– Хм. – Сморщившись, он потрогал ребра. Сломанных как будто нет. – Ну, по крайней мере Саймон Легри [персонаж романа Г.Э.Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома»; рабовладелец, забивший плетьми негра Тома] ушел без подходящей заключительной реплики. Я ждал, что он скажет: «Я еще вернусь» или что-нибудь столь же оригинальное.
Гайлет покачала головой.
– Чего ты добивался своими насмешками?
Фибен пожал плечами.
– На то есть свои причины.
Он осторожно прислонился к стене. Шимми в ярком комбинезоне смотрела на него. Встретившись с ним взглядом, она быстро мигнула, повернулась и вышла, закрыв за собой дверь.
Фибен поднял голову и несколько раз глубоко вдохнул через нос.
– А что ты теперь делаешь? – спросила Гайлет.
Он пожал плечами.
– Ничего. Просто убиваю время.
Когда он снова взглянул, Гайлет повернулась к нему спиной. Ему показалось, что она плачет.
«Неудивительно», – подумал Фибен. Гораздо хуже быть пленницей, чем руководить подпольем. Насколько можно судить, сопротивление подавлено, прикончено, капут. И нет оснований считать, что в горах дела обстоят лучше. Атаклена, Роберт и Бенджамин могут быть убиты или находиться в плену. А в Порт-Хелении по-прежнему правят птицеподобные и квислинги.
– Не волнуйся, – сказал он, стараясь подбодрить ее. – Знаешь про настоящий тест на разумность? Неужели никогда не слышала? Он начинается, когда шимпы ложатся.
Гайлет вытерла глаза и посмотрела на него.
– Заткнись.
«Ну ладно, шутка бородатая, – признался самому себе Фибен. – Но попытаться стоило».
Она знаком попросила его повернуться.
– Давай. Теперь твоя очередь. Может быть... – Она слегка улыбнулась, словно не решаясь пошутить. – Может быть, я тоже найду, чем перекусить.
Фибен улыбнулся. Он повернулся и натянул цепи так, чтобы спина была как можно ближе к ней. Теперь он не обращал внимания на раны. Позволил ей расчесывать свалявшуюся шерсть и закатил глаза.
– Ах, ах! – вздыхал Фибен.

* * *

Днем еду – жидкую похлебку и два куска хлеба – принес другой тюремщик. Этот самец-проби не обладал красноречием Железной Хватки.
Напротив, ему доставляли затруднения даже простейшие фразы, и когда Фибен попытался заговорить с ним, он только зарычал. Его левая щека непрерывно дергалась в нервном тике, и Гайлет шепотом призналась Фибену, что свирепый блеск глаз этого шимпа заставляет ее волноваться.
Фибен попытался отвлечь ее.
– Расскажи о Земле, – попросил он. – Какая она?
Гайлет коркой хлеба подобрала остатки супа.
– Что рассказывать? Все знают о Земле.
– Да, конечно, по видео и книгокубам «Отправляйся туда». Но не по личному опыту. Ты ведь была там с родителями, ребенком? И там получила диплом доктора?
Она кивнула.
– В Джакартском университете.
– А потом что?
Она смотрела куда-то вдаль.
– Потом я попыталась поступить в Центр Галактических Исследований в Ла-Пасе.
Фибен слышал об этом месте. Большинство дипломатов, послов и агентов Земли проходили там подготовку, изучая образ мышления и обычаи населения пяти галактик. Очень важно, чтобы руководители Земли могли правильно выбрать путь трех земных рас в опасной Вселенной. Будущее волчат во многом зависело от выпускников ЦГИ.
– Меня потрясает, что ты просто пыталась это сделать, – произнес Фибен, и очень серьезно. – Они... То есть я хочу спросить: ты прошла?
Она кивнула.
– Почти. Если бы набрала чуть больше очков, не было бы вопросов, сказали мне они.
Очевидно, вспоминать все еще больно. Она колебалась, как будто хотела сменить тему. Гайлет покачала головой.
– Но потом мне сказали, что предпочтительнее для меня вернутся на Гарт. Они посоветовали мне стать преподавателем. И ясно дали понять, что считают меня в этой роли более полезной.
– Они? Кто эти «они», о которых ты говоришь?
Гайлет нервно перебирала шерсть на руке, внезапно обнаружив это, она заметила, что делает, и положила руки на колени.
– Совет возвышения, – промолвила негромко.
– Но какое они имеют отношение к назначению преподавателей и вообще к выбору карьеры?
Гайлет посмотрела на него.
– Самое прямое, Фибен, если считают, что на карту поставлен генетический прогресс неошимпанзе или неодельфинов. Они могут помешать тебе стать астронавтом, например, из боязни, что пропадет твоя драгоценная плазма. Или не дадут тебе выбрать своей профессией химию из страха перед непредсказуемыми мутациями.
Она подобрала соломинку и принялась крутить ее.
– О, у нас гораздо больше прав, чем у других молодых рас клиентов. Я это знаю и все время напоминаю себе об этом.
– И они решили, что твои гены нужны здесь, на Гарте, – негромко предположил Фибен.
Она кивнула.
– Все дело в системе набора очков. Если бы я набрала проходной балл на экзаменах ЦГИ, все было бы в порядке. Туда поступает мало шимпов. Но я не добрала. И мне вручили эту проклятую белую карту – словно утешительный приз или индульгенцию – и отправили назад на родину, на бедный старый Гарт. По-видимому, главный мой raison d'etre [смысл существования (фр.)] – мои дети. Все остальное не имеет значения.
Она горько рассмеялась.
– Дьявольщина, я месяцами нарушаю законы природы, рискуя в восстании жизнью и маткой. Даже если мы победим – а шансов на это почти нет, – я получу медаль, может, меня даже будут торжественно чествовать, но это неважно. Когда вся шумиха уляжется, Совет возвышения снова бросит меня в тюрьму.
– О Гудолл, – вздохнул Фибен, прижимаясь спиной к холодному камню стены. – Но ведь ты еще... я хочу сказать, ты еще...
– Не рожала? Точно подмечено. Одно из преимуществ самки с белой картой в том, что я сама могу выбирать отца будущего ребенка и определять время. Лишь бы до тридцати лет я родила троих или больше детей. Мне даже не надо их растить самой! – Снова послышался резкий невеселый смех. – Черт, да половина семейных групп на Гарте выбрилась бы наголо, лишь бы им позволили усыновить моего ребенка.
«В ее устах положение кажется таким ужасным, – подумал Фибен. – Но на всей планете не больше двадцати шимпов, которых так же высоко оценивает Совет. Для представителя расы клиентов это величайший почет».
Однако он понимал ее. Она вернулась на Гарт: какой бы блестящей ни оказалась ее карьера, каких бы высот она ни достигла, все это только сделает еще более ценными ее яичники... только участятся болезненные и неизбежные посещения работников Банка Плазмы... и все сильнее на нее будет давление, чтобы как можно больше детей она выносила в собственной матке.
Предложения вступать в групповые браки или в парные связи будут поступать непрерывно и легко. Слишком легко. И невозможно узнать, приглашает ли ее группа ради нее самой. Одинокие самцы будут добиваться ее ради того статуса, который дает отцовство ее ребенка.
И будет зависть. Это он хорошо понимал. Шимпы плохо умеют скрывать свои чувства, особенно зависть. А многие начнут откровенно ненавидеть ее.
– Железная Хватка прав, – сказала Гайлет. – Для шенов все по-другому. Белая карта для самца – сплошное удовольствие. Но для шимми? Особенно такой, которая хотела бы добиться чего-то самостоятельно.
Она отвела взгляд.
– Я... – Фибен пытался найти слова, но в данный момент мог только тупо молчать. Может быть, когда-нибудь его пра-в-девятой-степени-внук будет знать нужные слова, сможет утешить того, кто испытывает такую горечь.
Этот возвышенный шимп, на несколько десятков поколений в будущем, родится достаточно умным. Но Фибен подозревал, что сам он таких слов не знает. Он всего лишь обезьяна.
– Хм. – Он кашлянул. – Я помню время на острове Гилмор, должно быть, еще до того, как ты вернулась на Гарт. Лет десять назад? Ифни! Я был тогда первокурсником... – Он вздохнул. – Ну, весь остров ходил ходуном, в тот год, когда Игорь Паттерсон выступал с лекцией и давал концерт в университете.
Гайлет чуть подняла голову.
– Игорь Паттерсон? Барабанщик?
Фибен кивнул.
– Значит, ты о нем слышала?
Она саркастически усмехнулась.
– А кто о нем не слышал? Он... – Гайлет развела руки и опустила их ладонями вниз. – Он удивительный.
В десятку попала. Игорь Паттерсон лучший из лучших.
Танец грома – только одно из проявлений любви неошимпанзе к ритму.
Повсюду – от ферм Гермеса до изысканных небоскребов Земли – их любимые музыкальные инструменты – ударные. Даже в самые ранние времена, когда шимпы еще таскали на груди дисплей с клавиатурой, чтобы говорить, уже тогда новая раса любила ритм.
И тем не менее все великие барабанщики на Земле и во всех ее колониях люди. Пока не появился Игорь Паттерсон.
Он стал первым. Первым шимпом с превосходной координацией движений, с чувством времени и ритма, которое вывело его в число лучших. Его исполнение «Громов керамической молнии» доставляло не просто удовольствие шимпам; их распирало от гордости. Само его существование для многих означало, что шимпы не просто приближаются к мечте, идеалу Совета возвышения. Нет, они становятся такими, какими хотят быть сами.
– Фонд Картера организовал его гастроли в колониях, – продолжал Фибен. – Отчасти это выглядело поездкой доброй воли по всем отдаленным общинам шимпов. Ну и соответственно, в целях... э-э-э... оздоровления клана.
Гайлет фыркнула: это-то очевидно. Конечно, у Паттерсона белая карта.
И шимпы – члены Совета возвышения настояли на этой поездке, хотя Паттерсон не самый очаровательный и умный представитель неошимпанзе.
Фибен понимал, о чем думает Гайлет. Для самца с белой картой никаких проблем вообще не будет, вся поездка – одно сплошное развлечение.
– Еще бы, – сказала Гайлет. И Фибену слышалась в ее голосе зависть.
– Да, тебе следовало находиться здесь, когда он давал концерт. Мне посчастливилось. Я сидел далеко, и так случилось, что в тот вечер у меня был сильный насморк. И в этом мне чертовски повезло.
– Что? – Гайлет свела брови. – Какое отношение это имеет к... О! – Она нахмурилась и поджала губы. – Понимаю.
– Еще бы. Кондиционеры работали на пределе, но мне говорили, что дух стоял непереносимый. Я сидел под вентилятором и дрожал. Чуть не помер...
– Когда ты перейдешь к сути? – Гайлет сжала губы в тонкую линию.
– Ну, как ты, несомненно, догадалась, все шимми на острове с зелеными картами, у которых была течка, раздобыли билеты. Никто из них не воспользовался дезодорантом альфа. Все пришли с одобрения групповых мужей, все выкрасили яркой помадой губы... А вдруг...
– Я поняла, – сказала Гайлет. На мгновение Фибену показалось, что он увидел на ее лице слабую улыбку, которая тут же сменилась сердитым выражением. – И что же произошло?
Фибен потянулся и зевнул.
– А как ты думаешь? Бунт, конечно.
У нее отвисла челюсть.
– Правда? В университете?
– Точно, как то, что я сижу здесь.
– Но...
– Первые несколько минут все шло нормально. Говорю тебе, старина Игорь оправдал свою репутацию. Толпа приходила во все большее и большее возбуждение. Даже оркестр его ощутил. А потом положение вышло из-под контроля.
– Но...
– Помнишь старого профессора Ольфинга с факультета земных традиций? Тот самый пожилой шимп, который еще носил монокль? Он много времени отдавал попыткам протащить законопроект о моногамии шимпов.
– Да, я его знаю. – Гайлет кивнула, широко раскрыв глаза.
Фибен сделал жест двумя руками.
– Не может быть! При всех? Профессор Ольфинг?
– И не с кем иным, как с деканом факультета питания.
Гайлет издала резкий звук. Она отвернулась, прижав руку к груди.
Казалось, ее охватил неожиданный приступ икоты.
– Конечно, позже парная жена Ольфинга простила его. Иначе ей пришлось бы с ним распрощаться: некая группа из десяти членов пригласила его к себе. Заявила, что им нравится его стиль.
Гайлет закашлялась, ударила себя по груди и затрясла головой.
– Бедный Игорь Паттерсон, – продолжал Фибен. – У него тоже не обошлось без проблем. Парней из местной футбольной команды пригласили на концерт в качестве охранников. Когда положение стало критическим, они попытались воспользоваться огнетушителями. Все скользили, но это не уменьшило пыла.
Гайлет еще громче закашлялась.
– Фибен...
– Да, тяжело пришлось, – вспоминал он вслух. – Игорь выбивал дробь сопровождения блюза, он так колотил по барабану, не поверишь. И тут сорокалетняя шимми, совершенно нагая и скользкая, как дельфин, прыгнула на него прямо с потолочной балки.
Гайлет согнулась, держась за живот. Она подняла руку, умоляя сжалиться над ней.
– Перестань, пожалуйста, – слабо попросила она.
– Слава небу, она упала на барабан и застряла в нем. И пока ее вытаскивали, бедный Игорь сбежал через запасной выход. Едва успел опередить толпу.
Гайлет склонилась набок. Фибен даже встревожился, так покраснело ее лицо. Она хохотала, колотила руками по полу, и слезы потоком лились у нее из глаз. Потом перевернулась на спину, продолжая хохотать.
Фибен пожал плечами.
– И все это во время первого номера. Паттерсон исполнял свою оригинальную версию проклятого национального гимна. Какая жалость! Мне так и не довелось послушать его вариации «Инагадда Да Вита».
– Но теперь, когда я об этом вспоминаю, – снова вздохнул он, – может, оно и к лучшему.

* * *

В 20.00 начинался комендантский час. Отключали электричество, и для пленников не делали исключения. Незадолго до заката поднялся ветер и колотил ставнями их маленького окна. Ветер дул с океана и приносил запах соленой воды. Где-то далеко слышался глухой рокот ранней летней грозы.
Спали они, завернувшись в одеяла, так близко друг к другу, насколько позволяли цепи, голова к голове, так что в темноте слышали дыхание друг друга. Засыпали, вдыхая испарения мокрого камня и соломы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84