Как артист Янковский.
– Устанешь, – сказала Катрин. – И я устану.
– Давай попробуем.
– Ты сошел с ума, – заявила Катрин. – Ты же чужой человек. Опасный.
– Агент ЦРУ? – спросил я.
– Хуже, пришелец из космоса.
– Никто, кроме тебя, так не думает, – сказал я. – А гипнотизировать дураков я умею с детства. Ведь тебя мне не загипнотизировать?
– Разве я знаю? А может быть, я сижу здесь с тобой, потому что загипнотизирована?
Она сказала это как будто в шутку, а на самом деле серьезно. Она выпрямилась и забрала от меня свои пальцы.
– Нет, – сказал я. – Я позволил себе сделать это только один раз.
– Знаю. Когда у меня на Красной площади заболел зуб, правда?
– А ты мне даже спасибо не сказала.
Из леса вышла лосиха. У нее было грустное верблюжье лицо. Может, оттого, что она чувствовала себя неполноценной без рогов. Нас она будто не замечала. Понюхала пивные банки, глубоко вздохнула и пошла в лес, медленно переставляя ноги, словно училась ходить.
– А больше ты мне ничего не внушал? – спросила Катрин.
Она была настолько погружена в свои мысли, что не заметила визита лосихи.
Я не ответил ей, потому что лосиха обернулась от густых кустов, в которых намеревалась скрыться, и посмотрела мне в глаза.
– Я тебе не верю, – сказала Катрин.
Мы допили пиво, а пустые банки завернули в газету и положили ко мне в «дипломат». Мы были борцами за чистоту природы. Я впервые увидел Катрин на митинге «Гринписа» на Пушкинской площади. Она там была активисткой, а я проходил мимо и загляделся на нее.
Мы вышли из парка, когда загудели первые комары, отряхивая с крылышек сладостную жару, а у входа на круге зажглись фонари, желтые в синем воздухе.
Я проводил Катрин до ее подъезда, но она не пожелала поцеловать меня на прощание. Чем-то я ее прогневил, но чем, я не догадался.
Я пошел домой пешком. Мне было так грустно, что я придумал работающий вечный двигатель, а потом доказал, почему он не будет работать. Порой так хочется опровергнуть законы физики, но пока это у меня не выходило.
Доказательство и контрдоказательство были очень сложными, и я почти забыл о Катрин.
И вдруг я понял, что, когда вернусь домой, зазвонит телефон и расстроенный Крогиус, который поссорился со Светкой и не поехал на дачу, сообщит мне, что наше открытие не состоится. Может быть, из-за неумелого Нечипоренки, а может, потому, что мы с Крогиусом дураки.
Мне не хотелось обходить широкий газон, засаженный какими-то колючими, плохо цветущими и дурно пахнущими цветочками. Я решил через него перелететь. Лететь оказалось непросто, я все терял равновесие и валился на бок, отталкивался рукой от земли, чтобы снова взлететь, и все повторялось.
Разочарованный, я пошел на четвертый этаж по лестнице. Пускай лифт отдохнет.
Когда я открывал дверь, то почувствовал, что в комнате, не зажигая света, сидит кто-то чужой.
Я аккуратно закрыл за собой дверь. Потом зажег свет в прихожей. Я старался вести себя так, словно ни о чем лишнем не догадываюсь.
Человек, который сидел в темной комнате, знал, что я его обнаружил, но молчал. Я спросил:
– Почему вы сидите без света?
– Я вздремнул, – соврал посетитель, – вас долго не было.
Входя в комнату, я нажал на кнопку выключателя и спросил:
– Кофе поставить?
– Только для себя, – ответил посетитель, – я не пью кофе.
Человек, поднявшийся с дивана при моем появлении, был обыкновенен и респектабелен. Западный клерк в русском исполнении. Чтобы ему не было скучно в одиночестве, я тоже принял вид чиновника по особым поручениям.
Гость улыбнулся и сказал:
– Не старайтесь, лучше поставьте кофе.
Он прошел за мной на кухню и зажег газ, пока я наливал в чайник воду.
– Неужели вы пьете растворимку? – спросил он осуждающе.
– Пью, – признался я словно в преступлении.
– Вот уж не думал, – сказал гость.
Он смотрел, как я насыпаю кофе, наливаю кипяток, размешиваю. Когда он убедился в том, что я обеспечен кофе, то повернулся и пошел обратно в комнату. Я послушно проследовал за ним.
– Вы не чувствуете себя одиноким? – спросил гость, опускаясь на диван. Он двигался не очень уверенно, словно был немного пьян или ему давил под мышками пиджак.
– Мне некогда чувствовать себя одиноким, – сказал я. И удивился тому, что принимаю так спокойно пришельца, без спросу вторгшегося в мою квартиру поздним вечером.
– Даже сегодня?
– А чем сегодня хуже, чем вчера? – спросил я.
– Почему вы до сих пор не женились? – спросил гость. Его лицо оставалось в тени, и я не видел, какого цвета у него глаза.
– Меня девушки не любят, – сказал я.
– А может быть, вы привыкли к одиночеству и предпочитаете остаться один?
– Я ценю одиночество, только вряд ли вы сможете понять почему.
– Попробуйте объяснить.
– Я провел много лет в детском доме, где слова «одиночество» не существует. И первое, что я сделал, получив эту квартиру, – запер за собой дверь, разделся догола и весь день в таком виде бродил по комнате.
– Вы правы, мне это чувство непонятно, – согласился гость.
Теперь наступила моя очередь задавать вопросы, чем я и воспользовался.
– Как вы ко мне попали?
– Я прилетел, – ответил гость. Впрочем, этот ответ я предугадал. – Окно было открыто.
Он глядел на меня, чуть склонив голову набок, словно ожидал, что я выкажу изумление. Но я не изумился. Я сам не раз пытался полетать. Только никак не мог удержать равновесия. Это труднее, чем оторваться от земли.
Человек покачал головой.
Тут я заметил, что у него на носу очки – старенькие, в толстой пластиковой оправе. Разве у него раньше были очки?
– Были, – догадался гость. – Человек в очках выглядит безопасным. Наверное, оттого, что очки можно разбить одним ударом.
Человек с неудовольствием смотрел, как я отхлебываю кофе. Было душновато, а я пил кофе.
Человек отвернулся от меня и пошел вдоль стеллажей, читая названия книг.
– Много лишнего, – вынес он приговор. – Всего не перечитать. А если и перечитать, то ничего не получишь взамен. Чтение непроизводительно. Скоро вы это сами поймете.
Мне не хотелось ничего понимать. Я устал, и меня клонило в сон. Может же человек хотеть спать после трудового дня?
– Итак, – сказал гость, как бы пародируя доктора, – вы не раз задавали себе вопрос: почему я не такой, как другие? С раннего детства вы привыкли таиться, обманывать, лукавить, потому что нет большей опасности погибнуть в детской стае, чем показаться иным, умнее других, смелее других. Ты несешь друзьям свой талант, а друзья в отвращении отворачиваются или кидают в тебя каменьями.
– Я такой, как все! – поспешил я с ответом, чем вызвал печальную ухмылку на никаком лице гостя.
– Я полагаю, что еще в младших классах ты учился лучше, чем остальные, и тебе не составляло усилий быть лучшим... – Незаметно для меня он перешел на «ты». Бог с ним – он явно старше. – Когда я разыскивал тебя, Гарик, – продолжал гость, – то познакомился не только с характеристиками на тебя и анонимными письмами. Я убедился, что с годами ты все лучше умел притворяться, казаться тупее, чем был на самом деле.
– Чепуха!
– А кто сломал модель самолета, которая могла летать быстрее настоящего самолета?
– Это Петька Лукин на него нечаянно наступил!
– Ты толкнул Петьку Лукина. Он, кстати, в этом уверен.
– Вы и с ним говорили?
– И не только с ним.
– Вы знаете обо мне...
– Больше, чем ты сам. И знаю, как тяжко молодому человеку, мальчику заставлять себя таиться, пригибаться от славы, зная, что за вспышкой славы последует тень презрения, зависти, ненависти...
– А второй приз на районной математической олимпиаде? – спросил я, будто был не согласен с гостем.
– Второй! А почему не первый на городской олимпиаде? А специальную стипендию на физическом факультете университета ты не смог бы получить?
Я пожал плечами. К чему этот напор и натиск?
– И дернуло же тебя идти на исторический!
Я понял, что он говорит, не раскрывая рта. А я слышу его. Неужели он телепат?
– Не отвлекайся! – потребовал гость. – Ответь мне честно: зачем ты пошел на исторический – в эту тупиковую псевдонауку?
– Потому что я люблю историю. Потому что я родился археологом. Потому что вернуть к жизни прошлое – значит дать новую жизнь людям, которые надеялись на бессмертие и оказались забыты. Это мои счеты с вечностью.
– Перестань! – приказал гость. – Прошлое не может интересовать сознательное существо. Есть только будущее, и туда должен быть устремлен разум.
– Видно, мы с вами по-разному относимся к мирозданию.
– Мы не можем относиться по-разному, – сказал гость, – потому что вся ваша история – это всплески молодой энергии, это тупиковые ветви растущего сознания.
– И я буду таким, как вы?
– Вот именно, – обрадовался гость. – Мы одной крови – ты и я.
– Не понимаю.
– Поймешь, сейчас поймешь. Давай задумаемся о твоих способностях, о тех качествах, которых лишены твои друзья и знакомые. Например, о силе внушения. Ты же можешь внушить любому человеку черт знает что!
Гость тут же превратился в небольшого каменного сфинкса. Сфинкс заговорил голосом гостя:
– Надеюсь, этим я тебя не удивил?
– Чего уж там, – ответил я и превратился в верблюда. Ведь сфинксу одиноко без нормального верблюда по соседству. Если бы нас увидела Катрин, она бы влезла на верблюда и стала кататься вокруг сфинкса.
– Отлично получается! – похвалил меня гость. – Но это лишь верхушка айсберга. Многие твои качества еще дремлют. И их открытие впереди.
– А что я умею делать?
– Скоро ты научишься летать. Невысоко и с большой тратой душевных сил, но научишься обязательно. Тебе уже хочется подняться в воздух.
– Разве это не нарушение физических законов?
– Смотря каких законов, – проворчал гость. – Ты же не знаешь современной физики.
– Чего я еще не знаю? Современной химии? Современной биологии?
– Ты не безнадежен. Но продолжим перечисление твоих способностей. Ты быстро читаешь?
– Более или менее.
– Чепуха! Тебе достаточно взглянуть на страницу – и ты запоминаешь ее целиком. В классе ты тщательно таил этот талант, чтобы не вызвать зависть друзей. Ты складываешь, вычитаешь, извлекаешь корни с такой легкостью и быстротой, что мог бы с успехом выступать на эстраде. Ты уже сейчас можешь не спать несколько суток и столько же обходиться без еды.
– Мне не приходилось еще обходиться несколько дней без еды.
– Попробуй. Как существу, обладающему особыми способностями, тебе неудивительны такие способности в других. Ты умудрился не удивиться моему появлению в запертой квартире и заявлению, что я взлетел на четвертый этаж.
– Удивился, удивился!
Но он уже не слушал меня. Его голос дрожал от пафоса:
– По принятым меркам, ты – потенциальный гений! Но далеко не всеми своими способностями ты умеешь распоряжаться и о большинстве их даже не подозреваешь.
– Значит, я, слава богу, не гений! – прервал я. – Потому что просто гения не бывает. Гений – это особое развитие таланта. Конкретного таланта.
– Давай не будем спорить по пустякам!
– Ничего себе – пустяки! Ко мне приходит незнакомый человек и объявляет меня гением. Затем, правда, сообщает, что я еще ничего не могу и не умею. А вы умеете?
Ничего не ответив, гость растворился в воздухе и окликнул меня сзади, из дверного проема. Потом не спеша подошел к книжному стеллажу и показал другой фокус – вынул книгу и кинул ее перед собой. Книга замерла в воздухе. Мне очень хотелось, чтобы она, болезная, поскорее упала куда-нибудь, не мучилась. Но через полминуты, с некоторым напряжением, скривив рот, гость поставил ее на место.
– И мне все это предстоит? – без особого энтузиазма спросил я.
– Это далеко не все! – Гость говорил напыщенно, словно продавал мне Британскую энциклопедию, а я, дурак, не мог оценить величия этого многотомника.
– С меня достаточно.
– Не пытайся показаться глупее, чем ты есть на самом деле. В отличие от друзей-детдомовцев, я вижу тебя насквозь.
Я покорно склонил голову.
Нельзя сказать, что я не был заинтригован. Более того, я вовсе не думал, что мой гость – фокусник или жулик. В нем была сногсшибательная искренность, граничившая с занудством. У таких людей не бывает чувства юмора.
– Однако я должен тебя предупредить, – сообщил гость, – что в полном объеме ты сможешь раскрыть свои возможности, только если окажешься в окружении себе подобных.
– Вы хотите сказать, что я мутант? – вздохнул я. – Что я генетический урод? Но не один в своей беде?
– Нет, – серьезно возразил гость, – объяснение твоим странностям лежит в том, что ты здесь чужой.
– Где здесь?
– На Земле.
– Нет. – Я сопротивлялся как лев. – Я родился в поселке Дворцы Вологодской области. Мои родители погибли при лесном пожаре. Вернее всего, они были туристами. От них и следа не осталось. А я выжил. Меня нашли пожарные и принесли в поселок.
– Ты это помнишь?
– Это есть в документах. Когда меня брали в детский приемник, то все это записали.
– Ты сам не уверен в том, что говоришь.
– Ну, я же был маленький! Вот такой маленький!
– Тогда выслушай правду. И не возражай, хотя она покажется невероятной. Тебя потеряли. Тебя потеряли и думали, что ты погиб вместе с родителями.
– Вот именно, – сказал я.
– Не перебивай. Твои родители находились на космическом корабле. На разведывательном космическом корабле. Их корабль потерпел бедствие. Он погиб. Тебя успели выбросить из корабля в спасательной капсуле. Потом корабль упал. Лес загорелся. Пожарные очень удивлялись, почему ты не пострадал. Но тебя же окружало силовое поле. До тех пор, пока твоей жизни грозила опасность.
Я слушал его и внутренне соглашался. Потому что он был вполне серьезен и деловит, как почтальон, принесший вам повестку в суд. Его дело – сообщить. Ваше дело – явиться. Но меня-то мучило совсем другое.
– Допустим, – сказал я, – что вы правы. Тогда как я должен выглядеть... как я выгляжу на самом деле?
– Примерно так же, как ты видишь себя в зеркале.
– То есть я – человек?
– Определение неточное. Но если ты слышал о панспермии...
– Да. Если верить этой теории, все люди в Галактике произошли из одного семени. Они все – люди!
1 2 3 4 5 6 7 8