Зная, что она откажется их взять, он заплатил, как любой путешественник, остановившийся в гостинице, оставил бы плату хорошей служанке, там, где был бы уверен, что ее обнаружат. Александра, поколебавшись, кончиками пальцев, словно дохлых мышей, собрала монеты и положила в свой передник. Потом подошла к окну и вытряхнула передник, швыряя монеты так далеко, как только смогла.
Но она же была практичной и мудрой. И поэтому, заправив кровать, вышла во двор и снова собрала все золото. И только потом заплакала.
Глава 14
— Если бы мы брали плату за вход, то неплохо бы заработали, — уныло произнес Драмм, наблюдая, как его отец просматривает кучу визитных карточек, оставленных дворецкому.
Он сидел в кресле у огромного окна в своем кабинете, и сломанная нога покоилась на табурете. Драмм видел, как солнечный свет проникает сквозь ветви деревьев на заднем дворе его городского дома, а вокруг него громоздились книги и бумаги. Он был одет небрежно — вместо халата домашняя куртка и рубашка с распахнутым воротником. По правую руку стояли бокал с вином и блюдо с засахаренными фруктами. Драмм выглядел как человек, вполне довольный собой и жизнью, и вовсе не напоминал инвалида, если не обращать внимания на шины на ноге. Но выражение лица совсем не соответствовало непринужденной позе.
— Я так понимаю, что мысль о компании вызывает у тебя отвращение, — холодно заметил его отец, с интересом тасуя колоду визитных карточек. — По-моему, тебе пора предъявить свое лицо. А то ходят слухи, что ты изувечен до неузнаваемости. И это, кстати, самые безобидные из слухов.
Драмм пожал плечами.
— Да какое мне дело! Половина Лондона знает, что это не так. По крайней мере именно столько людей стояли на тротуаре и глазели, когда меня выносили из кареты и затаскивали в дом, как покойника, которого готовятся выставить на обозрение. Было бы лучше возвращаться ночью. Или вы могли бы воспользоваться входом для слуг, вместо того чтобы нести меня на носилках, как павшего воина, на виду у любопытной толпы. Я подчинился только потому, что, протестуя, сделал бы этот спектакль еще более интересным.
— Так и было бы, — согласился граф. — И даже в этом случае, позволь заметить, ты жаловался слишком много, чтобы тебя можно было спутать с воином или с покойником. Тем не менее, раз мы прибыли утром, у меня не было намерения держать тебя в карете весь день, пока ты не сочтешь, что уже достаточно темно и пора проникнуть в свой собственный дом. А если бы мы попытались пронести тебя тайно, через черный ход, слухов было бы еще больше. Каждому должно льстить, что такое количество людей хотят тебя видеть.
— Да. Как львам и слонам в зверинце льстит, что их приходят посмотреть, — раздраженно произнес Драмм. — Хотя моя ценность как любопытной штучки и способа развлечься выше, поскольку меня можно посетить, только получив разрешение, чего все и добиваются.
— Это потому что тебя невозможно посетить, — исправил его отец.
— Вовсе нет? — возразил Драмм. — У меня была компания.
— Да. Четыре человека. Твои закадычные друзья Далтоны и Райдеры. Если бы Синклеры не вернулись к себе в загородное поместье, ты пригласил бы и их. Тебе нужна более веселая компания. Я хотел бы ее увидеть перед тем, как уеду.
— А, так вот почему вы еще здесь?
Граф перестал разглядывать карточки и тяжело посмотрел на сына. Худые щеки Драмма порозовели.
— Ну хорошо. Прошу прощения за свой тон, сэр.
— Принимается, — ответил граф, кидая визитки назад на серебряный поднос. — Я остался, чтобы проследить за тем, что ты устроен и выздоравливаешь. Но теперь у меня есть мысль и самому побывать в обществе. Сезон почти окончен, хотя в городе еще остаются несколько важных персон. Я могу походить по балам и театрам, погулять в парках и тому подобное. Конечно, было бы легче поговорить с людьми, если бы они пришли сюда.
— Вы бы могли встретиться в клубе, если хотите побеседовать, — тихо сказал Драмм.
— Мог бы. Но ведь там я не встречу ни одной леди, верно?
Драмм взглянул на отца.
— Верно, — медленно произнес он. — У вас есть намерение встретиться с какой-то определенной леди, сэр?
Граф кивнул.
— Да. Однако я не обязан обсуждать с тобой эту тему.
Драмм смутился.
— Вы правы. Хорошо, раз все дело в этом, я приму любую орду.
Таким способом, размышлял он, можно увидеть, кто у отца на примете, и если это леди Аннабелл, Драмм постарается прекратить любые романтические отношения между ними. Не только потому, что его друг Эрик, наверное, заинтересовался этой тщеславной и красивой дамой, но и потому что он представлял себе, насколько неприятно иметь такую мачеху. Драмм упомянул об этой возможности с сарказмом, а теперь жалел, что не оставил тогда неудачную, ехидную шутку при себе. До настоящего момента самой большой опасностью в его жизни было остаться навсегда калекой. Теперь его беспокоило, что он может обрести мачеху моложе его самого. Молодую, хитрую, пустую и мстительную.
— Тебе холодно? — спросил отец, увидев, как сын поежился.
— По мне словно змея проползла, — ответил Драмм и впервые за этот день улыбнулся, представив, как отреагировала бы леди Аннабелл, узнав, что он сказал о ней.
— Ты сегодня принимаешь нас просто великолепно, — заметил Деймон Райдер, оглядывая редко посещаемую, прекрасно обставленную гостиную и увидев подносы с пирожными и многочисленные бокалы на буфете.
— Приходится. Сегодня я принимаю не только вас, — сказал Драмм. — Отец настаивает, чтобы я стал более доступен для высшего общества. Думаю, он не уедет домой, пока не добьется этого. Он занялся тем, что донес до каждого высокопоставленного уха, будто именно сегодня можно прийти посетить меня.
— Ну и что в этом плохого? — спросил Рейф, подхватывая с подноса лимонное пирожное. — Многие джентльмены расспрашивали о тебе.
— Отец приглашал вовсе не джентльменов, — ответил Драмм. — Помните, по какой причине он вытащил меня из домика Гаскойнов? Старый граф хочет, чтобы я стал доступным для прекрасного пола. Он подыскивает для меня жену, — торопливо добавил Драмм.
Незачем было сейчас высказывать свои опасения. Все равно никто не смог бы ничем помочь, и не ухудшится ли ситуация, если друзья станут вмешиваться. Вопрос деликатный, и Драмму придется заняться им самому.
— Это похоже на бал, который давал король, чтобы принц мог выбрать себе жену! — воскликнула Джилли, хлопая в ладоши.
— Не настолько романтично, — сказал Деймон Райдер, обменявшись взглядами с Драммом.
— Он будет чем-то вроде подсадной утки, — произнес Рейф, у которого рот был набит лимонным пирожным. — Даже не сможет встать и уйти, верно?
— Точно, — ответил Драмм. — Поэтому я хочу, чтобы вы оставались здесь, когда двери откроются для широкой публики. Вы меня спасете, если увидите, что я в этом нуждаюсь.
— Конечно, — с энтузиазмом согласилась Джилли. — А от кого тебя надо защищать?
Драмм поморщился.
— Мне не нужна защита. Просто… перехват, что ли, иногда.
— Но Джилли права, — серьезно сказала Бренна Далтон. — Если ты скажешь нам, кого считаешь самой надоедливой, я уверена, мы сделаем все, чтобы удерживать ее подальше от тебя.
— Кого? — хмурясь, переспросил Драмм. — Да любую, от которой у меня возникает головная боль. А это большинство из них. Но только не леди Аннабелл, пожалуйста.
Наступило изумленное молчание, которое нарушил Рейф.
— Так вот где собака зарыта? — удивленно сказал он. — Должен признаться, я поражен. Но она красивая дама, и есть надежда, что повзрослела с тех пор, как мы встречались в последний раз.
— Хорошо сказано, — рассмеялся Драмм. — Ты имеешь в виду, что она не настолько эгоистичная и самовлюбленная, как была раньше? Может быть. Но это не имеет значения, я интересуюсь ею совсем не по той причине, которую вы можете предположить. И все-таки не хочу, чтобы ее от меня отпугивали.
— Это из-за Эрика, верно? — подумав минуту, спросил Рейф. — Ты хочешь увести ее подальше от него. Я помню, как он смотрел на нее в прошлый раз. Почему бы и нет? На нее приятно посмотреть, если не знать о полной безнравственности и душевной пустоте красотки, — добавил он и нежно улыбнулся жене. — Тогда понятно, хотя не знаю, стоит ли тебе беспокоиться. Сомневаюсь, что ее устроит отставной военный. Мне кажется, она нацелилась на титул. Так что берегись. Если она решит, что ты ею заинтересовался, то окажешься женатым на ней быстрее, чем успеешь сделать первый шаг. Эта дамочка — настоящая дракониха.
— Не беспокойся. Я буду осторожен, — пообещал Драмм. — Ноги мне сейчас не могут служить, но голова работает быстро, как всегда. Эта леди относится ко мне с подозрением, и не без оснований. Поверь, у меня имеются скрытые мотивы.
— Значит, ты снова стал самим собой, — сказал Деймон Райдер, и все засмеялись.
Они продолжали беседу, пока часы не пробили три. Драмм вздохнул.
— Кажется, я полностью готов. — Он взял со стола колокольчик и позвонил. Тотчас в комнату вошел Граймз. — Скажи мистеру Финни, что я его жду, — приказал Драмм. — И всех, кто сегодня придет, тоже.
— В приемной уже собралось несколько человек, — доложил Граймз.
Драмм недовольно поморщился. Как оказалось, у него были причины для этого. Даже достаточно большая гостиная не могла вместить всех гостей, пожелавших прибыть к этому часу.
Драмм не боялся толпы, но скоро почувствовал, что начинает задыхаться. До этого он не понимал, насколько подвижность помогает в общении. Все остальные в гостиной могли прохаживаться, что они и делали. Сидели только он и несколько пожилых леди. Казалось, сюда привели всех молодых дам Лондона, обладающих положением в обществе. А Драмм не мог сдвинуться ни на дюйм, чтобы скрыться от их взглядов.
Другой мужчина на его месте был бы счастлив. Драмма окружали женщины. Последние веяния моды требовали, чтобы дамы демонстрировали большую часть женских прелестей и чтобы их пышные формы были не подпоясаны, ничем не ограничены и открыты настолько, насколько возможно. Весну сменяло лето, поэтому модными считались платья не только с низкими вырезами, но и сшитые из тончайшего материала. Все дамы, конечно, следовали моде. Драмм не видел такого количества полуобнаженных, рвущихся наружу грудей и пышных бедер с тех пор, как в последний раз посещал бордель. Он не ощущал желания, а испытывал только легкое чувство паники. Здесь, как он понял, слишком много слишком хорошего — особенно если учесть, что каждая дама снабжена невидимой этикеткой с ценой — ценой его свободы.
Он не мог ни на одну из них смотреть чересчур пристально или чересчур часто, иначе она пришла бы к выводу, что у нее есть преимущество перед остальными. Хуже того, так решили бы ее родители. Кроме всех прочих неприятностей, он не мог встать с кресла и поэтому видел высокородных невест на уровне их животов и бедер. Чтобы поговорить с ним, дамам приходилось наклоняться, и тогда он видел перед собой их грудь. Выражение лица выгодного жениха становилось все мрачнее, а разговор — все более скованным.
Он не смог бы с интересом разговаривать с этой помешанной на замужестве компанией, даже если бы они были закованы в латы, подумал Драмм, поскольку ему редко встречались более недалекие люди. Все, что их интересовало, — это несчастный случай, произошедший с ним. Когда граф говорил, что теперь в порядке, и отказывался от дальнейшего обсуждения, им приходилось обращаться к единственным темам, в которых они разбирались, — к погоде и сплетням сезона.
Он знал, что несправедлив и разозлен. О чем еще может поговорить с ним незнакомая женщина? Не могли же они ни с того ни с сего начать обсуждать с ним «Одиссею», искусство или литературу, как Александра, думал Драмм. Даже ей было бы трудно при таких условиях придумать какую-нибудь тему для разговора. Но одно он знал наверняка — она не стала бы непрестанно взвизгивать от смеха по поводу любой высказанной им банальности, как поступали многие из его нынешних посетительниц. Он был уверен, что Александра не смотрела бы на него, открыв рот, приходя в экстаз от любого пустяка, который он говорил.
Но она не собиралась завлечь его в свадебные сети, напомнил себе Драмм. А может, она ведет себя так с Эриком, внезапно подумал он и нахмурился, потому что эта мысль была похожа на предательство по отношению к ней.
— У тебя что-то болит, Драммонд? — хмуро спросил граф Уинтертон, глядя на сына сверху вниз.
— Отец! — воскликнул Драмм. — Откуда вы появились? Я имею в виду, что не видел, как вы подошли.
— Да как бы ты смог меня увидеть, сидя в окружении такого собрания красавиц? Я подошел, чтобы проводить к тебе еще двух дам, пожалуй, самых красивых в этом доме.
Драмм с запозданием заметил, кто стоит рядом с отцом — леди Аннабелл, в голубом платье, под цвет ее чудесных глаз. И ее пухлая мамаша, в золотом наряде, под стать своим непомерным амбициям. Обе дамы приветливо улыбались ему.
— Я должен извиниться перед дамами, — продолжал граф, — поскольку здесь так много молодых леди из знатнейших семей Лондона, что они могут решить, будто я специально приглашаю всех английских красавиц, чтобы отвлечь от грустных мыслей раненого сына.
— Никогда, — произнес Драмм с самой очаровательной улыбкой, какую смог изобразить. — Как вы можете такое подумать, сэр? Эти две дамы так ярко сияют, что оставляют остальных в тени.
Он был всего-навсего вежлив, но не солгал в том, что касалось леди Аннабелл. Она все еще оставалась прекрасной, хотя и подзадержалась на ярмарке невест и хотя Драмм слишком хорошо знал ее, чтобы не замечать пустую, расчетливую душу, скрывающуюся за этим изысканным фасадом. У нее были кудри цвета воронова крыла и белая, как алебастр, кожа — так, во всяком случае, твердили в своих пошлых стихах ее многочисленные воздыхатели. Короткая верхняя губа и пухлая нижняя заставляли думать, будто рот умоляет о поцелуях, синие глаза с длинными ресницами ярко сверкали под изящными бровями. Держалась она величественно, что подчеркивалось ее нарядами, поскольку леди Аннабелл, безусловно, обладала непревзойденным вкусом.
В обществе говорили, будто она стала вертушкой и кокеткой после того, как ее избранник, которого леди Аннабелл по-настоящему любила, женился на другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41