16
Замерев на месте, точно каменная статуя на старом мосту, стоит Тереза Батиста и смотрит, как готовится к отплытию баркас «Вентания»: паруса подняты и надуты ветром, якорь на корме, капитаны Гунза и Жереба то там, то сям, то у парусов, то у руля. Только что Жануарио был на мачте, артист цирка, королевский урубу, огромная морская птица. Ах, Жану, мой мужчина, мой муж, моя любовь, моя жизнь, моя смерть; сердце Терезы сжимается, дрожь бежит по стройному телу, страдающей плоти.
Накануне они были в «Кафе и баре Египта», ждали результата судебного заседания, возбуждённого Либорио дас Невесом против Жоаны дас Фольяс, и Жануарио сказал Терезе, что завтра с первым приливом… И, крепко сжимая руку Терезы в своей большой руке, добавил: однажды я вернусь.
Ни слова больше, но губы Терезы вдруг стали белыми и холодными, ледяным стал мягкий вечерний бриз, померкло солнце, в предчувствии смерти сжались руки, глаза устремились вдаль. С улицы доносятся радостные голоса Жоаны дас Фольяс и Лулу Сантоса, они идут отпраздновать победу.
Как многообразен мир, в нём и радость и грусть вместе. В доме Жоаны дас Фольяс накрыт стол, открыты бутылки, Лулу поднимает тост за Терезу, желает ей здоровья и счастья, ах, счастья! Ну и жизнь! На далёком песчаном пляже Тереза жмётся к груди Жану, для которого родилась на свет и которого так поздно встретила. В его яростных и крепких объятиях она чувствует горький привкус грядущей разлуки, она кусает и царапает его, он ещё крепче прижимается к ней, точно хочет войти в неё навсегда. Здесь, на пляже, в ночь любви рыданий не слышно, они запрещены; накатывает волна и накрывает влюблённых, начинается прилив и уносит «Вентанию». Прощай, моряк!
Жануарио прыгает с баркаса, он на мосту рядом с Терезой, берёт её на руки. Последний поцелуй согревает её холодные губы; любовь моряка коротка, как прилив. С приливом «Вентания» возьмёт курс на Баию. Так хотелось Терезе узнать о жизни в Баии, но зачем? Ветер парус надувает, якорь поднят, баркас отходит от моста, у руля Каэтано Гунза. Сухие, голодные, жаждущие поцелуя губы сливаются в жарком поцелуе, в нём всё: жизнь и смерть. Тереза прикусывает своим золотым зубом губу Жануарио.
Губы размыкаются, у Жануарио в уголке рта капелька крови — память о Терезе Батисте, татуировка, сделанная золотым зубом; река и море, море и река, когда-нибудь я вернусь, даже если хлынет дождь из стальных ножей, а море превратится в пустыню, я вернусь, как пятящийся краб, вернусь в любую непогоду, утону в поисках утраченного порта, твоей податливой, но твёрдой как камень груди, твоего живота цвета глины, твоей перламутровой раковины, медных водорослей, бронзовой устрицы, золотой звезды, река и море, море и река, прощальные волны, которых никогда не увидишь. С моста из объятий Терезы Батисты моряк прыгает на палубу баркаса, великан, пахнущий морем и солью, с наручниками и кандалами на руках и ногах.
Словно высеченная из камня, стоит на мосту Тереза, глаза её сухи; солнце скользит, спускается по серому закатному небу фиолетовых печалей, ночь без звёзд и не нужная больше луна. Тугие паруса надувает ветер, хрипло, точно в морскую раковину, кричит Жануарио своё трудное «прощай». Прощай, Тета, смуглянка. Прощай, любимый Жану, отвечает разрывающееся от горя сердце Терезы. Прощальный прилив, прощай, море и река, прощай, приползу, как краб, прощай, несмотря на кораблекрушение, прощай, навсегда прощай.
Великан стоит и кричит, разрывая пространство, поворачивая «Вентанию» для выхода из порта Аракажу, у руля Каэтано Гунза, под мачтой Жануарио Жереба — птица с подрезанными крыльями, заточённая в железную клетку, с путами на ногах. У выхода из реки в море рука великана поднимается и машет. Прощай.
Тереза продолжает стоять, она — как каменное изваяние, как прикованная к столбу рабыня с вонзённым в грудь кинжалом. Ночь окутывает её, скрывает во мраке и пустоте, топит в тоске и разлуке, ах, моя любовь, море и река!
17
Золотой зуб, ледяное сердце, броски капоэйры и круговой самбы, Тереза Батиста — блистательная Звезда самбы, королева танца бёдер, наконец-то дебютирует в «Весёлом Париже», на первом этаже «Ватикана» в городе Аракажу, прямо напротив того места, где стоял на якоре баркас «Вентания» капитана Каэтано Гунзы и откуда всё ещё слышатся крики прощания капитана Жануарио Жеребы, прибывшего сюда, чтобы заработать деньги и зародить страстную любовь в успокоившемся было сердце Терезы, начинавшей новую жизнь. Ангольской самбе обучил Терезу он, Жануарио Жереба — посол карнавального афоше, превосходный танцор.
Ни разу ещё со времён праздничного открытия кабаре, которое состоялось год назад, не был так переполнен зал «Весёлого Парижа», и золотая молодёжь Аракажу не была такой оживлённой и весёлой. Под резкие звуки «Полуночного джаз-банда», тесно прижавшись друг к другу, топтались на танцплощадке парочки. На столиках стояли пиво, коктейли, местные коньяки, поддельное виски и вино из Рио-Гранде для снобов. Все поклонники Терезы в сборе: художник Женнер Аугусто с глубокими грустными глазами; поэт Жозе Сарайва с невесёлыми стихами, чахоткой и цветком, сорванным мимоходом; дантист Жамил Нажар, маг и волшебник в создании зубных протезов, торжествующий победу над Либорио; народный защитник Лулу Сантос и счастливый хозяин кабаре, а также претендент на ложе Звезды Флориано Перейра, Флори Хвастун. В засаде — кандидат на незавидное положение патрона.
Кроме четырёх названных и ещё по крайней мере двух десятков пылких сердец, страстно ждали выхода Божественной пастушки самбы (как возвещали цветные афиши) ещё около тридцати никому не известных. И это не считая тех, кто из приличия и даже скромности не мог физически присутствовать в кабаре и аплодировать Мисс Самбе (так объявляли её афиши Флори). Одним из них был сенатор и промышленник, самый богатый человек в Сержипе, по мнению экономистов и старой Адрианы. Венеранда со свитой своих девочек сидела за столиком возле танцплощадки, почтив своим присутствием заведение Флори; она была своеобразным послом некоей влиятельной персоны и имела честь предложить Звезде самбы большое вознаграждение, если та согласится провести вечер в укромном уголке вверенного ей приюта любви. А уж если она произведёт хорошее впечатление и окажется достойной его благосклонности, он предложит ей своё покровительство: снимет дом, возьмёт на полное содержание, откроет счёт в магазинах, она получит наряды и украшения, шоколадные конфеты, золотые часы, кольцо с бриллиантом (маленькое) и даже жиголо при необходимости. Где-то у Манге-Секо по хребту волн идёт, рассекая воду, навстречу южному ветру «Вентания». Ах, Жану, любимый, время прилива, дорога утраты, тёмная, беспросветная ночь. Не хочу ни предложений, ни аплодисментов, не нужна мне куча денег, не нужен полковник-покровитель, не желаю слушать стихи поэта, не люблю я жиголо, а люблю тебя, твою широкую грудь, пахнущую морем, твои солёные губы с привкусом имбиря. Ах, Жану, Жану!
И вот погасли огни, было около одиннадцати, загремел джаз, и корнет-а-пистон возвестил её выход, выход Сверкающей Звезды самбы. Красный свет осветил танцевальную площадку и Терезу Батисту в широкой юбке и баиянской кофте, в ожерелье, браслетах, доставшихся Флори в наследство от «Компании варьете» Жота Порто и Алмы Кастро; восточная красавица или цыганка, уроженка Кабо-Верде или просто смуглая местная кокетливая мулатка? Взрыв аплодисментов и пронзительный свист приветствовали Терезу; Флори преподнёс охапку цветов от администрации кабаре, поэт Жозе Сарайва — увядшую розу и стихи.
И снова дебют чуть было не сорвался, и по той же причине. Едва смолкли аплодисменты, как послышался шум за одним из столиков у танцевальной площадки: разыгралась ссора между молодым начинающим сутенёром и старой усталой проституткой.
Тереза поклонилась, поблагодарила за цветы, стихи и аплодисменты, как вдруг услышала окрик сутенёра, заставивший проститутку расплакаться:
— Я набью тебе морду!
Уперев руки в бока и блеснув глазами, Тереза крикнула:
— Попробуй, разбей ей морду, сопляк… Я посмотрю, как ты это сделаешь! Ударь при мне, если осмелишься!
Нервное напряжение охватило зал: неужели парень осмелится и снова отложится дебют? Неужели опять завяжется драка? Не придётся ли дантисту Нажару вставлять ещё один золотой зуб? Но нет, молодец струсил, придя в замешательство, он не знал, куда спрятать руки и лицо, оказалось достаточно окрика Терезы, чтобы восстановить порядок.
Гром аплодисментов заглушил её последние слова, и, купаясь в их море, Тереза начала танцевать самбу. Это ещё одна её профессия, сколько их было в её жизни и сколько ещё будет у неё, у которой одно-единственное желание — стать счастливой со своим моряком.
Накануне же она по просьбе и в сопровождении Лулу Сантоса посетила суд и была представлена судье Бенито Кардозо, адвокатам, прокурорам, нотариусам и другим известным докторам права. Тереза Батиста — звезда эстрады. Несколько скромна для звезды, смущается, улыбается робко, но такая красивая! И все пришли к заключению, что это ещё одна победа калеки бабника, все, только не почтеннейший судья, он-то знал совершённое ею чудо: неожиданно для себя самой став учительницей, Тереза сумела научить грамоте пожилую негритянку с руками как грабли. Глаза судьи загорелись от вожделения: ах, если бы он был судьёй апелляционного трибунала штата, он мог бы предложить ей дом и содержание, но он получает так мало, что едва хватает на содержание законной семьи, так что и думать нечего о любовнице.
Под гром аплодисментов начала свою карьеру артистки Тереза Батиста, впереди её ожидали и взлёты и падения, но начало было победным. Ледяное сердце, устрица, спрятавшаяся в свою раковину. Ах, если бы она могла плакать, но мальчишка не плачет, а моряк тем более. Волны моря — разлучницы, любовь на их гребнях терпит кораблекрушение. Где же сейчас плывёт капитан Жануарио Жереба, любимый Жану, на пути к порту Баия?
Кружится в вихре танца Тереза, как научил он её, бёдра и живот ходят, как волны на море, и, как на ветру, колышется цветок её пупка. Холодное сердце, лёд и разлука, ах, Жануарио Жереба, великан моря, королевский урубу, ты летишь над волнами моря, когда же я снова увижу тебя, когда прильну к твоей груди и почувствую запах моря и соли и буду умирать в твоих объятиях, задыхаясь от твоих поцелуев? Ах, Жануарио Жереба, любимый, когда же мы будем снова вместе?
Девушка, которая пролила кровь капитана, пустив в ход нож для резки сухого мяса

1
Да, вот я вас и спрашиваю: видели ли вы хоть раз в жизни изъеденного оспой, с открытыми гноящимися язвами христианина, положенного в мешок и несомого в лазарет? А может, несли этого агонизирующего несчастного на своих плечах более легуа и донесли его, источающего зловоние и гной, которыми пропитался мешок, до лазарета? Если нет, то это надо видеть — прелюбопытнейшее зрелище.
Хотите — верьте, хотите — проверьте, ведь болит у того, кто болен, но только Богом забытые проститутки сами покончили с оспой, когда она, чёрная и гниющая, на них напала. Богом забытые — это такое выражение, манера говорить, потому что земля здесь действительно забытая, каменистая, край света, и, если бы несчастные не уцелели на улице Мягкой язвы, некому было бы рассказать о здесь случившемся. Богу, занятому мессами и прочими разными делами, куда более милыми его глазу местами, не до Букима с поразившей его оспой. А вот Терезе, всё той же Терезе, как и Терезе Удар Ножом, Терезе, Покачивающей Бёдрами, Терезе Семи Вздохов, Терезе, Мягко Ступающей, — эти её прозвища, все как одно заслуженные, как и Тереза Омолу , присвоенные ей и утверждённые участниками макумбы в Мури-капебе и до Букима, до оспы, до этого бедствия, с которым именно с помощью Терезы было покончено, и народ стал возвращаться в свои дома. Тереза выкусила на ноге оспу, разжевала и выплюнула. Разжевала своими зубами и золотым, прекрасно сделанным ей Нажаром в подарок.
Такое надо видеть, это незабываемо. Я, Масимиано Силва, прозванный Маси Король Негритянок, страж Поста здоровья в Букине, переживший весь ужас и теперь свидетельствующий, до сих пор, закрывая глаза, вижу Терезу, красавицу Терезу, взваливающую себе на спину мешок, из которого доносятся молитвы и стоны превратившегося в сплошную язву парня Закариаса. Закрываю глаза и вижу: она идёт, согнувшись под тяжестью мешка, по направлению к лазарету. Тереза Без Страха — ещё одно её прозвище, пожалуй, первое, которое ей дали спустя какое-то время после оспы в Букиме.
2
Терезе не исполнилось и тринадцати, когда её тётка Фелипа продала её капитану Жусто — Жустиниано Дуарте да Роза, чья слава мрачного и храброго богача была известна в сертане и за его пределами, продала за полтора конто, какое-то количество продуктов и кольцо с поддельным, но ярким камнем. Куда бы ни направлялся капитан со своими боевыми петухами, стадом ослов, верховыми лошадьми, грузовиком, кучей денег и наёмными бандитами, слава о нём опережала его гнедую лошадь, его грузовик, открывая? путь для выгодных сделок.
Капитан не любил уступать в споры, но любил видеть то уважение, которое вызывала его персона, где бы он ни появлялся. «В штаны со страха накладывают», — говорил он удовлетворённо своему шофёру и оруженосцу Тёрто Щенку, сбежавшему от правосудия Пернамбуко. Тёрто вытаскивал нож для рубки табака и тут же повергал всех в трепет. «С капитаном лучше не спорить, кто больше спорит, тот больше теряет, для капитана человеческая жизнь — пустой звук». Рассказывали о совершённых им убийствах, устраиваемых засадах, нечестных петушиных боях, подделке счётов в магазине, взимаемых Шико Полподметки, раздававшим зуботычины несогласным, о приобретённых за полцены под угрозой карабина и кинжала землях и несовершеннолетних жертвах.
Скольких он обесчестил до пятнадцати лет! О том свидетельствует ожерелье из золотых колец, висящее поверх рубашки на жирной груди капитана и позвякивающее, как погремки гремучей змеи:

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11