Ассортимент, закажу еще 

 

.. Он послушал, послушал, деньги бросил на дорогу и говорит: ну, я пойду с тобой...— Сборщик податей бросил деньги на дорогу? — спросил Пилат, поднимаясь с кресла, и опять сел.— Подарил, — пояснил Иешуа, — проходил старичок, сыр нес, а Левий говорит ему: «На, подбирай!»Шея у секретаря стала такой длины, как гусиная. Все молчали.— Левий симпатичный? — спросил Пилат, исподлобья глядя на арестованного.— Чрезвычайно, — ответил тот, — только с самого утра смотрит в рот: как только я слово произнесу — он запишет.Видимо, таинственная книжка была больным местом арестованного.— Кто? Что? — спросил Пилат. — За тобой? Зачем запишет?— А вот тоже записано, — сказал арестант и указал на протоколы.— Вон как, — сказал Пилат секретарю, — это как находите? Постой, — добавил он и обратился к арестанту: — А скажи-ка мне: кто еще симпатичный? Марк симпатичный?— Очень, — убежденно сказал арестованный. — Только он нервный...— Марк нервный? — спросил Пилат, страдальчески озираясь.— При Идиставизо его как ударил германец, и у него повредилась голова...Пилат вздрогнул:— Ты где же встречал Марка раньше?— А я его нигде не встречал.Пилат немного изменился в лице.— Стой, — сказал он. — Несимпатичные люди есть на свете?— Нету, — сказал убежденно арестованный, — буквально ни одного...— Ты греческие книги читал? — глухо спросил Пилат.— Только мне не понравились, — ответил Иешуа.Пилат встал, повернулся к секретарю и задал вопрос:— Что говорил ты про царство на базаре?— Я говорил про царство истины, игемон...— О, Каиафа С. 57. О, Каиафа... — Иосиф Каиафа (у Булгакова в окончательной редакции — Кайфа) — первосвященник с 18 г. н. э. (по другим сведениям, с 25 г. н. э.). В 36 г. н. э. смещен с должности сирийским легатом Вителлием.

, — тяжко шепнул Пилат, а вслух спросил по-гречески: — Что есть истина? — И по-римски: — Quid est veritas — Quid est veritas? — Далее в черновике:
«— Ты все, игемон, сидишь в кресле во дворце, — сказал арестант, — и оттого у тебя мигрени, а у меня как раз свободный день, и я тебе предлагаю — пойдем со мной на луга, я тебе расскажу подробно про истину, и ты сразу поймешь...
В зале уж не только не молчали, но даже не шевелились. После паузы Пилат сказал так:
— Спасибо, дружок, за приглашение, но у меня нет времени, к сожалению... К сожалению, — повторил Пилат. — Великий Кесарь будет недоволен, если я начну ходить по лугам... Черт возьми! — воскликнул Пилат.
— А я тебе, игемон, — сказал Иешуа участливо, — посоветовал бы поменьше употреблять слово „черт".
— Не буду, — сказал Пилат, — черт возьми, не буду...»

?— Истина, — заговорил арестант, — прежде всего в том, что у тебя болит голова и ты чрезвычайно страдаешь, не можешь думать.— Такую истину и я смогу сообщить, — отозвался Пилат серьезно и хмуро.— Но тебе с мигренью сегодня нельзя быть, — добавил Иешуа.Лицо Пилата вдруг выразило ужас, и он не мог его скрыть. Он встал с широко открытыми глазами и оглянулся беспокойно. Потом задавил в себе желание что-то вскрикнуть, проглотил слюну и сел. В зале не только не шептались, но даже не шевелились.— А ты, игемон, — продолжал арестант, — знаешь ли, слишком много сидишь во дворце, от этого у тебя мигрени. Сегодня же как раз хорошая погода, гроза будет только к вечеру, так я тебе предлагаю — пойдем со мной на луга, я тебя буду учить истине, а ты производишь впечатление человека понятливого.Секретарю почудилось, что он слышит все это во сне.— Скажи, пожалуйста, — хрипло спросил Пилат, — твой хитон стирает одна женщина?— Нет, — ответил Иешуа, — все разные.— Так, так, так, понятно, — печально и глубоко сказал, качая головой, Пилат.Он встал и стал рассматривать не лицо арестанта, а его ветхий, многостиранный таллиф, давно уже превратившийся из голубого в какой-то белесоватый.— Спасибо, дружок, за приглашение! — продолжал Пилат, — но только, к сожалению, поверь мне, я вынужден отказаться. Кесарь император будет недоволен, если я начну ходить по полям! Черт возьми! — неожиданно крикнул Пилат своим страшным эскадронным голосом.— А я бы тебе, игемон, посоветовал пореже употреблять слово «черт», — заметил арестант.— Не буду, не буду, не буду, — расхохотавшись, ответил Пилат, — черт возьми, не буду.Он стиснул голову руками, потом развел ими. В глубине открылась дверь, и затянутый легионный адъютант предстал перед Пилатом.— Да-с? — спросил Пилат.— Супруга его превосходительства Клавдия Прокула — Супруга его превосходительства Клавдия Прокула... — В Евангелии от Матфея: «Между тем, как сидел он на судейском месте, жена его послала ему сказать: не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него» (XXVII, 19). За ходатайство перед судом прокуратора Клавдия Прокула была причислена греческой, коптской и эфиопской церквами к лику святых.

велела передать его превосходительству супругу, что всю ночь она не спала, видела три раза во сне лицо кудрявого арестанта — это самое, — проговорил адъютант на ухо Пилату, — и умоляет супруга отпустить арестанта без вреда.— Передайте ее превосходительству супруге Клавдии Прокуле, — ответил вслух прокуратор, — что она дура. С арестованным поступят строго по закону. Если он виноват, то накажут, а если невиновен — отпустят на свободу. Между прочим, и вам, ротмистр, следует знать ...и вам, ротмистр, следует знать... — Ротмистр — офицерское звание в дореволюционной русской кавалерии, соответствовало званию капитана в пехоте. Разумеется, Булгаков записал это звание условно.

, что такова вообще практика римского суда.Наградив адъютанта таким образом, Пилат не забыл и секретаря. Повернувшись к нему, он оскалил до предела возможного желтоватые зубы.— Простите, что в вашем присутствии о даме так выразился.Секретарь стал бледен, и у него похолодели ноги. Адъютант же, улыбнувшись тоскливо, забренчал ножнами и пошел, как слепой.— Секретарю Синедриона, — заговорил Пилат, не веря, все еще не веря своей свежей голове, — передать следующее. — Писарь нырнул в свиток. — Прокуратор лично допросил бродягу и нашел, что Иешуа Га-Ноцри психически болен. Больные речи его и послужили причиной судебной ошибки. Прокуратор Иудеи смертный приговор Синедриона не утверждает. Но, вполне соглашаясь с тем, что Иешуа опасен в Ершалаиме, прокуратор дает распоряжение о насильственном помещении его, Га-Ноцри, в лечебницу в Кесарии Филипповой при резиденции прокуратора ...в Кесарии Филипповой при резиденции прокуратора... — Кесария Филиппова — город на севере Палестины, в тетрархии Ирода Филиппа, который построил его в честь кесаря Тиберия. О Кесарии Филипповой в Евангелии от Матфея сказано: «Пришед же в страны Кесарии Филипповой, Иисус спрашивал учеников Своих: за кого люди почитают Меня, Сына Человеческого?» (XVI, 13).
Если в 1929 г. Булгаков полагал, что резиденция Пилата находилась в Кесарии Филипповой, то в последующие годы он стал сомневаться в этом, о чем есть следующая запись в тетради: «В какой Кесарии жил прокуратор? Отнюдь не в Кесарии Филипповой, а в Кесарии Палестинской или же Кесарии со Стратоновой башней, на берегу Средиземного моря». И в окончательной редакции романа Пилат уже говорит о «Кесарии Стратоновой на Средиземном море».

...Секретарь исчез.— Так-то-с, царь истины, — внушительно молвил Пилат, блестя глазами.— А я здоров, игемон, — сказал бродяга озабоченно. — Как бы опять какой путаницы не вышло?..Пилат воздел руки к небу, некоторое время олицетворяя собою скорбную статую, и произнес потом, явно подражая самому Иешуа:— Я тебе тоже притчу могу рассказать: во Иордане один дурак утоп, а его за волосья таскали. Убедительно прошу тебя теперь помолчать, благо я тебя ни о чем и не спрашиваю, — но сам нарушил это молчание, спросив после паузы: — Так Марк дерется?— Дерется, — сказал бродяга.— Так, так, — печально и тихо молвил Пилат.Вернулся секретарь, и в зале все замерли. Секретарь долго шептал Пилату что-то. Пилат вдруг заговорил громко, глаза его загорелись. Он заходил, диктуя, и писарь заскрипел:— Он, наместник, благодарит господина первосвященника за его хлопоты, но убедительно просит не затруднять себя беспокойством насчет порядка в Ершалаиме. В случае, ежели бы он, порядок, почему-либо нарушился... Exeratus Romano metus non est notus... {1} 1
Римскому войску страх не известен (лат.).

и прокуратор в любой момент может демонстрировать господину первосвященнику ввод в Ершалаим кроме того 10-го легиона, который там уже есть, еще двух. Например, фретекского и аполлинаретского. Точка.«Корван, корван» «Корван, корван»... — Очевидно, имеется в виду иудейский термин «корвана» — один из видов жертвоприношения, по-арамейски «жертвенный дар».
Но термин этот имел и другие значения. Так, у Ф. В. Фаррара читаем: «По-вашему, вместо того, чтобы почитать отца и мать, достаточно человеку внести в сокровищницу сумму, назначенную на их содержание, и сказать: это корван, т. е. дар Богу, и этим избавиться от всяких обязательств по отношению к родителям» (Фаррар Ф. В. С. 221).

, — застучало в голове у Пилата, но победоносно и светло.И еще один вопрос задал Пилат арестанту, пока вернулся секретарь.— Почему о тебе пишут — «египетский шарлатан»?— А я ездил в Египет с Бен-Перахая три года тому назад, — объяснил Ешуа.И вошел секретарь озабоченный и испуганный, подал бумагу Пилату и шепнул:— Очень важное дополнение.Многоопытный Пилат дрогнул и спросил сердито:— Почему сразу не прислали?— Только что получили и записали его показание!Пилат впился глазами в бумагу, и тотчас краски покинули его лицо.— Каиафа — самый страшный из всех людей в этой стране, — сквозь стиснутые зубы проговорил Пилат секретарю, — кто эта сволочь?— Лучший сыщик в Ершалаиме, — одними губами ответил секретарь в ухо Пилата.Пилат взвел глаза на арестованного, но увидел не его лицо, а лицо другое. В потемневшем дне по залу проплыло старческое, обрюзгшее, беззубое лицо, бритое, с сифилитической болячкой, разъедающей кость на желтом лбу, с золотым редкозубым венцом на плешивой голове. Солнце зашло в душе Пилата, день померк. Он видел в потемнении зеленые каприйские сады, слышал тихие трубы. И стукнули гнусавые слова: «Lex Apuleje de majestate» {2} 2
«Закон Апулея об оскорблении величества» (лат.).

. Тревога клювом застучала у него в груди.— Слушай, Иешуа Га-Ноцри, — заговорил Пилат жестяным голосом. — Во втором протоколе записано показание, будто ты упоминал имя великого Кесаря в своих речах... Постой, я не кончил. Маловероятное показание... Тут что-то бессвязно... Ты ведь не упоминал этого имени? А? Подумай, прежде чем ответить...— Упоминал, — ответил Иешуа, — как же!— Зря ты его упоминал! — каким-то далеким, как бы из соседней комнаты, голосом откликнулся Пилат, — зря, может быть, у тебя и есть какое-то дело до Кесаря, но ему до тебя — никакого... Зря! Подумай, прежде чем ответить: ты ведь, конечно... — На слове «конечно» Пилат сделал громадную паузу, и видно было, как секретарь искоса смотрит на него уважающим глазом...— Но ты, конечно, не говорил фразы, что податей не будет?— Нет, я говорил это, — сказал светло Га-Ноцри.— О, мой Бог! — тихо сказал Пилат.Он встал с кресла и объявил секретарю:— Вы слышите, что сказал этот идиот? Что сказал этот негодяй? Оставить меня одного! Вывести караул! Здесь преступление против величества! Я спрошу наедине...И остались одни. Подошел Пилат к Иешуа. Вдруг левой рукой впился в его правое плечо, так что чуть не прорвал ветхий таллиф, и зашипел ему прямо в глаза:— Сукин сын! Что ты наделал?! Ты... вы... когда-нибудь произносили слова неправды?— Нет, — испуганно ответил Иешуа.— Вы... ты... — Пилат шипел и тряс арестанта так, что кудрявые волосы прыгали у него на голове.— Но, Бог мой, в двадцать пять лет такое легкомыслие ...в двадцать пять лет такое легкомыслие! — В рукописи-автографе было сначала «тридцать лет». В Евангелии от Луки говорится: «Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати...» (III, 23). В последней редакции романа Иисусу Христу двадцать семь лет.

! Да как же можно было? Да разве по его морде вы не видели, кто это такой? Хотя... — Пилат отскочил от Иешуа и отчаянно схватился за голову, — я понимаю: для вас все это неубедительно. Иуда из Кариот симпатичный, да? — спросил Пилат, и глаза его загорелись по-волчьи. — Симпатичный? — с горьким злорадством повторил он.Печаль заволокла лицо Иешуа, как облако солнце.— Это ужасно, прямо ужас... какую беду себе наделал Искариот. Он очень милый мальчик... А женщина... А вечером!..— О, дурак! Дурак! Дурак! — командным голосом закричал Пилат и вдруг заметался, как пойманный в тенета. Он то попадал в золотой пилящий столб, падавший из потолочного окна, то исчезал в тени. Испуганные ласточки шуршали в портике, покрикивали: «Искариот, искариот...»Пилат остановился и спросил, жгуче тоскуя:— Жена есть?— Нет...— Родные? Я заплачу, я дам им денег... Да нет, нет, — загремел его голос... — Вздор! Слушай, ты, царь истины!.. Ты, ты, великий философ, но подати будут в наше время! И упоминать имени великого Кесаря нельзя, нельзя никому, кроме самоубийц! [Слушай, Иешуа Га-Ноцри, ты, кажется, себя убил сегодня...] Слушай, можно вылечить от мигрени, я понимаю: в Египте учат и не таким вещам. Но ты сделай сейчас другое — помути разум Каиафы сейчас. Но только не будет, не будет этого. Раскусил он, что такое теория о симпатичных людях, не разожмет когтей. Ты страшен всем! Всем! И один у тебя враг — во рту он у тебя — твой язык! Благодари его! А объем моей власти ограничен, ограничен, ограничен, как все на свете! Ограничен! — истерически кричал Пилат и неожиданно рванул себя за ворот плаща. Золотая бляха со стуком покатилась по мозаике.— Плеть мне, плеть! Избить тебя, как собаку! — зашипел, как дырявый шланг, Пилат.Иешуа испугался и сказал умиленно:— Только ты не бей меня сильно, а то меня уже два раза били сегодня...Пилат всхлипнул внезапно и мокро, но тотчас дьявольским усилием победил себя.— Ко мне! — вскричал он, — и зал наполнился конвойными, и вошел секретарь.— Я, — сказал Пилат, — утверждаю смертный приговор Синедриона:
1 2 3 4 5 6


А-П

П-Я