Я подозревал, что такие яркие мохеровые шарфы не носят представители нашей благородной богемы, тем более крест-накрест. Но додуматься до того, что ты – представитель закона… Нет, мои мозги не дотянули. К тому же ты так искренне переживал свою незаслуженную отсидку, что даже меня, искушенного артиста, сумел обвести вокруг пальца. Я и не подозревал, что наша прокуратура славится такими блестящими талантами!
Вано невесело усмехнулся и залпом выпил бокал терпкого вина, после чего глубоко затянулся сигаретой.
– Дело не в таланте, Ник, а в том, что мне фактически ничего и не приходилось играть. Я переживал искренне…
Я вопросительно молчал.
– Пойми, этот парень действительно существовал. И его звали, по иронии судьбы, так же, как и меня. Только все его звали не Иваном, а Вано. И жена у него была…
– Но ты-то тут при чем, Вано? Или как тебя, Ваня, Иван?
– Нет, – он отрицательно покачал головой. – Я привык к Вано, но это не главное. Ты помнишь, я тебе рассказывал про следователя, который вел дело этого парня и который до конца защищал его, а в итоге отступился, фактически подписав ему приговор? Ты это помнишь, Ник? Ты еще тогда заявил, что тот следователь – самый некрасивый персонаж в моей драме, что можно понять отца Стаса: он защищал сына, понять даже самого Стаса: он защищал свою свободу. Но следователь…
Этот славный парень, красноречиво говоривший о чести и совести, в итоге оказался главным виновником: он предал своего подследственного, прекрасно зная, что тот не виновен. Так вот, следователем этим был я, Ник. И на моей совести смерть этого парня. Ты был почти прав, сказав, что у меня оставался выбор. Да, он был: я мог лишиться работы, мог сам, в конце концов, сесть за решетку, но спасти при этом свою честь. Я же пытался сохранить свой покой и в итоге себя потерял, потому что покой мне стал не нужен, его я тоже потерял. Я сам отказался от места главного следователя прокуратуры по особо важным делам, и на моем месте теперь Порфирий. После всего случившегося я не мог успокоиться очень долго. И спустя уже несколько лет, когда умер этот несчастный скульптор, решил занять его место в «КОСА». Может быть, вначале у меня и были мысли о смерти, но ты знаешь: я не слишком чувствителен на этот счет, поэтому трезво рассудил, что еще пригожусь живым. В «КОСА» не все было гладко. Я это почувствовал. И вступил в игру…
– Но скажи, Вано, как умер тот скульптор?
Вано вновь залпом выпил, и его глаза заслезились, он смотрел куда-то мимо меня. Он не играл. Он жил прошлой болью, словно всю боль того парня взял на себя.
– Как он умер, говоришь? – Вано рукавом цветастой рубашки вытер капельки вина с губ. – Как… Вот так и умер. Судьба его умерла. Он за Стаса четыре года отбарабанил в тюрьме. Красавица жена бросила его. И, как теперь оказалось, влюбилась в Стаса. Он вернулся в никуда. И ни с чем. «КОСА», к его несчастью, как раз в это время открылась. И он, уже не раздумывая, пришел сюда. А потом, так же не раздумывая, вышел отсюда. Но уже далеко-далеко…
Его смерть на моей совести. Я, в общем, прочувствовал то же, что и он. Но в отличие от него я решил бороться, чтобы спасти жизнь другим… А Стас… Ты знаешь, мы сразу узнали друг друга: он же по делу проходил. Я его тогда ненавидел. И, увидев в клубе, испугался, что он откроет мое истинное имя, тогда все планы мои рухнут. Но ему, как оказалось, было невыгодно меня узнавать, ведь я про него мог сразу же рассказать не самую красивую историю. Вот поэтому мы и сделали вид, что не встречались раньше.
– Но Анна… Она ведь тоже должна была проходить по делу. Ты должен был знать ее…
– В том-то и дело, Ник, что она тогда сильно болела. Это подтверждали медицинские справки. Ее срочно отправили на юг. Что-то с легкими. Мы получили от нее только письменные показания и врачебное заключение, что выступать в суде она не в состоянии. Понимаешь? А этот скульптор Вано… Он на нее просто молился. И, безусловно, не мог пережить, что она ушла к парню, который на них напал. Это пережить не каждый сможет… Нужно быть очень сильным…
История становилась все запутанней. Однажды вечером скульптор по имени Вано возвращается со своей женой Анной из театра. Или кино, не важно. Вдребезги пьяный парень Стас с байроновской печалью на лице и ножом за пазухой пристает к Анне. Муж, естественно, вступается за жену и изо всей силы бьет его первым попавшимся камнем. Но не без помощи следователя, тоже, кстати, Ивана, защитник попадает за решетку на несколько лет, потому что папа нападавшего – очень влиятельное в городе лицо. Вано-скульптор возвращается из тюрьмы и узнает, что его любимая жена связалась с мальчишкой Стасом. Он накладывает на себя руки с помощью благотворительного клуба «КОСА». А у мальчика Стаса есть девочка Василиса, которую он немедленно бросает, как только вновь встречается с Анной. Но красавица Анна отвергает его, поскольку у нее появляется дружок Толмачевский. И Стас мечется по многомиллионному городу в поисках своей королевы. Каким-то образом следы приводят его в «КОСА». И вот тут…
Тут он узнает что-то очень важное про этот клуб, что ему вовсе и необязательно было знать. В итоге его убивают. Подозрения падают на Василису. Но еще существует человек, который в ночь убийства был за кулисами. Это, похоже, Анна. И, как только мы до нее добираемся, ее убивают. Вновь следы теряются. Тьфу ты! Черт ногу сломит. Хотя, может, черт и сломит ногу, но только не мы с Вано, потому что остается главное действующее лицо в этой драме – господин Толмачевский! Хозяин благотворительного клуба с умилительным до слез названием – «КОСА». Итак, Толмачевский!
– Нам нужен Толмачевский, – твердо сказал я Вано.
– Нам нужна Василиса, – не менее твердо ответил он. – Ее жизнь теперь очень дорого стоит, и я тревожусь, почему она до сих пор не появилась.
Я тревожился не меньше, но в глубине души чувствовал, что Толмачевский за ней не охотится. Для него теперь главное – спастись самому, и он, по-видимому, где-то скрывается.
– Скажи, Вано, а ты и впрямь меня подозревал?
– В той же степени, что и ты меня. Верить не хотелось, но и доверять полностью не имел права. Ты частенько довольно подозрительно себя вел. Конечно, в глубине своей щедрой, открытой души я был уверен, что ты не виновен. Ты мне сразу показался честным парнем. Но, Ник… В моей практике нередко случались такие непредсказуемые вещи и люди себя вели так неожиданно, что полностью доверять кому бы то ни было я просто отучился. Поэтому… У меня были основания подозревать тебя. Ведь именно ты все время был рядом с Васей, у тебя была отличная возможность подсыпать яд в чашку. А могли вы это сделать и вместе.
И потом… Афродита, я тогда следил за тобой. Никто по лестнице не спускался, это показалось мне подозрительным. Возможно, ты для отвода глаз подстроил это нападение на себя, уж слишком легко отделался. Опять же, за мной почему-то следил. Думаешь, я не засек этого? Плохо работаешь, сыщик! Непрофессионально!
Да и в случае с Анной… Вновь на месте преступления – ты. Вот я и решил – рискну. Ты даже умудрился чуть меня не прихлопнуть, но после твоего монолога… Он совершенно меня обезоружил, и я тебе окончательно поверил. Вообще-то в глубине души я доверчивый и романтичный парень. И такие монологи меня покоряют.
– Вано. И все же… Очень странно, Вано, что ты даже не подумал, что у меня просто нет мотивов для всех этих убийств!
– Мотивы… Об этом потом. Когда дело окончательно прояснится. Я еще и служивый, Ник. И служба бывает дороже дружбы. Во всяком случае, на время…
Вано не успел закончить – его глаза округлились. Я повернул голову к входной двери, и мое сердце подпрыгнуло от счастья. Вася. Ну, конечно же, Вася. Это она. Она не могла не прийти.
Вася, не оглядываясь и абсолютно ничего не боясь, приблизилась к нашему столику и заняла свое прежнее место. Выглядела она неважно. Осунувшееся лицо. Взъерошенные волосы. Бледные щеки. И только глаза, только ее прекрасные серые глаза по-прежнему сверкали и улыбались нам.
– Васька. – Я схватил ее руки и крепко их пожал. – Боже, как я рад тебя видеть! Я так за тебя боялся. Миленький мой, так боялся.
– И не только ты, Ник, – пробасил Вано. – Есть еще хорошие парни, которые не меньше волнуются за хороших девушек. Но, к сожалению, девушки предпочитают бестолковых артистов с черными глазами, которые бесстыдно подражают великому Аль Пачино, хотя сами, по словам моего мудрого соседа, похожи на двоюродного брата Квазимодо.
Мне было не до шуток, и я прервал бесполезный поток слов:
– Вася, тебе нужно уходить: Порфирий наверняка торчит где-то поблизости и может тебя застукать. Он точит на тебя зуб, понимаешь?
Но она, к моему удивлению, даже не шелохнулась. Впрочем, и Вано не плясал от радости, выслушивая меня.
– Это незаконно, Ник, – пробурчал он, – и довольно глупо.
Меня взбесили его слова, и я готов был наброситься на него с кулаками.
– Незаконно?! Глупо?! Незаконно, мой дорогой служитель порядка, держать ни за что в тюряге! И глупо попадать туда во второй раз! А может быть, ты встанешь на ее защиту? Один раз ты пытался уже это сделать! И где твой подзащитный?! Отвечай, где! Не отвечаешь? Прекрасно! Тогда я отвечу! Он далеко-далеко, где не подают салата по-швейцарски и неаполитанского вина. И я не хочу, чтобы девушка повторила его путь!
Удар был ниже пояса, я не имел права так поступать. Это не по-мужски. Вано доверился мне, я знал, что он искренне переживает. Не мне судить его прошлое. Я уже готов был вырвать свой злой и глупый язык, но Вано на удивление спокойно отреагировал на мои несправедливые слова. Видимо, сработала профессиональная привычка. К тому же его поддержала Вася:
– Ник, я уже совершила одну ошибку, когда увидела… ее, убитой… Да, Ник. Я испугалась. И подумала то же, что и ты теперь. Только бежать. Это было глупо, Ник. Тем самым я и навлекла на себя подозрения. Нет! – Она отрицательно покачала головой. – Нет, я больше не буду убегать. Мне это не надо. Я абсолютно ни в чем не виновна, мне нечего опасаться.
– В тюрьму попадают и невиновные граждане. Бывает, их даже судят. – Я тяжело вздохнул. Но смирился со своим поражением.
– Я этого больше не допущу, Ник. – Вано положил свою огромную руку на мою влажную ладонь. – Я не допущу, чтобы Василису судили.
Вася с удивлением смотрела на него: она еще ничего не знала про капитана Ивана Тимофеевича Зеленцова. И я вкратце рассказал девушке его историю.
– Здорово! – Она неожиданно рассмеялась. И вновь превратилась в прежнюю Василису с лукавыми чертиками в серых глазах. – Ловко ты нас обвел вокруг пальца! Ну, конечно, разве скульпторы такими бывают! Лысыми и беззубыми. Они непременно бородатые, лохматые и зубастые! И еще обожают трепаться об искусстве. А ты, Вано, ни разу не заикнулся об этом. Я вообще сомневаюсь, знаешь ли ты, кто такой Роден.
– Догадываюсь, Васенька, – в тон ей ответил Вано. – А ты вообще Бога должна благодарить, что я не какой-нибудь бородатый болтун, а солидный человек, готовый помочь делом. Разве не так?
– Вот это мы сейчас и узнаем. – Я кивком указал на приближающуюся к нашему столику подтянутую квадратную фигуру.
Не иначе, как сам Порфирий посетил столь печальное место. Я не удивился его появлению. Ведь он не за смертью пришел, а по наши души. И меня охватила тревога, хотя рядом и восседал огромный Вано. Я чувствовал, что Васю непросто будет выпутать из этой истории, но даже не предполагал, что дела настолько плохи.
Порфирий был, как всегда, безукоризнен. В болоньевом плащике, туго подпоясанном, и в черном «котелке». В одной руке он держал зонтик, другой изредка стряхивал капельки дождя с плащика. Он не допускал мысли, что какой-то мерзкий дождишко смеет портить его внешний вид. Поначалу он даже забыл, что он делает здесь, в тумане сигаретного дыма, среди запаха спиртных напитков. Наконец он удостоил нас своим вниманием:
– О, смотрите-ка! Три товарища! Прекрасная компания! Подсудимая, следователь и просто артист! Ну как? Перекусили? А вы тут зря времени не теряете. – Порфирий огляделся, и его румяные щечки еще ярче вспыхнули пунцовым огнем. – И женщин сколько красивых! И еда какая! – Он не удержался, схватив с нашего столика кусок розовой ветчины с вкрапленными оливками и перчиком, и стал медленно жевать, причмокивая и блаженно вздыхая. Видно, по вкусу ему пришлось иноземное блюдо. Мне в который уже раз мучительно хотелось съездить по этой румяной роже. Я сжал кулаки. А он достал из кармана безукоризненно белую накрахмаленную салфетку в мелкий цветочек и промокнул ею жирные губы. Вася неожиданно протянула ему бокал бордового искристого вина.
– За встречу, Юрий Петрович?
– Вы же знаете, милая, что я не пью. Мне отвратительны эти пагубные привычки. Заметьте, человек – часть природы, а все дети природы – и звери, и птицы, и растения – не имеют столь отвратительных пристрастий.
– У них слабо развит мозг. А кое у кого вообще отсутствует, – не выдержал я. – Кстати, люди умственно неполноценные тоже не имеют этих пристрастий. К сожалению, пагубные наклонности – неизбежность технократического общества. Но, в общем, я приветствую здоровый образ жизни и надеюсь, что стержнем цивилизации когда-нибудь обязательно станет умеренность. – Я махнул рукой: мне не хотелось продолжать с ним дискуссию, хотя ради Васи я мог вытерпеть и это. Честно говоря, я никогда не верил слишком уж правильным людям. Они тоже своеобразные приверженцы крайности. Крайне же правильными могут быть только подлецы или дураки. На роль последнего Порфирий не подходил, а вот с первой ролью мне еще следовало разобраться, поэтому я терпеливо ожидал дальнейших событий. Долго ждать не пришлось.
– Ну что же, Воронова, – ласково обратился к Васе Порфирий, – как говорится, карета подана.
Вася растерянно переводила взгляд с меня на Вано.
– Юрий Петрович, – нахмурился Вано, – я попрошу вас объяснить причины ареста Вороновой.
– Ох, Зеленцов, – тоненько захихикал Порфирий, – кому, как не вам, досконально известны права человека, как и правоохранительных органов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48