Что у вас тут, черт побери, происходит?
Теодор дописал слово, промакнул невысохшие чернила, повернулся ко мне и проскрипел:
– Здравствуй, Арчи. Они отправились делать упражнения. Тренироваться, говорят они. Тренироваться на воздухе.
– С ними все в порядке? Живы?
– Конечно, живы. Тренируются.
– Что тренируют?
– Друг друга. Или, пожалуй, более точно, тренируют себя. Они собираются на службу в армию, сражаться. Я же остаюсь приглядывать за домом. Мистер Вулф хотел избавиться от цветов, но я уговорил его оставить их под моим надзором. Мистера Вулфа цветы сейчас не интересуют; он поднимается сюда только, чтобы попотеть. Он должен потеть изо всех сил, чтобы сбросить вес, а кроме того, закаляться, поэтому они с Фрицем направляются к реке и занимаются там быстрой ходьбой. На следующей неделе они намерены перейти на бег. Мистер Вулф сейчас на диете и перестал пить пиво. На прошлой неделе он был простужен, но нынче все в порядке. Он не покупает хлеба, сливок, масла, сахара и множества других продуктов, и мне приходится самому покупать их себе,
– Где они тренируются?
– У реки. Мистер Вулф добыл разрешение от городских властей тренироваться на пирсе, потому что на улице над ним потешались мальчишки. Мистер Вулф очень настойчив в своих намерениях. Все остальное время он проводит здесь потея. Он мало разговаривает, но я слышал, как он объяснял Фрицу, что если каждый их двух миллионов американцев убьет десяток немцев…
Мне надоел скрипучий голос Теодора. Выйдя из оранжереи, я снова спустился в кабинет, взял тряпку и стер пыль с собственных стола и стула, сел, поставив на место фигурки собак, которые украшают мой стол, и сердито посмотрел на пачки корреспонденции на столе у Вулфа.
Господи боже, подумал я, ну и возвращение домой! Неужто я не мог предугадать, что произойдет нечто подобное, если я предоставлю его самому себе. Это не только плохо, это может быть безнадежно. Олух! Здоровенный толстяк! А я-то сказал генералу, что знаю, как с ним обращаться. Что мне теперь делать?
В 5.50 я услышал, как отворилась и затворилась парадная дверь, раздались шаги в прихожей, и на пороге появился Ниро Вулф, а за его спиной и Фриц.
– Что ты здесь делаешь? – пророкотал Вулф.
Всю жизнь я буду помнить это зрелище. Я онемел. Он ничуть не стал меньше, он выглядел так, будто из него выпустили воздух. На нем были его собственные, старые, из голубой саржи брюки и грубые армейские башмаки, каких я никогда не видел. Вот свитер был мой, темно-бордовый, который я однажды купил для загородной прогулки, и несмотря на то, что Вулф уменьшился в окружности, свитер был так натянут, что сквозь него проглядывала его желтая рубашка.
– Входите! Входите! – обрел я язык.
– Я сейчас в кабинет не вхожу, – отозвался он, и вместе с Фрицем они повернулись и направились в кухню.
Я посидел, кривя губы, хмурясь и прислушиваясь к звукам, доносившимся до меня, потом встал и пошел к ним. По-видимому, Вулф отказался и от столовой, потому что я застал их в кухне за маленьким столиком, где они с Фрицем ели чернослив, а миска с салатом и помидорами, но без соуса дожидалась своей очереди. Прислонившись к длинному кухонному столу, я, саркастически улыбаясь, смотрел на них.
– Ставите эксперимент? – ласково спросил я.
Ложкой Вулф вытащил изо рта косточку чернослива и бросил в тарелку. Он посмотрел на меня, но старался, чтобы я этого не заметил.
– И давно ты стал майором? – поинтересовался он.
– Три дня назад. – Я не мог оторвать от него взгляда. Не верил собственным глазам. – Меня повысили чином благодаря умению вести себя за столом. Теодор сказал мне, что вы собираетесь вступить в армию. Разрешите спросить: в каком качестве?
Вулф положил в рот очередной чернослив. Выплюнув косточку, ответил:
– Солдатом.
– В пехоту? В парашютные войска? Стать одни из командос? Или водить «джип»?..
– Хватит Арчи! – Тон у него был резким, а взгляд злым. Он положил ложку. – Я намерен убить несколько немцев. В 1918 году я убил мало. По какой причине ты оказался здесь – думаю, тебе дали отпуск перед отправкой за океан, и сожалею, что ты приехал. Я хорошо понимаю, какие физические трудности меня ожидают, но не желаю слышать от тебя никаких возражений. Мне они известны гораздо больше, чем тебе. Я сожалею, что ты приехал, потому что как раз сейчас мне приходится научиться отказу от собственных привычек, а твое присутствие только усложнит это дело. Поздравляю тебя с повышением в чине. Если ты останешься на ужин…
– Нет, спасибо, – вежливо отозвался я. – У меня назначено свидание. Но спать я буду, если вы не возражаете, у себя в постели. Постараюсь не раздражать вас…
– Мы с Фрицем ложимся спать ровно в девять.
– Хорошо. Я сниму обувь внизу. Премного благодарен за заколотого тельца. Извиняюсь также, что стер пыль со своего стола и стула. Побоялся испачкать форму. У меня отпуск на две недели.
– Надеюсь, Арчи, ты понимаешь…
Я вышел, не дослушав его. Если бы я хоть на секунду задержался, то остался бы без крыши над головой.
4
На углу размещалась закусочная «У Сэма», куда я и вошел. Прежде всего я позвонил полковнику Райдеру, доложил, что прибыл и приступил к выполнению задания, а уж затем сел за столик, заказав тушеное мясо и два стакана молока.
Пока я ел, я размышлял о создавшейся ситуации. Она была не только сложной, но и, вполне возможно, неосуществимой. Мне было совершенно ясно, что произошло: Вулф на некоторое время спрятал свои мозги в комод. Он не хотел ими шевелить, потому что в этом состояла привычная ему работа, в то время как быть на диете, выходить ежедневно из дома, идти быстрым шагом, готовясь прикончить с десяток немцев, было актом героическим. Мысль об этом настолько запала ему в душу, да еще при его упрямстве, что разубедить его представлялось делом безнадежным. Придя к такому выводу, мне следовало бы забыть о нем и, забрав свои чемоданы направиться на Гавернорс Айленд, если бы не две вещи: во-первых, я уверил генерала, что знаю, как с Вулфом справиться, и во-вторых, похоже было, что он, если я его не оставлю, сначала прикончит самого себя. Коли бы хоть одна клеточка его мозга была в рабочем состоянии… Нет, нечего об этом и мечтать.
Я решил было искать помощи либо у Марко Вукчича, либо у Реймонда Плена, у Льюиса Хьюитта или даже у инспектора Кремера, но быстро сообразил, что это ничего не даст. От любой попытки уговорить или убедить его он станет только более упрямым, поскольку не желает мыслить. Единственное, что можно сделать, – это исхитриться и устроить так, чтобы заработал его мозг. Из опыта я знал, насколько это трудно, а ведь прежде он никогда не был в таком состоянии, как нынче. Более того, помехой служило и мое двухмесячное отсутствие, ибо я понятия не имел, кто к нам обращался или пытался обратиться и имеют ли место какие-либо события.
Что мне еще остается? Расплатившись, я снова подошел к телефону и позвонил инспектору Кремеру. Он думал, сказал он, что я в армии. Я тоже так думал, ответил я и спросил: нет ли у них каких-либо интересных преступлений, убийств, грабежей или даже пропавших людей?
Мои расспросы окончились впустую. Либо у них и вправду ничего интересного не было, либо он не захотел мне говорить. Я вышел на улицу и остановил такси. Было холодно, чертовски холодно для середины марта, падал снег, а я был без пальто. Поскольку больше делать было нечего, я влез в такси и велел шоферу отвезти меня по адресу: Барнум-стрит, 316. Я ни на что не надеялся, решив, так сказать, отыскать иголку в стоге сена.
Снаружи этот дом ничем не отличался, дабы предупредить меня о том, какие странные личности его населяют. Это было самое ординарное четырехэтажное строение из облезлого кирпича, одно из тех, что когда-то служило пристанищем для целой семьи, а в годы моего появления на свет божий переделано в отдельные квартиры с вестибюлем, оборудованным почтовыми ящиками и звонками. Одна из табличек гласила: «Перл Чак», а пониже мелкими буквами. «Эймори». Я нажал кнопку, услышал, как щелкнул замок, распахнул дверь и очутился в холле, когда дверь в глубине внезапно открылась и на пороге появилась чья-то бабушка. За вычетом кожи и костей, она весила, наверное, не более двадцати фунтов. Спустившиеся со лба пряди седых волос образовали решетку для ее пронзительных темных глаз, но я не сомневался в том, что она отлично видит.
– Что вам угодно? – рявкнула она, когда я еще не дошел до нее.
Я постарался улыбнуться.
– Мне хотелось бы видеть…
– Она прислала вас! Я так и знала! А я-то подумала, что это она. Она нередко проделывает этот фокус. Выходит и звонит в звонок, надеясь, что я ее и не подозреваю. Она хочет сказать мне, что считает, будто я убила ее мать. Я знаю, чего она хочет! Если она еще хоть раз скажет это мне, я заставлю полицию ее арестовать! Можете так ей и передать! Хоть сейчас! Поднимитесь и скажите!
Она отпрянула и попыталась закрыть дверь. Я поставил на порог ногу.
– Минуточку, леди. Я поднимусь и передам ей все, что вам будет угодно. Вы имеете в виду мисс Эймори? Эйн Эймори?
– Энн? Мою внучку? – Черные глаза уставились на меня сквозь сетку седых волос. – Конечно, нет! Вы не дурачите меня…
– Разумеется, нет, миссис Чак, вы меня не дослушали. Мне нужна ваша внучка, вот и все. Я пришел повидать Энн. Она…
– Я вам не верю! – снова рявкнула она и захлопнула дверь.
Я мог бы помешать ей, но мне показалось сомнительным так поступав в данных обстоятельствах, и, кроме того, я услышал наверху шум. Сразу после того, как дверь захлопнулась, кто-то зашагал вниз, и, когда я подошел к лестнице, там уже стоял молодой человек. Он явно собирался что-то сказать, но, увидев форму, передумал.
– Ой! – удивился он. – Армия? А я было решил…
И умолк, не сводя с меня глаз. Что касается одежды, то он определенно выглядел неряшливым под ярким светом лампы, но в остальном вы вполне могли ожидать увидеть его фотографию как защитника в футбольной команде. Нет, для этого он, пожалуй, мало весил.
– В данное время я не при исполнении обязанностей, – откликнулся я. – А кого вы ждали? Военно-морской флот?
Он засмеялся.
– Просто я хотел сказать, что не ожидал увидеть здесь армейского офицера. Я слышал, что вы хотите видеть мисс Эймори, но не знал, что она знакома с армейскими офицерами.
– А вы знакомы с мисс Эймори?
– Конечно, знаком. Я ведь здесь живу. Двумя пролетами выше, – Он протянул руку. – Меня зовут Леон Фьюри.
– А меня – Арчи Гудвин. – Мы пожали друг другу руки. – Вам случайно не известно, дома ли мисс Эймори?
– Она на крыше. – Он узнал меня. – Тот самый Арчи Гудвин, который работает на Ниро Вулфа?
– Работал. А теперь надел форму. Что делает мисс Эймори…
– Кто там, Леон? Приведите его сюда! – распорядился сверху густой хриплый бас, который требует посмотреть на его обладателя, прежде чем решить, мужчина это или женщина.
Молодой человек поднял голову, а когда снова посмотрел на меня, на его лице появилась ухмылка. Похоже, что он считал свою ухмылку завораживающей или даже очаровательной. В женском клубе за него проголосовали бы 92:11. Он подошел ко мне поближе и понизил голос:
– Вы, наверное, понимаете, что попали в дом, где все ведут друг за другом тайное наблюдение? Мой совет – бежать. Я передам мисс Эймори…
– Леон! – снова раздался хриплый бас. – Приведите его сюда!
– Мне хотелось бы поговорить с мисс Эймори, – сказал я, намереваясь обойти Леона, но он, по-мужски пожав плечами, пошел вверх, а я за ним. Одним пролетом выше у открытой двери стояла обладательница этого голоса. На ней было коричневое шерстяное платье времен вступления в должность президента Маккинли, таким образом вопрос, мужчина это или женщина, был решен. Однако по своей комплекции она вполне могла играть в бейсбол в одной команде с Леоном. И стояла она по стойке «смирно» куда лучше, чем я.
– Кто это? – спросила она, когда мы появились на площадке. – Я вас не знаю. Входите.
Леон назвал ее «мисс Лидс» и проинформировал, что к Арчи Гудвин, бывший помощник Ниро Вулфа, а ныне полковник Гудвин армии Соединенных Штатов, но я не понял, услышала ли она его, потому что, повернувшись к нам спиной, она зашагала к себе в квартиру, ни на секунду не усомнившись, что мы последуем за ней. Гостиная, куда она нас привела, была заставлена мебелью периода детства Маккинли. Я сел, как она мне приказала, и огляделся. В середине комнаты стоял стол с мраморной крышкой, на котором лежал, распластав крылья, мертвый ястреб. Не чучело, а именно мертвый ястреб. Наверное, я так уж засмотрелся на него, что она сказала:
– Он убивает их для меня.
– Вы таксидермист, мисс Лидс? – вежливо спросил я.
– Нет, просто она любит голубей, – проинформировал меня Леон. Он сидел на вертящемся стуле, обитом плюшем. – В Манхэттене семьдесят тысяч голубей и около девяноста ястребов, которые убивают голубей. Число ястребов растет. Они живут в карнизах домов, и я убиваю их для мисс Лидс. Этого я…
– Вас это не касается, – резким тоном обратилась ко мне мисс Лидс. – Я слышала, что вы разговаривали с миссис Чак и спрашивали про Энн Эймори. Я хочу, чтобы вы поняли, что я не желаю никакого расследования по поводу смерти моей матери. В этом нет необходимости. Миссис Чак – сумасшедшая. Сумасшедшая и злая. Она всем говорит, будто я считаю, что она убила мою мать. Ни в коем случае. Мою мать никто не убивал. Она умерла от старости. Я заявляю, что не нужно никакого расследования, и я хочу, чтобы вы поняли…
– Он не из полиции, – перебил ее Леон. – Он армейский офицер.
– А какая разница? – спросила она. – Армия или полиция – все одно. – Она сурово оглядела меня. – Вы меня поняли, молодой человек? Передайте мэру, что я требую прекратить расследование. Я владею этим домом и еще девятью домами в этом квартале, исправно плачу налоги и хочу, чтобы меня оставили в покое. Моя мать тысячу раз писала мэру, что им следует делать. Они обязаны выгнать ястребов из города. Я хочу знать, что делается по этому поводу, понятно?
Мне, наверное, следовало бы улыбнуться, но она была не из тех, кому улыбаются. Поэтому я посмотрел ей в глаза и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9