— Их ревность сильнее, чем у большинства людей. Гораздо сильнее. Хуже всего Талис. Он не выносит, когда Калли обращает внимание на что-то кроме него. Однажды у нас был один мальчик, он дал Калли книгу. Талис несколько раз выходил из себя, потому что Калли смотрела на книгу этого мальчика. Талису постоянно нужно все ее внимание.
— А девочка? — Алида не смогла заставить себя назвать ее своей дочерью.
— Она… — Мег снова запнулась. Каким словом назвать главный грех Калли? — Калли поклоняется ему, — сказала она наконец.
Какое-то время Алида не могла произнести ни слова.
— Поклоняется ему?
Алида побледнела. Похоже, этот мальчик действительно был от дьявола.
— Нет, — быстро сказала Мег, безошибочно прочитав выражение лица леди: в нем отразился ужас. — Я не имею в виду, что она грешит против Бога. Она… — Как бы это объяснить леди Алиде? Сейчас Мег очень хотелось уметь говорить так складно, как умела Калли. — У Талиса очень развито представление о чести. Да, именно это слово. Честь. Он все время говорит о чести мужчины и о том, что мужчина не может врать.
— А, значит, девочка — лгунья, — сказала Алида.
— Нет, — решительно возразила Мег. — Калли не лгунья. Она очень честная, но она очень, очень любит Талиса. Она любит только его. — Мег перешла на шепот. — Я иногда думаю, что Калли продала бы свою душу, чтобы защитить его от укуса пчелы.
Мег встряхнула головой, чтобы прояснить ее. Ей хотелось как можно точнее выразить свою мысль.
— Вы понимаете, они всего лишь дети. В этом нет ничего серьезного. Калли крадет для него пироги, но сам Талис умрет прежде, чем украдет что-нибудь во имя чего бы то ни было. Моя Калли хорошая девочка, честная, богобоязненная Но только до тех пор, пока речь не зайдет о Талисе, тогда в нее вселяется дьявол.
Мег допила свой стакан вина и засмеялась. Даже когда она говорила про самые «дурные» качества детей, эти качества были не очень плохими.
— Уиллу и мне приходится следить за Калли, потому что она часто берет на себя вину. Когда Талис оставил открытой дверь курятника, или что-то разбил своим деревянным мечом, или еще что-то такое с ним приключалось, Калли говорила, что это все сделала она.
— И мальчик позволяет наказывать ее за его прегрешения? — улыбаясь, спросила Алида. Вот наконец доказательство, что он действительно сын Гильберта Рашера.
— Нет, что вы! Конечно же нет, — сказала Мег. — Талис из себя выходит, когда слышит, что она берет на себя вину за его проступки. Он спрашивает ее, как она могла соврать. А потом говорит ей, что врать грешно.
Мег улыбнулась.
— Калли врет только ради него. Но он никогда не просит ее врать ради него. Она говорит, что не может видеть его боль и что он знал уже слишком много боли.
— Что же за боль такую он мог испытывать? — резко спросила Алида. Она была уверена, что только она знает, что такое боль.
— Не знаю, миледи. Я только рассказываю, что говорит ваша дочь. Она говорит, что Талис знал достаточно боли…
Возможно, она имеет в виду смерть его матери. — Когда Мег говорила это, ей не удалось скрыть боль в своем голосе: возможно, дети думали, что она недостаточно хороша, чтобы быть их матерью, и поэтому Калли намекает на родную мать Талиса.
— Значит, вы рассказали им правду про то, как они родились?
— О, нет! Уилл говорит, что лучше, если дети не будут знать — ну, то есть, до поры до времени.
Теперь Алида могла быть уверена, что муж этой старушенции знает больше того, что говорит своей наивной жене. Но какова бы ни была причина его скрытности, она была довольна тем, что дети ничего не знали о том, как они родились. Если бы этих стариков убили, а дети случайно остались бы живы, они не смогли бы пойти к ней и потребовать от нее средств к существованию — или признания. Раз они ничего не будут знать, то не пойдут ни к ней, ни — что особенно важно — к Джону.
На мгновение наступила тишина. Мег, в своем абсолютно расслабленном состоянии, более не колеблясь, решила перейти к изложению причины, из-за которой она предприняла столь долгое путешествие, причины, из-за которой она даже рисковала навлечь на себя гнев мужа.
— Мне нужны деньги, чтобы нанять для них учителя, — выложила она на одном дыхании.
Наконец Алида все поняла. Так вот зачем здесь эта женщина! Но это немыслимо, чтобы Алида стала платить за обучение этого мальчишки. Если ему как-нибудь и удастся избежать смерти, которую она готовит для него, ей совсем не хотелось предоставлять ему преимущества образования. Кроме того, ей не хотелось вообще ни за что платить. Чуть было не потеряв все, она стала очень осторожной с деньгами.
Мег знала, почему молчит Алида. Она не хочет, чтобы ее мужу напоминали про Талиса. Так что сейчас, думала Мег, пришло ее время быть умной.
И Мег произнесла слова, над которыми она думала все дни своего долгого пути:
— Плохо, если дети останутся без образования, — сказала она решительным тоном. Она решила, что в этом вопросе будет абсолютно твердой. — Им нужен домашний учитель, такой, который сможет дать им образование и воспитание, чтобы они смогли занять подобающее им место в жизни.
Мег видела, что ее светлость продолжает колебаться, и она применила свой главный аргумент:
— Все, что можем мы с мужем, — кормить молодого Талиса. Он растет так быстро, что мы не успеваем шить ему новую одежду. Я не говорила вам, что он почти такого же роста, как я, хотя ему всего девять? Наверняка хозяин будет рад увидеть его.
Алида лихорадочно соображала. В ночь, когда был пожар, она сделала много ошибок, но тогда у нее не было времени, чтобы все обдумать. Сейчас, когда время есть, она не имела права ошибаться.
— Вы хотите дать мальчику образование, — произнесла она любезным голосом, собрав все силы, чтобы в нем не прорвалась ненависть. Теперь ей было ясно, что эта ужасная женщина пытается шантажировать ее, угрожая, что, если ей не дадут денег на учителя, она преподнесет Джону в подарочек его здорового сына.
— Нет-нет! — сказала Мег. — Они оба должны ходить в школу. Нельзя дать что-то одному и не дать другому. Если их разлучить, они этого не перенесут.
— Да? А что будет, если их разлучить? — спросила Алида. Задавая вопрос, она улыбалась, но думала о том, как ей неприятна эта старуха.
— Это убьет их, — просто и очень искренне ответила Мег. — Вы понимаете? Они — не два разных человека. Они — это один человек. Две половины одного целого. Они не могут существовать друг без друга.
Снова Алида почувствовала, как волосы встают дыбом у нее на затылке. Она вспомнила свою молитву девятилетней давности. Две половины одного целого. Один дух, разделенный напополам.
— Да, да, приходите завтра, и я дам вам деньги, — торопливо проговорила Алида. «Да, приходи завтра, и я смогу приготовиться. Я разузнаю, где вы живете, и на этот раз ни что не помешает мне уничтожить вас».
Услышав, что ее отпускают, Мег собралась было уйти, но, поднявшись, она почувствовала, что нетвердо стоит на ногах. Ей не хотелось возвращаться сюда завтра. То ли это вино так подействовало на нее, то ли что-то другое, но неожиданно ей страстно захотелось, чтобы этого путешествия не было. Нужно было обо всем рассказать Уиллу. Может быть, он все-таки нашел бы возможность нанять учителя. Может быть, Уилл…
Больше Мег ни о чем не успела подумать, потому что в доме вдруг поднялся страшный шум. Горничная Пенелла ворвалась в комнату и закричала ее светлости, что одна из ее дочерей загорелась.
— Подождите меня здесь, — сказала Алида и, подобрав юбки, выбежала из комнаты.
Мег некоторое время сидела неподвижно, чувствуя себя слишком сонной и отяжелевшей, чтобы попытаться двинуться с места. Она устало откинулась на спинку стула и задремала.
Ей снился сон, и она знала, что это сон, но это не имело значения. Похоже, что это было то, что она должна была вспомнить, но не могла. Они с Уиллом и детьми бежали, бежали через лес, ночью, чтобы никто не мог их увидеть. Два младенца были в колыбели, которую смастерил Уилл. Он хотел нести одного из новорожденных, но дети заплакали, когда их разъединили.
— Пошли, Мег, нам надо спешить, — прошептал он после короткого отдыха. — Она скоро начнет нас искать.
Вздрогнув, Мег проснулась. Ее голова прояснилась настолько, насколько это было возможно, учитывая количество выпитого ею вина. «Она, — сказал Уилл. — Она скоро начнет нас искать». Совершенно неожиданно Мег поняла все. Пожар устроила леди Алида, она сделала это, чтобы погубить мальчика, который угрожал будущему ее детей.
Неожиданно все то, что Мег годами не могла вспомнить, стало возвращаться к ней, все, что было сказано в тот вечер, когда она впервые увидела детей. Теперь она поняла, почему эти все годы Уилл требовал соблюдения секретности. Мег вспомнились все случаи, когда она спорила с ним, говоря, что детям не повредит время от времени ходить в деревню. Уилл редко разрешал им ходить в деревню. Исключение делалось только для базарных дней, да и то лишь потому, что требовалась их помощь. Талис был великолепным продавцом, а у Калли был талант так раскладывать товары, что всякому хотелось их купить.
Теперь Мег поняла. Она поняла, почему никто не приходил за детьми, почему никто даже не собирался прийти за ними. Эти люди думали, что она и дети погибли во время пожара. А устроила пожар леди Алида.
Может быть, так подействовало на нее вино, а может быть, в ней заговорил великий материнский инстинкт защиты детей. Но в эту минуту она научилась ненавидеть. Эта женщина, эта… эта леди пыталась убить невинное дитя, даже не беспокоясь, что вместе с ним должна погибнуть ее собственная дочь.
Мег поднялась со стула. Теперь она знала, что должна немедленно уйти отсюда и поскорее добраться до дома. Но еще она была уверена, что леди Алида изрядно задолжала детям за то, что сделала им.
Не думая больше ни о чем, не заботясь даже о своей бессмертной душе, Мег схватила с камина небольшой, но увесистый серебряный подсвечник и спрятала его под юбкой.
В следующую секунду она уже бросилась бежать вниз по лестнице, лицо ее было красное от страха, сердце бешено колотилось; но, не успев одолеть и трех ступеней, она встретилась с женщиной, которую ее светлость послала, чтобы передать распоряжение остаться на ночь в ее доме.
«Что бы сказала в этой ситуации Калли? — думала Мег. — Что могла бы придумать одна из ее сказочных принцесс, чтобы выпутаться?»
— Остаться на ночь?! — изумленно воскликнула Мег. — Разве ты не слыхала? Дом горит!
— Нет, просто леди Джоанна споткнулась о полено, и ее юбка попала в огонь.
— Я была там. Я слышала, как леди Алида приказала рассказывать это людям. Она боится, что все разбегутся и некому будет помогать выносить вещи. Но я вовсе не хочу сгореть тут заживо. Дай мне пройти!
Минут десять в доме царил хаос, и Мег без труда выбралась из дома между мечущимися и кричащими людьми. Дважды она видела людей, как будто искавших ее, но ей помогло то, что она выглядела как все деревенские женщины.
Мег шла всю ночь, двигаясь в направлении, противоположном направлению к их ферме. Если ее поймают, никто не сможет понять, в каком направлении находится их ферма.
На следующий день, проходя мимо конюшни, она услышала, как двое мужчин в доспехах дружины Джона Хедли расспрашивали о женщине, обвиняемой в воровстве. Судя по описанию, они искали именно Мег. За ее голову была назначена награда, по крайней мере в два раза превышающая стоимость серебряного подсвечника. Из слов этих мужчин выходило, что Мег украла половину всего того, что принадлежало его светлости, Мег поняла, что жить ей осталось недолго — если только она что-то не предпримет. От такого огромного вознаграждения никто не откажется.
«Что бы сделала принцесса из сказки Калли? — подумала она, прежде чем двинуться дальше. — Она изменила бы внешность», — такой был немедленный ответ.
Через два часа Мег исчезла. Вместо нее по дороге ковыляла однорукая старуха с почерневшими зубами. Из-за хромоты она двигалась очень медленно. Чтобы люди не подходили к ней, она набила карманы рыбой, такой тухлой, что ее не тронули бы и кошки. Где бы она ни шла, люди разбегались с ее пути. Дети бросали в нее комья грязи и кричали ей, чтобы она не подходила к ним.
Она пробовала держаться в стороне от дорог, но по полям и лесам с густым подлеском было трудно идти. В конце первой недели два рыцаря Джона Хедли остановили ее и стали задавать ей вопросы, но страх Мег был таким натуральным, а ее мольба о пощаде такой страстной, что им не удалось от нее ничего добиться. Ее слезных причитаний в сочетании с запахом, который исходил от нее, было достаточно, чтобы их затошнило. Они оставили ее, бормоча, что она сумасшедшая.
Из-за того, что ее омерзительность заставляла людей держаться подальше от нее, ей было трудно добывать себе пищу. Последние три дня своего путешествия Мег провела вовсе без еды.
Когда в конце концов, после почти месячного отсутствия, она добралась до дома и увидела свою любимую ферму, она свалилась на пороге.
Первым ее увидел Уилл. Он прибежал из коровника, подхватил ее на руки и внес в дом.
— Ты надорвешь спину, — еле шевеля губами, прошептала Мег.
— Ты такая же легкая, как в тот день, когда мы поженились, — сказал он. Его голос дрогнул — в нем прорывались слезы, которые он пытался скрыть.
— От меня воняет, — прошептала она.
— Ты пахнешь розами, и больше ничем, — сказал он, осторожно укладывая ее на кровать.
Никто в семье не спросил Мег, где она была. Все были слишком рады ее возвращению, чтобы задавать вопросы. Калли по просьбе Талиса придумала сказку про то, как Мег похитили цыгане, но благодаря поистине героическому характеру и исключительной мудрости она смогла убежать и вернуться в свою семью.
Хотя Мег никогда никому не сказала правды, после своего путешествия она стала другой. Не всегда придавая значение словам Уилла, она в то же время стала прислушиваться к тому, что муж не говорил. Теперь она знала, что ему известно об опасности, нависшей над жизнями детей. Мег уже не была наивной и ничего не знающей женушкой. Не задавая ненужных вопросов, она стала помогать ему оберегать детей от опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63