Руки Гайлет судорожно дергались, словно во сне она следовала ритму иллюзорного спасения. Ее цепи слабо позвякивали.
Фибен лежал неподвижно, время от времени глаза его закрывались и открывались, но в них не было сознания. Иногда у него перехватывало дыхание.
Они не слышали негромкого гудения в коридоре, не видели слабого света, пробивающегося сквозь щели деревянной двери. Ноги шаркали, когти стучали о каменные полы.
Когда зазвенели ключи, Фибен дернулся, повернулся набок и сел. Когда заскрипели петли, он принялся протирать глаза. Гайлет подняла голову и заслонила глаза рукой от яркого света двух ламп на высоких стержнях.
Фибен чихнул, почувствовал запах оперения и лаванды. Несколько проби в ярких комбинезонах поставили его и Гайлет на ноги. Он узнал голос их предводителя Железной Хватки.
– Ведите себя прилично. У вас важные посетители.
Фибен мигнул, пытаясь привыкнуть к свету. Наконец ему удалось разглядеть небольшую группу птицеподобных – большие шары белого пуха, в лентах и шарфах. Двое из них держали высокие стержни, с которых свисали лампы. Остальные толпились вокруг чего-то, напоминающего столб. Он заканчивался небольшой платформой, на которой стояла необычная птица.
Она тоже затянута в яркие ленты. Большой двуногий губру нервно переступал с ноги на ногу. Возможно, это просто случайный эффект света, но плюмаж птицы казался ярче, многоцветнее, он светился, как не светятся обычно их белые гребни. Фибену показалось, что он уже видел этого захватчика или другого такого же.
«Какого дьявола он пришел сюда ночью? – удивился Фибен. – Мне казалось, они не терпят ночных путешествий».
– Окажи должное уважение почтенным старшим, членам высокого клана гуксу-губру! – резко сказал Железная Хватка, пихая Фибена.
– Я покажу этой проклятой птице свое уважение. – Фибен откашлялся и набрал в рот слюны.
– Нет! – закричала Гайлет. Она схватила его за руку и настойчиво зашептала: – Фибен, не надо! Пожалуйста! Ради меня. Поступай точно, как я!
Ее карие глаза умоляли. Фибен глотнул.
– Какого дьявола, Гайлет!
Она повернулась к губру, сложила руки на груди и низко поклонилась.
Фибен повторил.
Галакт смотрел на них – сначала одним немигающим глазом, потом другим. Подошел к краю платформы, носильщики переместились, удерживая равновесие. Наконец губру принялся испускать серию резких скрипучих звуков. Четвероногие сопровождали его речь странным аккомпанементом, чем-то вроде «Зуууннн».
Вперед вышел один из помощников-кваку. У него на шее висел блестящий металлический диск. Переводчик говорил на ломаном англике:


Было решено... решено в чести,
Решено в праведности...
Что вы двое не преступили...
Не нарушили...
Правила поведения... правила войны.
Зууууун.

Мы решили, что это возможно... допустимо...
Соответствует статусу детей...
Мы милосердно считаем... верим...
Что вы боролись ради своих патронов. Зууууун.

До нашего внимания дошло... нас достигло...
Знание, что ваш статус —
Руководители вашего генного потока... течения расы... вашего вида во времени и в пространстве.
Зууууун.
Поэтому мы предлагаем... представляем...
Снисходим до предложения вам
Приглашения... благословения...
Возможности стать представителями своего вида.
Зуууун.

Это честь... благодеяние...
Слава, быть избранным...
Создавать... искать...
Строить будущее своей расы.
Зуун!

Закончил он так же внезапно, как начал.
– Снова кланяйся! – настойчиво прошептала Гайлет.
Фибен вслед за ней поклонился, сложив перед собой руки. Когда он вновь поднял глаза, группа птиц уже направилась к выходу. Насест опустили, но высокому губру все равно пришлось нагнуться, расставив оперенные руки для равновесия, чтобы пройти в дверь. Сзади шел Железная Хватка. На прощание он бросил на них полный ненависти взгляд.
В голове у Фибена звенело. После первой фразы он перестал пытаться следовать за странным протокольным произношением на галактическом-три.
Даже перевод на англик он понимал с трудом.
Резкий свет исчез. Процессия с непрерывным гоготом и бормотанием удалилась по коридору. Фибен и Гайлет переглянулись.
– А это что за дьявольщина? – спросил Фибен.
Гайлет нахмурилась.
– Это был сюзерен. Один из трех руководителей. Если не ошибаюсь – а я легко могу ошибиться, – сюзерен Праведности.
– Ну, тогда мне все понятно, конечно. А кто такой, во имя колеса рулетки Ифни, сюзерен Праведности?
Гайлет отмахнулась от его вопроса. Наморщив лоб, она глубоко задумалась.
– Почему он пришел к нам, вместо того чтобы приказать привести нас к нему? – спросила она вслух, явно риторически. – И почему ночью? Ты заметил, он даже не задержался, чтобы выслушать наш ответ? Вероятно, праведность требует, чтобы он лично сделал предложение. А ответ могут позже получить его помощники.
– Ответ на что? На какое предложение? Гайлет, я даже не мог...
Но она нервно махнула обеими руками.
– Не сейчас. Я должна подумать, Фибен. Дай мне несколько минут.
Она отошла и села на солому лицом к стене. Фибен подозревал, что ей потребуется гораздо больше времени.
«Ты этого заслужил, – подумал он. – Заслужил то, что имеешь, потому что влюбился в гения...»
Он моргнул, покачал головой. «Что я сказал?»
Но шаги в коридоре помешали ему додумать свою неожиданную мысль.
Вошел шимп с охапкой соломы и несколькими одеялами. Этот груз закрывал лицо низкорослого неошимпанзе, но минуту спустя Фибен узнал ту самую шимми, которая смотрела на него раньше и показалась ему странно знакомой.
– Я принесла вам свежей соломы и одеяла. Ночи теперь холодные.
Он кивнул.
– Спасибо.
Она не смотрела ему в глаза. Повернулась и пошла к двери с таким изяществом, которого не скрывал даже просторный комбинезон.
– Подожди! – вдруг сказал Фибен.
Она остановилась, по-прежнему не глядя в глаза Фибену, который подошел к ней, насколько позволяла тяжелая цепь.
– Как тебя зовут? – спросил он негромко, чтобы не помешать Гайлет.
Плечи ее опустились, глаз она так и не подняла.
– Я... – говорила она очень тихо. – Некоторые зовут меня Сильвия...
Даже проходя в дверь, она двигалась как танцовщица. Послышался звон ключей и торопливые шаги в коридоре. Фибен смотрел на дверь.
– Да будь я обезьяньим внуком!
Он повернулся и направился к стене, у которой сидела Гайлет.
Наклонился и набросил ей на плечи одеяло. Потом вернулся в свой угол и упал на кучу свежей соломы.

Глава 55
УТАКАЛТИНГ

Водоросли пенились на мелководье, где туземные птицы на ногах-ходулях клевали насекомых. Группами росли кусты, сдерживая наступление степей.
Следы вели от берега маленького озера на соседний поросший кустами склон холма. Взглянув на отпечатки, Утакалтинг решил, что тут прошел обладатель голубиной походки, опирался он, по-видимому, на три конечности.
Он быстро оглянулся, уловив краем глаза голубой блеск, тот самый, что привел его сюда. Попытался разглядеть слабое мерцание, но оно уже исчезло.
Утакалтинг наклонился, разглядывая отпечатки в грязи. Измерил длину следа рукой. На лице его появилась улыбка. Какие прекрасные очертания!
Третья нога в стороне от первых двух, и отпечаток ее гораздо меньше. Похоже на двуногое существо, опирающееся на посох. Утакалтинг подобрал упавшую ветвь, но остановился в раздумье.
«Оставить их? – подумал он. – Нужно ли теперь их скрывать?» Он покачал головой. «Нет. Как говорят люди, коней на переправе не меняют».
Следы исчезали под взмахами его ветки. Едва успев закончить, он услышал тяжелые шаги и треск ломающихся кустов. Повернулся и увидел Каулта, который по узкой звериной тропе приближался к берегу маленького степного озера. Над большой, увенчанной гребнем головой теннанинца повис, как раздраженное насекомое-паразит, ищущее уязвимое место, глиф луррунану.
Корона Утакалтинга заныла, как перенапряженная мышца. Он еще с минуту позволил луррунану висеть над головой теннанинца, прежде чем признал свое поражение. Отозвал потерпевший поражение глиф и бросил ветвь на землю.
Теннанинец вообще не смотрел под ноги. Он сосредоточился на небольшом приборе, лежащем на его широкой ладони.
– У меня возникают подозрения, друг мой, – сказал Каулт, подходя к тимбрими.
Утакалтинг почувствовал, как в жилах его заиграла кровь. «Неужели конец?» – подумал он.
– Подозрения в чем, коллега?
Каулт выключил прибор и сунул в один из своих многочисленных карманов.
– Есть признаки... – Его гребень хлопнул. – Я слушал незакодированные передачи губру, и мне кажется, что происходит нечто странное.
Утакалтинг вздохнул. Нет, ограниченный мозг Каулта сейчас занят совершенно другим. Нет смысла отвлекать его тонкими намеками.
– Чем сейчас заняты захватчики? – спросил он.
– Ну, во-первых, гораздо меньше панических военных сообщений. Неожиданно сократились небольшие схватки в горах, которым они незадолго до этого придавали большое значение. Помнишь, мы оба удивлялись, почему они прилагают столько усилий, чтобы подавить незначительное партизанское движение.
Вообще-то Утакалтинг был уверен, что знает причину лихорадочной активности губру. Насколько он мог судить, захватчики пытались найти что-то в Мулунских горах. Они с безрассудной энергией бросали туда солдат и ученых и, по-видимому, дорогой ценой заплатили за свое любопытство.
– Ты можешь понять, почему стычки неожиданно прекратились? – спросил он Каулта.
– Я не уверен, что расшифровал верно. Возможно, губру нашли и захватили то, что так отчаянно искали...
«Сомнительно, – убежденно подумал Утакалтинг. – Трудно поймать призрак».
– Или отказались от поисков...
«Более вероятно», – согласился Утакалтинг. Рано или поздно губру должны понять, что они выставляют себя на посмешище и гоняются за выдумкой.
– А может быть, – закончил Каулт, – губру подавили сопротивление и уничтожили всех, кто им сопротивлялся.
Утакалтинг молился, чтобы последнее предположение не оказалось правдой. Конечно, рискованно так дразнить врага. Он только надеялся, что его дочь и сын Меган Онигл не заплатили жизнью за участие в его хитроумном розыгрыше злобных птиц.
– Гм, – заметил он. – Ты говоришь, что тебя еще что-то удивляет?
– Вот что, – продолжал Каулт. – После пяти двенадцатидневок, в течение которых они ничего не делали ради этой планеты, губру вдруг объявляют амнистию и предлагают работу всем бывшим специалистам службы восстановления экологии.
– Да? Может, просто закончили развертывание и вспомнили про ответственность.
Каулт фыркнул.
– Вероятно. Но губру бухгалтеры. Они все расходы подсчитывают. Эгоистичные, напрочь лишенные юмора фанатики. Они стараются чопорно придерживаться тех аспектов галактических традиций, которые их устраивают, но совсем не думают о сохранении планет класса детская. Их интересует только статус собственного клана.
Хотя Утакалтинг соглашался с этим суждением, он не считал Каулта беспристрастным наблюдателем. И теннанинец вряд ли имеет право обвинять кого-то в отсутствии чувства юмора.
Но одно очевидно. Пока Каулт думает о губру, бесполезно отвлекать его внимание тонкими намеками и следами на почве.
Утакалтинг чувствовал движение в прерии. Маленькие хищники и добыча прятались в трещинах и норах, чтобы переждать летний полдень, когда жар пригибает к земле и слишком много энергии отнимает преследование или бегство. И в этом отношении галакты не исключение.
– Пошли, – сказал Утакалтинг. – Солнце высоко. Нам нужно найти место для отдыха. На другом берегу я вижу деревья.
Каулт молча пошел за ним. Он не замечал небольших отклонений от направления, пока горы с каждым днем приближались. Пики с белыми вершинами перестали уже казаться просто слабой линией на горизонте, хотя потребуются еще недели, чтобы добраться до них, и еще больше времени, чтобы найти проход в Синд. Но теннанинцы терпеливы, когда это соответствует их намерениям.
Утакалтинг нашел убежище в тени согнутых деревьев. Синего сияния не было, хотя он продолжал следить. С помощью короны он кеннировал свирепую радость какого-то скрывающегося в степи создания, чего-то большого, умного и знакомого.

* * *

– Я действительно считаюсь специалистом по землянам, – говорил Каулт немного позже, когда они отдыхали под балдахином изогнутых ветвей. Мелкие насекомые жужжали над дыхательными щелями теннанинца, но каждый раз он сдувал их. – Это плюс мой опыт в экологии и предопределили мое назначение на эту планету.
– Прибавь и свое чувство юмора, – с улыбкой добавил Утакалтинг.
– Да. – Каулт раздул гребень: у теннанинцев это аналогично земному кивку согласия. – Дома я слыву настоящим дьяволом. Именно таким нужно иметь дело с волчатами и эльфами-тимбрими. – Он закончил несколькими быстрыми резкими вздохами. Очевидно, сознательное движение, потому что у теннанинцев совсем нет рефлекторной реакции смеха. «Неважно, – подумал Утакалтинг. – Для теннанинца он весьма остроумен».
– А у тебя есть личный опыт общения с землянами?
– О да, – сказал Каулт. – Я был на Земле. Имел счастье ходить по ее тропическим лесам и видеть необыкновенное разнообразие жизненных форм. Встречался с неодельфинами и китами. И хоть мой народ считает, что землян преждевременно возвели в ранг патронов – им принесли бы большую пользу несколько тысячелетий пребывания клиентами под соответствующим руководством, я признаю, что их планета прекрасна, а они в качестве клиентов были бы очень перспективны.
Одна из причин участия теннанинцев в войне – желание привлечь все три земные расы в свой клан, навязать им опекунство – «для блага самих землян», разумеется. Но если быть честным, то по этому поводу среди самих теннанинцев не было единогласия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84