Так что подумайте, парни, и сами примите решение. Чудесный день, – добавил он и растворился в воздухе без следа.
– Бред какой-то, – сказал Эней.
– Бред, – сказал Гектор. – Алекс тоже говорил мне про пятку Ахилла, но я как-то запамятовал. И вообще мне не нравится история, которую рассказал Гермес.
– Мне тоже, – сказал я.
Как профессионал, я очень хорошо умею распознавать ложь. В том, что говорил Гермес, лжи было очень много.
Он просил нас убить Ахилла. Это правда. Но вот почему ему лично так нужна эта смерть, он так и не объяснил. На его место Пелид не метит, он целит выше, а в то, что Гермес печется об интересах смертных, верилось с трудом.
– Твоего брата, наверное, уже убили, Гектор, – сказал Эней.
– Сомневаюсь, – сказал Гектор. – Парнишке в последнее время сильно везет.
– Думаешь, Менелай вышел на бой с похмелья?
– Менелай и Парис меньше всего заботят меня, – сказал Гектор. – Пусть они убьют друг друга и еще кого-нибудь в придачу. Мне не нравится то, что происходит на этой войне.
– Боги за нас, – сказал Эней. – Сейчас по крайней мере.
– Но мы не знаем, надолго ли, – сказал Гектор. – Мне это почему-то напоминает ловушку. Как только мы почувствуем, что победа у нас в руках, как только перешагнем в бою за грань, из-за которой не сможем вернуться, боги отвернут от нас свои лики, Пелид выйдет в поле, и город падет.
– Тогда не убивай Патрокла, – сказал я.
– Что?
– Патрокл – друг Ахилла. Если ты убьешь его, Пелид рассвирепеет, и тогда вам всем конец. В частности, тебе, Приамид.
– Ты слишком много знаешь, – сказал Гектор. – Ты уверен, что ты не пророк?
– Вполне.
– А что ты не бог? – спросил Эней.
– Тоже уверен.
– Тогда откуда твои знания?
– Это долгая история, – сказал я.
– Город падет? – спросил Гектор.
– Перестань выводить войско в поле, – сказал я. – Стены города неприступны, и ты это знаешь. А в поле вас просто перемалывают на жерновах Агамемнона.
– Отец хочет…
– Твой отец хочет, чтобы нас всех убили, – сказал Эней.
– Он не желает прослыть трусом, – сказал Гектор.
– Но каждый день убивают не его, – сказал Эней. – Он наблюдает за боями с безопасных стен.
– Он стар и прожил жизнь, – сказал Гектор. – Жизнь, в которой было множество войн.
– Так пусть он даст жить другим, – сказал Эней.
– Он – правитель города. Я не могу пойти против его воли.
Дурак, подумал я. Знал бы он…
А если бы знал? Могло ли это хоть что-нибудь изменить?
Была не была, подумал я. Сделав один шаг, надо делать и второй. А расскажу-ка я Гектору правду.
– Прекрасно, доблестный Гектор, сын Приама, троянский лавагет, проигрывающий главную для его народа войну, – сказал я. Если он не хочет внимать голосу разума по-хорошему, я выложу ему все. И пусть Дэн, мистер Картрайт и мистер Мур попытаются достать меня здесь или где бы то ни было еще. – Тебя интересуют мои знания, так сейчас я расскажу тебе еще кое-что из того, что знаю. Если ты будешь продолжать строить из себя героя и не прислушаешься к моим словам, Ахилл тебя убьет. И не просто убьет. Он привяжет твой труп к своей колеснице и будет кататься вокруг Трои, волоча его за собой, а твоя жена, твой отец, твои братья и сестры будут на это смотреть. Но и это еще не все. Твой отец явится к Ахиллу и будет умолять его о том, чтобы он отдал ему твое тело для достойного погребения. Это что касается тебя, Гектор. Теперь о глобальном. Война будет долгой, но вы ее проиграете. Уже после твоей смерти, разумеется, так что тут тебе повезло, и ты не увидишь, что случится с твоим городом и с теми, кто тебе дорог. Но ты не умрешь в неведении, потому что я тебе расскажу. Сын Ахилла, Неоптолем (ты пока не видел его, но все еще впереди), размозжит голову твоему сыну и сбросит его со стены. Он изнасилует твою Андромаху и увезет ее в рабство в Ахайю. Твой отец будет убит. Парис будет убит, позже тебя, но раньше падения города. Твою сестру Кассандру изнасилуют прямо в храме Афины. Твой город будет разрушен и сожжен дотла. А Елена вернется к Менелаю.
По мере того как мои слова проникали в разум Приамида, лицо лавагета темнело, а руки начали трястись.
Ярость?
Надеюсь.
Он верит мне.
Но изменит ли это хоть что-нибудь?
– А я? – спросил Эней, когда я замолчал. Точнее, набрал воздуху в грудь для нового пророчества. – Что будет со мной?
– С тобой будет чуть получше, – сказал я. – Ты выживешь. И даже спасешь своего отца. Правда, всю свою жизнь ты проведешь в скитаниях и умрешь на чужбине.
Лучшая ложь – это часть правды. О том, что Энею припишут основание могущественной империи, по сравнению с которой их любимая Троя кажется лишь маленьким провинциальным городком, я счел уместным не говорить. Кто знает, а вдруг Энея Основателя устроит и такой вариант?
Прошлое не изменить, сказал мне когда-то Дэн. Все было, как было, и будет, как будет.
Но за то время, что я провел здесь, Троянская война стала моим настоящим.

Дэн
Вот так.
Он стоял и выбалтывал Домоседу с Итальянцем всю подноготную. Всю правду, по крайней мере, по версии историков.
Зачем?
И почему они его слушают?
Никто пока не знает, что вообще происходит. Внимание всей бригады приковано к изюминке сегодняшнего дня, дуэли Парис – Менелай. Схватка рогоносца с тем, кто ему эти рога наставил.
Но мне почему-то казалось, что наблюдать за полковником Трэвисом будет куда интереснее, и я следил за ним, а не за очередной порцией насилия. Сеанс записи прервался на том, как Алекс напророчил Итальянцу смерть на чужбине, которая по новой версии ему уже не грозит. Смерть ждет Энея здесь, в Троаде.
Но об этом новоявленный пророк знать не может.
Интересно, а что он им еще расскажет?
Первым моим порывом было спрятать эту запись потому что я тайно симпатизировал Алексу и троянцам. Но это было глупо. Допуск к первичным материалам есть у очень немногих, зато очень многих заинтересует, чем таким важным был занят троянский лавагет, что не пошел смотреть на бой с участием своего младшего брата.
Хотя у него этих братьев… Папа Приам был очень плодовитым царем.
Запись увидят. У Алекса будут большие неприятности по возвращении. Невмешательство – вот было главное Условие его контракта.
И вообще я не понимаю, почему его там до сих пор держат.
Теперь-то уж известно, почему мы не можем вести съемки в зоне Олимпа и откуда у Ахилла эти нечеловеческие замашки.
И, что самое странное, зрители воспринимают древнегреческих богов как должное. И обывателя совсем не удивляет сам факт их существования.
Может быть, народ так до конца и не поверил, что это реалити-шоу?
Макс рассказал, что, когда он в последний раз ехал в такси – а было это не так давно, – таксист обронил интересную фразу. Пробок сегодня нет, хвала Зевсу, сказал он. Макс поинтересовался, с какого боку тут Зевс в частности и олимпийские боги вообще, и если уж от них что-то и зависело в нашем мире, например, отсутствие пробок, то благодарить за это следовало бы скорее Гермеса, бога путников. Водитель удивленно посмотрел на Макса, объяснил, что услышанная в телевизоре фраза просто пришлась к слову, а потом задумался.
И до конца поездки слова из него было не вытянуть.
Я дорого бы дал за то, чтобы узнать, о чем он думал. Надеюсь, не о том, чтобы в следующий раз вознести хвалу Гермию Психопомпу.
Я закурил сигарету, и тут вошел академик.
Вид у него был довольно растрепанный. Глаза красные, серое лицо, щеки впали так, будто человек не ел уже пару недель. Волосы стояли если и не дыбом, то очень близко к тому, в руках он машинально вертел какую-то штуковину, предназначение которой мне было абсолютно неизвестно. Конечно, мы с этим проектом все зашиваемся, но чтоб до такой степени…
– Что стряслось? – спросил я.
– А с чего вы взяли, что что-то стряслось? – спросил он.
– Посмотрите в зеркало.
Он принялся озираться по сторонам, рассматривая стены.
– Фигурально выражаясь, – поправился я. – А то у меня нет зеркала.
– Мы, ученые, Данил, фигурально не выражаемся, – наставительно произнес он, присаживаясь. – Мы оперируем фактами и точными понятиями, и, если кто-то советует посмотреть в зеркало, значит, зеркало должно иметь место.
– Извините, – сказал я. – Так что стряслось?
– Вы аналитик?
– Кажется.
– Тогда я дам вам факты, вы их проанализируете и скажете мне, что стряслось.
– Факты точные?
– У меня, молодой человек, других фактов нет.
– Выкладывайте.
– Сегодня в пять часов утра меня разбудил один из моих ассистентов…
Он спал в пять часов утра! Счастливчик!
– …и сообщил, что имеет место утечка энергии из главного блока. Конечно, это нонсенс, если учесть, как у нас все устроено, сколько в цепи предохранителей и резервных блоков, и именно так я своему ассистенту и сказал. Но он продолжал настаивать, а так как сон был все равно испорчен, я пошел посмотреть, в чем там дело. Он оказался прав, у нас действительно была… сложно назвать это утечкой. Энергия уходила в туннель.
– Простите, – сказал я. – Я немного не понимаю. Энергия уходит на то, чтобы поддерживать туннель, так?
– Да.
– Постоянно?
– Да, на поддерживание туннеля требуется огромное количество энергии, но нагрузка постоянна и не скачет. Есть небольшие отклонения только во время сеансов связи, и то это отклонения на одну десятую обычной мощности, не больше. Когда мы отправляли в прошлое этого парня… военного…
– Полковника Трэвиса.
– Да, его. Нагрузка возросла на три десятых. Но сегодня ночью она возросла вдвое. Это… это колоссальное количество…
– Я понимаю. Сеанса связи в тот момент, как я понимаю, не было?
– Нет, до него было еще сорок минут.
– Как долго это продолжалось? Или продолжается и сейчас?
– Нет, всего около получаса. Но мы перерасходовали…
– Это неважно, – сказал я. – Я думаю, что энергии у нас с запасом.
– Это так, но каким образом можно объяснить…
– Кому? Мистеру Картрайту ничего объяснять не надо. Он набрел на золотую жилу и грузит породу самосвалами.
– Я хочу объяснить это хотя бы себе.
– И вы уже что-нибудь придумали?
– Нет.
– Когда мы отправляли в прошлое Алекса, нагрузка увеличивалась на пятнадцать минут?
– Тринадцать минут сорок секунд. Но между тем увеличением и сегодняшним разница в порядок.
– Очень просто, – сказал я. – В тот раз мы отправляли нечто вниз по течению, поэтому энергии почти и не требовалось. А в этот раз нечто продиралось против течения, из прошлого в будущее. Или в настоящее, если хотите.
– Что? Что продиралось?
– Не знаю.
– Абсурд, – сказал он. – И где это нечто? Куда оно делось по прибытии сюда и почему мы его не заметили? Если то, что вы говорите, верно, это нечто должно обладать такими размерами, что незамеченным уйти просто не может. Вы знаете, какой контроль у нас в лаборатории? Я не говорю о мышах, даже муха из прошлого, залети она по какой-либо случайности в туннель и заставь сработать аппаратуру, не проскочит незамеченной.
– А муха может?
– Что?
– Заставить сработать аппаратуру?
– Нет. Все откалибровано. Только диски с информацией. Или этот военный…
– Полковник Трэвис.
– Да, он. Но больше – никто. Мы застраховались от случайностей. Мне казалось, что застраховались на все сто процентов.
– Академик, – сказал я, – вы недавно читали «Илиаду», если я не ошибаюсь.
– Да, читал.
– Вы помните персонажа по имени Эней?
Он задумался.
– Нет, не помню, – сказал он. – У меня склероз относительно всего, что не касается физики. Это важно для вас?
– Нет, – сказал я.
Может, и правда не помнит.

Полковник Трэвис
– И чем дело кончилось? – спросил я.
– Как обычно, – сказал Одиссей, наливая мне вина. – Ничем. Наш богоравный рогоносец начал брать верх, выбил у Париса щит, сломал меч и даже ранил в бедро, но тут троянца накрыло серебристым облаком, через которое Атрид пробиться не смог, а когда оно развеялось, Париса там уже не было. Полагаю, боги его куда-то отволокли. Думаю, что Афродита.
– С чего Афродите вмешиваться?
– Сам подумай, – сказал Лаэртид.
Я подумал.
Боги хотят гибели Трои. Боги против нее и душой, если бы она у них была, находились бы на стороне ахейцев.
Но, с другой стороны, Фетида умоляла Зевса подарить троянцам несколько побед, пока Агамемнон не попросит прощения у ее сыночка. Вот они и дарят.
Такими темпами Ахилл свою невесту получит очень скоро. А Троя, соответственно, огребет неприятностей по полной программе. А что делать?
Гомер…
Тут я заметил, что задумался и пропустил мимо ушей то, что продолжал говорить Лаэртид.
– Что? – переспросил я.
– Мухи, – сказал он.
– Что с ними?
– Здесь, в Троаде, странные мухи, – сказал Одиссей. – Сначала я думал, что мне показалось, и я решил понаблюдать за ними внимательнее. И выяснил, что мне не показалось.
– И что не так с мухами, Лаэртид?
– Их тут два вида, – сказал Одиссей.
– Только-то? Я думал, гораздо больше.
– Да я не о внешности говорю, – сказал он. – А о манере поведения.
Чокнулся, подумал я. Какая у мух манера поведения? Тоже мне, древний энтомолог-любитель. И только потом понял, о чем он говорит.
Я так привык к присутствию камер, что совершенно о них забыл.
– Одни мухи вполне обычные, – сказал Одиссей. – Они летают по всему лагерю, но если и интересуются людьми, то исключительно мертвыми, как и положено мухам. Зато другие почему-то предпочитают живых. Я заметил, что вокруг нас всегда вьются насекомые. Даже когда мы плыли по морю. Куда бы я ни пошел, я могу заметить несколько мух, которые увяжутся за мной. Они не докучают, не жужжат над ухом, но они всегда рядом.
– И что это значит? – спросил я.
– Кто знает. – Он пожал плечами. – Может быть, то, что все мы скоро станем мертвыми, и мухи это чувствуют.
Я успокоился. Не владея должным уровнем технологии, правильных выводов даже хитроумный Одиссей сделать не сможет.
– А иногда мне кажется, что они наблюдают за нами, – сказал Одиссей, ясно давая понять, что я его недооценил.
– Мухи? – Я улыбнулся. – С какой целью?
– Может, у мух тоже есть боги, – сказал Одиссей, пожимая плечами. – И они требуют рассказов о нашей войне… А может быть… Не знаю. Может быть, это и не мухи, а то, что мы принимаем за мух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42