы, лично наложил тугую повязку и несколько раз хлопнул Радихену ладонями по ушам. Стоимость парня катастрофически падала прямо на глазах.
– Не надо было приковывать, – зачем-то сказал Радихена.
– Учти, – ответил ему управляющий, – ты теперь почти бесплатный. Еще одна выходка, и я тебя убью. Все равно выручка от тебя ожидается нулевая.
Радихена тупо посмотрел на него и несколько раз моргнул, а потом длинно, печально всхлипнул.
И снова потянулся бесконечный день в телеге. Спина болела, ноги болели, как ни сядь, как ни повернись – все неудобно.
Пейзаж постепенно менялся, воздух становился более прохладным и все более прозрачным, дорога под колесами делалась все более каменистой, и Радихену начало укачивать. Когда его вырвало прямо на солому, товарищи по путешествию набросились на него с кулаками и, прежде чем вмешались солдаты, успели намять ему бока. Радихена вытер лицо соломой и выплюнул кровь. Телегу пришлось останавливать посреди дороги за несколько лиг до следующей таверны.
Управляющий молчал. Все приказания он раздавал безмолвно, взмахами рук. Гнев кипел в нем бурно и скрытно, как в котле под крышкой. Крепостные чувствовали это и работали на удивление быстро, слаженно. Они выбросили испорченную солому, вытерли доски телеги, подняли полог – все равно солнце уже садилось и особой надобности в тени больше не было.
Радихена стоял в стороне, чуть скособочась, и держался за щеку. На происходящее он смотрел отстраненно и как будто плохо понимая. Острая потребность в выпивке теперь перестала им осознаваться – ему просто было дурно, вот и все.
Наконец все было готово, люди опять забрались в телегу. Радихена сел на краю, свесил ноги.
– Сбежал бы ты, что ли, – с сердцем обратился к нему один из крепостных.
– Зачем? – спросил Радихена, глядя, как уходит вдаль дорога.
Она извивалась среди гор, и там, на хвосте этой бесконечной змеи, пряталась ненавистная деревня. Если змея изогнется, она хлестнет кончиком хвоста Радихену по голове, и он провалится в свою деревню, как в преисподнюю.
А пока змея лежит на земле и он сам, Радихена, бежит по ее спине все дальше и дальше от хвоста, опасности нет. Лишь бы успеть. Лишь бы спрыгнуть с ее головы и удрать как можно дальше. И тогда все исчезнет: и пьяницы на пастушьем лугу, и деревенский староста Калюппа, и управляющий господин Трагвилан, и бледно-зеленые моря пшеницы, и замок на вершине горы, и прекрасное заплаканное лицо белошвейки, чье имя он теперь не мог вспомнить.

* * *
Кругом высились горы. Расстояния здесь были совсем другими, нежели на юге, где господствовали равнины: то, что видел человек, могло находиться в двух днях пути от того места, где он стоял; а то, что располагалось совсем близко, зачастую было скрыто от глаз. Это сбивало с толку, но и придавало пейзажу таинственную привлекательность.
Радихена рассеянно думал об этом, пока топтался на ветру возле дощатого барака. Рядом находилось еще несколько помещений, и все они имели такой вид, будто их сколотили наскоро. То ли дело домишки юга: там каждая хижина имеет такой вид, словно ее возвели на века.
Контракт оказался общим на всех пятерых, поэтому внимательному индивидуальному осмотру их не подвергали, и опасения управляющего касательно Радихены оказались напрасными.
Ждать пришлось довольно долго. Наконец из барака вышел рослый человек с грубым лицом. Радихена подумал, что у него очень удобная одежда: просторные штаны с кожаными вставками, домотканая рубаха, тяжелый, пропитанный животным салом плащ, который отлично защищает от дождя. Тонкий южный хлопок был здесь нехорош: холодно. Радихена постоянно чихал и ежился, дивясь тому, что его товарищи держатся молодцами.
Окинув всех пятерых быстрым взглядом, этот новый человек объявил:
– В контору!
И показал пальцем на первого. Они вдвоем скрылись в дощатом бараке. Прочие остались снаружи. Начал накрапывать дождик. Управляющий господина Адобекка и оба солдата устроились в телеге.
– Трогай! – распорядился управляющий, и телега покатила прочь. Ни с кем из бывших крепостных Трагвилан больше не сказал ни слова. Дела с ними были для него закончены.
Скоро управляющий скрылся из глаз. Радихена плюнул ему вслед.
В дощатый барак его позвали третьим по счету. Когда он вошел, тот новый человек с грубым лицом поднял взгляд от каких-то бумаг и пристально посмотрел на Радихену.
– Садись, – велел он.
Радихена опустился на жесткую лавку. Почему-то ему понравилось сидеть на этой лавке. Он не мог найти объяснения своим чувствам. Просто ему внезапно стало хорошо. Может быть, потому, что управляющий уехал навсегда.
– Ты у нас кто? – задумчиво вопросил новый человек.
– Радихена.
Толстый палец с черным ногтем нашел имя в списке, затем из-под пачки документов была извлечена жидкая стопочка бумаг.
– Ты больше не крепостной, тебе это известно? – спросил человек с грубым лицом.
– Нет, – сказал Радихена безразличным тоном. Ему и вправду было все равно.
– Ну так знай. Читать умеешь?
– Пет, – повторил Радихена.
– У нас есть курсы, научишься.
– А, – сказал Радихена.
– Меня зовут Лахмар, – сообщил этот человек.
Они замолчали. Радихена огляделся по сторонам. В щели между досками задувал ветер, и некоторые бумаги шевелились, прижатые локтем Лахмара.
– А если я не крепостной, то кто? – спросил Радихена.
– Теперь ты рабочий на заводах его сиятельства герцога Вейенто. Держи вот, подписывай.
И он придвинул к Радихене какую-то исчерканную записями бумагу.
Радихена удивленно посмотрел на нее. Впервые в жизни он видел лист бумаги так близко от себя. Осторожно провёл по ней кончиками пальцев – на ощупь она оказалась почти как тонкое полотно. Очень тонкое.
– Что это?
– Контракт.
– Как я смогу его подписывать? – удивился Радихена. – Я ведь не умею читать.
Лахмар заметил, что Радихена сказал «читать», а не «писать», и одобрительно засмеялся.
– Никогда не подписывай того, что не можешь прочесть! – воскликнул он. – Превосходное правило. Но только не в этом случае. Сейчас тебя не обманывают.
– Да? – сказал Радихена.
Лахмар чуть наклонился вперед.
– Я могу отправить тебя обратно в твою деревню, – сообщил он вполголоса. И впервые пристально посмотрел на подбитый глаз Радихены. – Но для тебя лучше подписать контракт и поехать со мной дальше. Просто совет знающего человека. Хуже не будет, могу тебе обещать.
– Да? – опять сказал Радихена. – А что там, в контракте?
– Ты обязуешься отработать на заводах его сиятельства полных двадцать лет, считая с сегодняшнего дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66