Сантехника для ванной от интернет магазина Wodolei
– Во черт, «мерседес»! Неужто представитель министерства?В этот миг представитель министерства в приталенном темно-сером пальто выбрался из машины и решительно направился к Херонимо.– Ну, как ты после утренних событий? – широко улыбаясь, спросил он и, указывая на остальных, сказал: – Полагаю, твои люди. Как дела, парни? – И стал с чрезмерной сердечностью пожимать руки; тут же он счел себя обязанным объясниться: – Естественно, машина не моя, – он засмеялся. – Но знай наших! Покажись перед деревенщиной в «сеате» – так только ухмыляются, а вот перед «мерседесом» пасуют. Я этих людей вдоль и поперек знаю, как самого себя, – И он мягко взял Херонимо под руку: – Ну что, едем?– Как скажешь. Я в твоем распоряжении.Анхель и Фибула насмешливо созерцали, как одетый в форму шофер придерживал дверцу. Едва машина тронулась, представитель министерства извинился.– Прости, что опоздал, – сказал он. – Хуанма этим своим знаменитым отчетом задержал меня дольше, чем я предполагал.Херонимо хотел что-то ответить, но представитель министерства ему помешал:– Не беспокойся, – и объяснил: – «Детектор» заверил, что в Гамонесе царит мир и порядок. Как только вы уехали, все успокоилось, тишь да гладь да божья благодать, – И уже другим тоном: – Во всяком случае, мы не очень опаздываем. У тебя точные часы?Херонимо попытался было посмотреть, который час, при слабом свете зажигалки, но представитель министерства, заметив это, воскликнул: – Прости, милый! – поднял руку, нашел кнопку над головой и включил верхний свет.– Пять минут девятого, – сказал Херонимо,– Ничего, подходяще, – он погасил свет. – Будем там раньше половины. – Он кивнул на затылок шофера: – Давид чудесно водит машину. Гонит, конечно, если дорога позволяет, но здесь, внутри, ничего не чувствуется. В этих больших машинах едешь, точно в кресле дома сидишь.– Понятно.Представитель министерства усмехнулся в темноте,– Во всяком случае, опоздание – вполне достойное дипломатическое средство, – прибавил он. – Вспомни, как дон Франсиско опоздал на свидание в Эндайе Имеется в виду встреча Франко с Гитлером в Эндайе 22 сентября 1940 года.
. Говорили, что фюрер был вне себя, – восхищенно засмеялся он. – Кто знает, может, вот благодаря этому мы с тобой сидим здесь спокойно и разговариваем?– Может быть, – отозвался Херонимо.– А в общем, не думаю, что нас ждут трудности. Я, конечно, предпочел бы встретиться с членами какого-нибудь другого аюнтамьенто, но ведь не всегда можешь сам выбрать противника. Справлялся я с задачами и потруднее. Слава богу, опыта мне не занимать, – он снова засмеялся,– Ты уже так давно на этой должности?– Не в том дело, милый, ты не забывай, что я брюки протер еще в Управлении информации и туризма. Да и не столько свой опыт я имею в виду, когда говорю, что знаю, как справиться с этими людьми, просто я знаю, на какую ногу они хромают, знаю их уловки и предрассудки. Ты пойми, я ведь сам деревенский, и здесь, в этих самых местах, я пахал, я косил, я молотил больше, чем они сами, а землю понимаю не хуже их. Одним словом, я стреляный воробей и знаю, как их узлом завязать.Мертвенные лунные блики пробивались меж голых ветвей.– Гамонес, – немного нервничая, сказал Херонимо.Казалось, в деревне все спали. При слабом зеленоватом свете висевших на углах лампочек в двадцать ватт видны были закрытые окна и двери. Черный кот собрался было перейти мостовую, но в последний момент отказался от своего намерения и одним прыжком перемахнул через каменную ограду. На площади тоже никого не было, только какой-то молодой, атлетического сложения человек в кожаной форменной куртке небрежно облокотился на капот голубой туристской машины, стоявшей у входа в аюнтамьенто. На углу, у поворота, зябко светились огни бара.– Останавливай, Давид, – приказал представитель министерства. – Ставь нашу машину вон за той.Едва «мерседес» остановился, как трое мужчин в таких же черных куртках поспешно вышли из голубой машины. Херонимо передернул плечами.– Ничего себе бродячие торговцы, хорош же твой великий режиссер! – расстроившись, сказал он.Представитель министерства успокаивающе положил руку ему на колено и, пока Давид открывал дверцу, успел сказать:– Молчи, милый. Подумай хорошенько. Шеф поступил по-своему благоразумно. А кроме всего прочего, исполнил свой долг. И не кати ты на него бочку, это было бы неблагодарно,Холод крепчал. Ветер врывался в долину, проносился деревней с севера на юг. Мужчина в черной куртке, тот, что стоял опершись о машину, подошел к представителю управления и вытянулся перед ним.– К вашим услугам, дон Карлос, – сказал он. – Никаких происшествий.Довольная улыбка тронула губы представителя министерства.– Все спокойно?– Деревня спит, дон Карлос. Во всяком случае, если бы что и разразилось, так в верхнем квартале стоит жандармский резерв. Тридцать человек.– Связь есть?Человек в черной куртке показал маленький передатчик:– Постоянная, дон Карлос. В автокаре они явятся сюда не позднее, чем через пятнадцать секунд.Представитель министерства оглядел пустынную площадь.– Хорощо. Этого достаточно, – удовлетворенно сказал он, – Не теряйте связь и ведите наблюдение за местом встречи.Человек в черной куртке снова щелкнул каблуками:– Как прикажете, дон Карлос.Внезапно с грохотом распахнулись двери бара, и появились четыре темные фигуры, четыре согнутые тени в низко нахлобученных беретах, головы наполовину скрыты поднятыми воротниками меховых курток. Первый, невысокого роста, одно плечо ниже другого, направился к ним, устремляясь вперед всей верхней частью тела и потирая руки.– Алькальд, – прошептал на ухо представителю министерства Херонимо.– Понял, понял. Я его знаю. – Представитель министерства понизил голос и тут же раскрыл объятия: – Что нам скажет дон Эсколастико? – Он с притворной сердечностью обхватил алькальда своими длинными руками и энергично похлопал по спине. – Как живется? Как ваш муравейник?Алькальд, притиснутый к груди представителя министерства, что-то отвечал, неопределенно разводя руками и едва дыша; наконец ему удалось вырваться из объятий и познакомить представителя министерства с секретарем аюнтамьенто и двумя советниками. Представитель министерства проявил к ним сердечность и доброе расположение, а когда он повернулся, собираясь войти в аюнтамьенто, алькальд, смущенно улыбаясь, сказал ему:– Нет, дон Карлос, не сюда. У нас все еще ремонт. И если начальство не поможет, то конца этому не будет. Очень сожалею, но встречу придется провести в школе.Он шел впереди, по боковой улочке, рядом с ним советник нес зажженный фонарь. На почтительном расстоянии их сопровождали жандармы. Дойдя до угла, свернули в переулочек возле навеса для скота; от прогнившего настила шел острый запах конских яблок и коровьих лепешек. Хоть и было темно, но даже скудный свет ближайшей лампочки позволил им различить силуэты двух вооруженных людей, стоявших за контрфорсом. Тот, что повыше ростом, заметив идущих, швырнул на землю окурок и пошел навстречу. Подойдя к представителю министерства, он вытянулся и приложил руку к груди.– К вашим услугам, – сказал он.Представитель министерства засмеялся, склонил голову и доверительно сообщил алькальду:– Заметьте, дон Эсколастико, сеньор губернатор беспокоится о нас.Прямо перед ними возникло старое двухэтажное здание школы, облупившееся и покрытое пятнами сырости, высокие окна были закрыты. Советник, который нес фонарь, сильным толчком распахнул дверь и включил свет. Под возвышением, на котором стоял стол, ярко пылали и потрескивали в печке дрова. Алькальд улыбнулся, смешно скривившись:– Мы разожгли огонь, дон Карлос, – бахвалясь, сказал он. – Задул северный ветер. Надеюсь, вы не против.Представитель управления снял пальто и подул на руки.– Напротив, – сказал он. – Благодарю вас.Секретарь и оба советника скинули на низенькие столики начальной школы свои меховые куртки и робко подошли к остальным. У секретаря были густые вьющиеся волосы и бело-розовое лицо, резко выделявшееся на фоне смуглых обветренных лиц трех других членов аюнтамьенто; под мышкой секретарь держал папку. Возле секретаря стоял советник, откликавшийся на имя Mapтиниано, и глуповато улыбался всем подряд. По лицу его словно утюгом прошлись, а уши можно было различить, только когда он поворачивался в профиль; хоть они и не были маленькими, но их так приплюснуло, что если глядеть прямо в лицо, то можно было подумать, что их отрезали. Другой советник, со щербатым ртом – в верхнем ряду не хватало по крайней мере трех зубов, – понурясь, разглядывал сверкающие носки своих тесных праздничных туфель, должно быть, спрашивая себя, чего ради он здесь валандается. Представитель министерства дружески заговорил с ними, перескакивая с одной темы на другую, он дожидался, чтобы Мартиниано перестал улыбаться, а советник со щербатым ртом собрался и доверчиво поднял на него глаза, и лишь потом коротко предложил:– Ну что, начнем?– Как угодно… – забормотал алькальд, – но вот… не удалось собрать…– Тех, что здесь, достаточно, дон Эсколастико, не беспокойтесь, – сказал представитель министерства и, легко поднявшись на возвышение, сел во главе стола, – Значит, так, – он указал сперва на стул справа от себя, потом на стул слева: – Сюда сеньор алькальд, а туда – секретарь. Остальные садитесь, кто куда хочет…Херонимо, Мартиниано и советник со щербатым ртом молча расселись. И эта простая формальность – кто где сидит за столом – уничтожила, можно сказать, атмосферу доверия, еще минуту назад царившую здесь. Теперь все взгляды были прикованы к лицу представителя министерства, а он, опустив веки, сидел неподвижно, погрузившись в собственные мысли, и соединял и разъединял кончики пальцев правой и левой руки; наконец он тихо и печально заговорил:– Итак, миссия моя не из приятных, и прежде всего вот что я должен вам сказать: тому, что случилось сегодня утром здесь, в Гамонесе, на крепостном холме Арадас, нет названия… Этот факт не поддается определению, он мог бы произойти скорее во времена пещерных людей, чем сегодня, в наш просвещенный век…Пауза все длилась, и в тяжело нависшей тишине потрескивание сырых веток в печке казалось стрельбой. Представитель министерства прищурил глаза и пояснил свою мысль:– Я сказал, что факт этот не поддается определению, но, собственно говоря, действия подобного рода прекрасно могут быть определены как гнусные, трусливые, достойные презрения. – Он перевел дыхание, разъединил руки и обхватил ими голову, прикрыв уши. – Прискорбно, что мне приходится говорить столь резко, но жители деревни Гамонес, у которой такое славное прошлое, сегодня утром оказались не на высоте. Насилие вообще заслуживает порицания, а уж тем более в случае, когда оно без всякой причины направлено против беззащитных людей, – он пристально посмотрел на сидевшего напротив него, на другом конце стола, Херонимо. – Людей, которые приехали сюда, побуждаемые желанием помочь нам, воспользоваться исключительным случаем и выяснить, что же внесли жители Гамонеса в историю человечества.Представитель министерства замолчал во второй раз. Руки алькальда неподвижно лежали на столе, а глаза прятались за ресницами, словно боялись встретить осуждающий взгляд, а оба советника, сидевшие друг против друга, едва услышав первые слова обвинительной речи, окаменели, как легавые собаки, когда они, почуяв дичь, делают стойку. Представитель министерства посмотрел на всех сидящих за столом, переводя взгляд с одного лица на другое, и неумолимо продолжил:– Небольшая группа археологов, присланная Мадридом, – он чуть иронично посмотрел на Херонимо, – подверглась оскорблениям, угрозам, поношению, а в заключение была изгнана с места работы, несмотря на то что они выполняли распоряжение властей. И если, сеньоры, говорить без обиняков и уверток и называть вещи своими именами, то это обыкновенный бунт, или, вернее сказать, преступный мятеж, который вполне точно может быть определен по уголовному кодексу и наказуется тюремным заключением.Взгляд представителя министерства снова пробежал по всем лицам, и он выдержал долгую паузу. Легкое потрескивание в печке казалось теперь пушечной канонадой. Никто не смел пошевелиться. Но когда представитель министерства снова заговорил, речь его неожиданно приобрела совсем иное звучание, интонации стали теплыми, сердечными, сочувственными, в них даже решительно проступало нечто юбилейно-поздравительное:– Но, сеньоры, наш губернатор великодушным жестом, который делает ему честь и за который мы никогда не сумеем в достаточной мере его отблагодарить, вместо того чтобы прислать сюда войска, как ему надлежало поступить, предпочел по возможности не давать хода этому событию, не придавать ему особенного значения. Полагая, что здесь произошло некоторое недоразумение, он решил послать сюда меня, чтобы я разобрался. И вот я у вас, сеньоры, и намерения у меня самые добрые, и я здесь не как судья, а как ваш друг и заступник.Советник с приплюснутыми ушами глубоко вздохнул, словно ни разу за время этого разглагольствования не перевел дыхания. Алькальд же прокашлялся, сунул указательный палец в правое ухо и принялся ввинчивать его, потом поковырял в носу и заговорил совсем тихо:– Да, сеньор дон Карлос, вы совершенно правы, недоразумение, или, лучше сказать, неразбериха. Вы поймите, сельчане подумали, что эти сеньоры, – тут он как-то неопределенно вроде бы указал на Херонимо, – заодно с доном Лино. Вы понимаете? Вот где источник всего, что произошло.Он склонил голову набок и так раскинул руки, ладонями к сидящим за столом, словно был распят на кресте. Секретарь, напротив него, невозмутимо раскрыл папку, послюнил палец, быстро полистал какие-то странички и наконец извлек листочек, отнюдь не испытывая смущения под пристальным, требовательным взглядом представителя министерства,– Если позволите, я хотел бы сделать упор на одном пункте, который, по моему мнению, и составляет суть вопроса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
. Говорили, что фюрер был вне себя, – восхищенно засмеялся он. – Кто знает, может, вот благодаря этому мы с тобой сидим здесь спокойно и разговариваем?– Может быть, – отозвался Херонимо.– А в общем, не думаю, что нас ждут трудности. Я, конечно, предпочел бы встретиться с членами какого-нибудь другого аюнтамьенто, но ведь не всегда можешь сам выбрать противника. Справлялся я с задачами и потруднее. Слава богу, опыта мне не занимать, – он снова засмеялся,– Ты уже так давно на этой должности?– Не в том дело, милый, ты не забывай, что я брюки протер еще в Управлении информации и туризма. Да и не столько свой опыт я имею в виду, когда говорю, что знаю, как справиться с этими людьми, просто я знаю, на какую ногу они хромают, знаю их уловки и предрассудки. Ты пойми, я ведь сам деревенский, и здесь, в этих самых местах, я пахал, я косил, я молотил больше, чем они сами, а землю понимаю не хуже их. Одним словом, я стреляный воробей и знаю, как их узлом завязать.Мертвенные лунные блики пробивались меж голых ветвей.– Гамонес, – немного нервничая, сказал Херонимо.Казалось, в деревне все спали. При слабом зеленоватом свете висевших на углах лампочек в двадцать ватт видны были закрытые окна и двери. Черный кот собрался было перейти мостовую, но в последний момент отказался от своего намерения и одним прыжком перемахнул через каменную ограду. На площади тоже никого не было, только какой-то молодой, атлетического сложения человек в кожаной форменной куртке небрежно облокотился на капот голубой туристской машины, стоявшей у входа в аюнтамьенто. На углу, у поворота, зябко светились огни бара.– Останавливай, Давид, – приказал представитель министерства. – Ставь нашу машину вон за той.Едва «мерседес» остановился, как трое мужчин в таких же черных куртках поспешно вышли из голубой машины. Херонимо передернул плечами.– Ничего себе бродячие торговцы, хорош же твой великий режиссер! – расстроившись, сказал он.Представитель министерства успокаивающе положил руку ему на колено и, пока Давид открывал дверцу, успел сказать:– Молчи, милый. Подумай хорошенько. Шеф поступил по-своему благоразумно. А кроме всего прочего, исполнил свой долг. И не кати ты на него бочку, это было бы неблагодарно,Холод крепчал. Ветер врывался в долину, проносился деревней с севера на юг. Мужчина в черной куртке, тот, что стоял опершись о машину, подошел к представителю управления и вытянулся перед ним.– К вашим услугам, дон Карлос, – сказал он. – Никаких происшествий.Довольная улыбка тронула губы представителя министерства.– Все спокойно?– Деревня спит, дон Карлос. Во всяком случае, если бы что и разразилось, так в верхнем квартале стоит жандармский резерв. Тридцать человек.– Связь есть?Человек в черной куртке показал маленький передатчик:– Постоянная, дон Карлос. В автокаре они явятся сюда не позднее, чем через пятнадцать секунд.Представитель министерства оглядел пустынную площадь.– Хорощо. Этого достаточно, – удовлетворенно сказал он, – Не теряйте связь и ведите наблюдение за местом встречи.Человек в черной куртке снова щелкнул каблуками:– Как прикажете, дон Карлос.Внезапно с грохотом распахнулись двери бара, и появились четыре темные фигуры, четыре согнутые тени в низко нахлобученных беретах, головы наполовину скрыты поднятыми воротниками меховых курток. Первый, невысокого роста, одно плечо ниже другого, направился к ним, устремляясь вперед всей верхней частью тела и потирая руки.– Алькальд, – прошептал на ухо представителю министерства Херонимо.– Понял, понял. Я его знаю. – Представитель министерства понизил голос и тут же раскрыл объятия: – Что нам скажет дон Эсколастико? – Он с притворной сердечностью обхватил алькальда своими длинными руками и энергично похлопал по спине. – Как живется? Как ваш муравейник?Алькальд, притиснутый к груди представителя министерства, что-то отвечал, неопределенно разводя руками и едва дыша; наконец ему удалось вырваться из объятий и познакомить представителя министерства с секретарем аюнтамьенто и двумя советниками. Представитель министерства проявил к ним сердечность и доброе расположение, а когда он повернулся, собираясь войти в аюнтамьенто, алькальд, смущенно улыбаясь, сказал ему:– Нет, дон Карлос, не сюда. У нас все еще ремонт. И если начальство не поможет, то конца этому не будет. Очень сожалею, но встречу придется провести в школе.Он шел впереди, по боковой улочке, рядом с ним советник нес зажженный фонарь. На почтительном расстоянии их сопровождали жандармы. Дойдя до угла, свернули в переулочек возле навеса для скота; от прогнившего настила шел острый запах конских яблок и коровьих лепешек. Хоть и было темно, но даже скудный свет ближайшей лампочки позволил им различить силуэты двух вооруженных людей, стоявших за контрфорсом. Тот, что повыше ростом, заметив идущих, швырнул на землю окурок и пошел навстречу. Подойдя к представителю министерства, он вытянулся и приложил руку к груди.– К вашим услугам, – сказал он.Представитель министерства засмеялся, склонил голову и доверительно сообщил алькальду:– Заметьте, дон Эсколастико, сеньор губернатор беспокоится о нас.Прямо перед ними возникло старое двухэтажное здание школы, облупившееся и покрытое пятнами сырости, высокие окна были закрыты. Советник, который нес фонарь, сильным толчком распахнул дверь и включил свет. Под возвышением, на котором стоял стол, ярко пылали и потрескивали в печке дрова. Алькальд улыбнулся, смешно скривившись:– Мы разожгли огонь, дон Карлос, – бахвалясь, сказал он. – Задул северный ветер. Надеюсь, вы не против.Представитель управления снял пальто и подул на руки.– Напротив, – сказал он. – Благодарю вас.Секретарь и оба советника скинули на низенькие столики начальной школы свои меховые куртки и робко подошли к остальным. У секретаря были густые вьющиеся волосы и бело-розовое лицо, резко выделявшееся на фоне смуглых обветренных лиц трех других членов аюнтамьенто; под мышкой секретарь держал папку. Возле секретаря стоял советник, откликавшийся на имя Mapтиниано, и глуповато улыбался всем подряд. По лицу его словно утюгом прошлись, а уши можно было различить, только когда он поворачивался в профиль; хоть они и не были маленькими, но их так приплюснуло, что если глядеть прямо в лицо, то можно было подумать, что их отрезали. Другой советник, со щербатым ртом – в верхнем ряду не хватало по крайней мере трех зубов, – понурясь, разглядывал сверкающие носки своих тесных праздничных туфель, должно быть, спрашивая себя, чего ради он здесь валандается. Представитель министерства дружески заговорил с ними, перескакивая с одной темы на другую, он дожидался, чтобы Мартиниано перестал улыбаться, а советник со щербатым ртом собрался и доверчиво поднял на него глаза, и лишь потом коротко предложил:– Ну что, начнем?– Как угодно… – забормотал алькальд, – но вот… не удалось собрать…– Тех, что здесь, достаточно, дон Эсколастико, не беспокойтесь, – сказал представитель министерства и, легко поднявшись на возвышение, сел во главе стола, – Значит, так, – он указал сперва на стул справа от себя, потом на стул слева: – Сюда сеньор алькальд, а туда – секретарь. Остальные садитесь, кто куда хочет…Херонимо, Мартиниано и советник со щербатым ртом молча расселись. И эта простая формальность – кто где сидит за столом – уничтожила, можно сказать, атмосферу доверия, еще минуту назад царившую здесь. Теперь все взгляды были прикованы к лицу представителя министерства, а он, опустив веки, сидел неподвижно, погрузившись в собственные мысли, и соединял и разъединял кончики пальцев правой и левой руки; наконец он тихо и печально заговорил:– Итак, миссия моя не из приятных, и прежде всего вот что я должен вам сказать: тому, что случилось сегодня утром здесь, в Гамонесе, на крепостном холме Арадас, нет названия… Этот факт не поддается определению, он мог бы произойти скорее во времена пещерных людей, чем сегодня, в наш просвещенный век…Пауза все длилась, и в тяжело нависшей тишине потрескивание сырых веток в печке казалось стрельбой. Представитель министерства прищурил глаза и пояснил свою мысль:– Я сказал, что факт этот не поддается определению, но, собственно говоря, действия подобного рода прекрасно могут быть определены как гнусные, трусливые, достойные презрения. – Он перевел дыхание, разъединил руки и обхватил ими голову, прикрыв уши. – Прискорбно, что мне приходится говорить столь резко, но жители деревни Гамонес, у которой такое славное прошлое, сегодня утром оказались не на высоте. Насилие вообще заслуживает порицания, а уж тем более в случае, когда оно без всякой причины направлено против беззащитных людей, – он пристально посмотрел на сидевшего напротив него, на другом конце стола, Херонимо. – Людей, которые приехали сюда, побуждаемые желанием помочь нам, воспользоваться исключительным случаем и выяснить, что же внесли жители Гамонеса в историю человечества.Представитель министерства замолчал во второй раз. Руки алькальда неподвижно лежали на столе, а глаза прятались за ресницами, словно боялись встретить осуждающий взгляд, а оба советника, сидевшие друг против друга, едва услышав первые слова обвинительной речи, окаменели, как легавые собаки, когда они, почуяв дичь, делают стойку. Представитель министерства посмотрел на всех сидящих за столом, переводя взгляд с одного лица на другое, и неумолимо продолжил:– Небольшая группа археологов, присланная Мадридом, – он чуть иронично посмотрел на Херонимо, – подверглась оскорблениям, угрозам, поношению, а в заключение была изгнана с места работы, несмотря на то что они выполняли распоряжение властей. И если, сеньоры, говорить без обиняков и уверток и называть вещи своими именами, то это обыкновенный бунт, или, вернее сказать, преступный мятеж, который вполне точно может быть определен по уголовному кодексу и наказуется тюремным заключением.Взгляд представителя министерства снова пробежал по всем лицам, и он выдержал долгую паузу. Легкое потрескивание в печке казалось теперь пушечной канонадой. Никто не смел пошевелиться. Но когда представитель министерства снова заговорил, речь его неожиданно приобрела совсем иное звучание, интонации стали теплыми, сердечными, сочувственными, в них даже решительно проступало нечто юбилейно-поздравительное:– Но, сеньоры, наш губернатор великодушным жестом, который делает ему честь и за который мы никогда не сумеем в достаточной мере его отблагодарить, вместо того чтобы прислать сюда войска, как ему надлежало поступить, предпочел по возможности не давать хода этому событию, не придавать ему особенного значения. Полагая, что здесь произошло некоторое недоразумение, он решил послать сюда меня, чтобы я разобрался. И вот я у вас, сеньоры, и намерения у меня самые добрые, и я здесь не как судья, а как ваш друг и заступник.Советник с приплюснутыми ушами глубоко вздохнул, словно ни разу за время этого разглагольствования не перевел дыхания. Алькальд же прокашлялся, сунул указательный палец в правое ухо и принялся ввинчивать его, потом поковырял в носу и заговорил совсем тихо:– Да, сеньор дон Карлос, вы совершенно правы, недоразумение, или, лучше сказать, неразбериха. Вы поймите, сельчане подумали, что эти сеньоры, – тут он как-то неопределенно вроде бы указал на Херонимо, – заодно с доном Лино. Вы понимаете? Вот где источник всего, что произошло.Он склонил голову набок и так раскинул руки, ладонями к сидящим за столом, словно был распят на кресте. Секретарь, напротив него, невозмутимо раскрыл папку, послюнил палец, быстро полистал какие-то странички и наконец извлек листочек, отнюдь не испытывая смущения под пристальным, требовательным взглядом представителя министерства,– Если позволите, я хотел бы сделать упор на одном пункте, который, по моему мнению, и составляет суть вопроса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12