https://wodolei.ru/catalog/kryshki-bide/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Но до этого было еще далеко, и он был уверен что даже одно поспешное слово, один неосторожный жест могут возродить прежний страх в ее глазах, и она опять замкнется в себе.
Когда она появилась в их общей гостиной в тонком белом платье из муслина, он удивился — и как это он мог вообразить, что она его не привлекала как женщина!
Теперь он понимал — это потому, что ей удалось тогда скрыть от него свою сущность, как он проделывал это сам, когда заставил целое племя свирепых горцев поверить в то, что он факир, перед которым они должны благоговеть.
Он как бы закрывал дверь в свой реальный мир, и точно так же смогла это проделать Квинелла.
Теперь он знал, что она не похожа ни на одну из всех знакомых ему женщин и что он будет бороться за нее, даже если это потребует всей его жизни.
Никогда раньше Рексу Дэвиоту не приходилось завоевывать женщину.
Они всегда сами преследовали его и падали в его объятия даже раньше, чем он был готов ответить им взаимностью.
И он не мог не признать, что завоевание Квинеллы обещало быть не менее захватывающим, чем любая из тех ролей, которые ему приходилось играть в Большой Игре.
Каким-то неуловимым образом он чувствовал, что, хотя Квинелла и не осознавала этого, между ними уже возникло духовное родство, и теперь его задачей было убедить ее, что они должны принадлежать друг другу: это их кармы, божественное предопределение.
Когда она села на свое обычное место у окна, он увидел, что глаза ее светятся, а на губах улыбка.
Они были одни, но, оглянувшись на всякий случай, Квинелла произнесла тихим шепотом:
— Я молилась за то, чтобы ему удалось уйти! А мы когда-нибудь узнаем конец этой истории?
Рекс покачал головой:
— Я не сомневаюсь, что он ушел, но никогда не нужно задавать вопросов.
Она слегка вздохнула:
— Это было так невероятно, и теперь я все время буду бояться за вас.
— За меня?
— Я ведь вполне могла повести себя глупо и не открыть дверь, когда он просил меня сделать это.
Рекс прекрасно понял, что она пытается объяснить ему, и, помедлив, сказал:
— Могу вас успокоить: сейчас, в качестве вице-губернатора, я должен выполнять совершенно другое задание. Правда, после того, что произошло этой ночью, все это может показаться вам довольно скучным и банальнам.
— Я, конечно же, не думаю, что вся жизнь в Индии состоит из этого, — ответила Квинелла, — но мне хотелось бы помогать вам и тоже участвовать в Большой Игре.
Рекс улыбнулся:
— Боюсь, для женщины в вашем положении это совершенно невозможно. Правда, иногда все-таки приходится нам помогать — как это случилось с вами прошлой ночью.
— Расскажите мне про Большую Игру, — попросила она. — Теперь, когда я увидела, как это опасно, я понимаю, что под этим таким типично британским названием скрывается что-то гораздо более серьезное, чем просто игра.
— Это верно, — ответил Рекс.
Тихим голосом он стал рассказывать ей о соперничестве англичан и русских в Центральной Азии и о шпионаже, возникшем на этой почве.
На самом деле он не рассказывал Квинелле ничего сверх того, что было известно не только большинству старших армейских офицеров, но, к сожалению, и многим совершенно посторонним лицам.
Тем не менее благодаря своему живому воображению Квинелла поняла, что люди, которых специально вербовали, тренировали и обучали, как в случае необходимости следует распорядиться своей жизнью, были необходимы для защиты Индии и для мира на Востоке.
Когда Рекс впервые попал на северо-западную границу, он обнаружил, что Большая Игра охватывает всю огромную территорию Индии и в ее сети вовлечены не только англичане, но и многие, многие индийцы.
В книге, хранящейся под замком в Отделе отчетов по Индии, есть список номеров: шифры самых разных людей и секретных сведений, против которых, в случае неожиданного разоблачения, часто оказывались бессильными русские или другие шпионы. Обычно номер Р.32 не имел представления, кто такой М.14, с которым он был в постоянной связи, точно так же, как Д.7 ничего не знал о номере Г.12. Но всегда был кто-то, к кому они могли обратиться в случае самой крайней необходимости — в минуты отчаянной опасности, как это случилось в прошлую ночь с номером Е.17, — и тот приходил к ним на помощь. Рекс и понятия не имел, откуда номер Е.17 смог установить его личность. Он был уверен, что никогда раньше не встречался с этим человеком и едва ли увидится с ним когда-нибудь еще.
Но сам факт, что агент рассчитывал на его помощь, говорил о том, что в будущем ему следует быть более осмотрительным, чем прежде.
Сэр Теренс был совершенно прав, когда уговаривал его на какое-то время покинуть Северо-Запад и другие места, где он так успешно поработал.
Рекс проговорил с Квинеллой до самого ленча — слуга внес свежую еду, полученную на станции, где они сейчас стояли и откуда доносился привычный шум вокзальной суеты. И Квинелла встала, подошла к окну на другой стороне вагона и подняла штору.
Она смотрела в окно, и Рекс понимал, что сейчас она смотрит на толпу совершенно иначе, чем раньше, — как бы под другим углом зрения.
Кто же из этих толкающихся, орущих людей, нагруженных багажом или прижимающих к себе плачущих младенцев, был вовлечен в тайные интриги, где считалось обычным бросить на обочине дороги убитого или замучить до смерти человека из-за сведений, которые он не хотел выдавать?
Она стояла у окна вполоборота к Рексу. Он увидел мягкую линию ее груди, стройный стан и безупречные, почти греческие черты ее лица на фоне калейдоскопа яркой движущейся толпы за окном, и снова кровь бросилась ему в голову, а сердце бешено заколотилось в груди.
Рекс заставил себя отвернуться и стал смотреть в окно напротив. Интересно, долго ли еще сможет он играть эту выбранную им роль?
Удастся ли ему и дальше изображать безразличие и безукоризненную вежливость — ведь он питает к Квинелле совсем другие чувства!
«Если у меня хватило ума и сил, чтобы расстроить все честолюбивые замыслы и самые изощренные планы русских, — думал он, — то неужели я не смогу внушить любовь молодой женщине? »
Но Квинелла была весьма необычной молодой женщиной!
И тут, как это бывало у него всегда в минуты растерянности и неуверенности в себе, он увидел перед своим мысленным взором двух золотых орлов, парящих в небе над Наини-Таль.
Он видел их так ясно, будто сам летел туда, в небо, чтобы соединиться с ними. Они парили неподвижно, а потом со скоростью пули и с неподражаемой грацией упали вниз, в залитую солнцем долину.
Теперь Рекс уверился, что обрел необходимую ему силу.
Они добрались наконец до Лакхнау. Квинелла была поражена красотой страны, по которой они проехали: кругом были голубые поля цветущего льна, желтой горчицы, а вдали, до самого горизонта, заросли сахарного тростника.
У подножия горных цепей, увенчанных снежными вершинами, тянулись тропические джунгли и топкие наносные равнины.
Ей нравилось смотреть на странные горизонтальные полоски дыма, тянущиеся над деревнями на закате солнца, на коров, медленно бредущих домой в клубах бледно-золотой пыли.
И вот теперь она увидела город, который должен был стать ее родным домом.
Рекс уже рассказывал ей, что город Лакхнау первоначально был столицей королей Удх. Это был город, где соседствовали нищета и великолепие, город удовольствий, порока и место любовных встреч, куда стекались искатели приключений со всей Азии.
Поэтому Квинелла уже ожидала чего-то необыкновенного, но она не могла себе представить и половины тех чудес, что предстали ее взору.
Лакхнау славился лучшими розами во всей Индии, а также лучшими профессиональными танцовщицами.
Но первое, что увидела Квинелла, — это бесконечный лабиринт грязных лачужек и улицы, запруженные людьми всех сословий и оттенков кожи. Там можно было встретить даже диких зверей — например, тигров на цепи.
Были там дворцы, мечети и надгробия, всякие дешевые архитектурные фантазии и, конечно же, комплекс правительственных зданий, расположенных на вершине холма и окруженных широким кольцом деревьев, что выглядело очень по-английски. Старую резиденцию, выдержавшую ужасную осаду во время восстания сипаев, восстанавливать уже не стали.
Это было почти полностью разрушенное здание — без крыши, испещренное бесчисленными вмятинами от ядер и пуль. В нем тогда были убиты две тысячи укрывавшихся там женщин и детей европейского происхождения. На эти развалины никто не мог смотреть без содрогания, и их оставили как памятник британской доблести.
В жаркие июньские дни 1857 года почти пять тысяч человек находились в этом практически незащищенном лагере. Таким ожесточенным и непрерывным был огонь тяжелых пушек и бесчисленных мушкетов, стрелявших из соседних домов, что здание резиденции местами обвалилось.
Но те, кто выжил, выдержали еще восемьдесят семь дней жары, болезней, мух, лишений и вражеских атак, пока двадцать пятого, сентября их не освободил сэр Генри Хейвлок.
После мятежа главный комиссар поселился в доме в северо-восточной части города, известном как Хайат-Бакш-Котхи, или «Дом, дарующий жизнь».
Название звучало несколько иронически, так как изначально дом служил пороховым складом.
Британцам времен восстания сипаев этот дом был известен просто как «Бунгало-где-играют-в-карты».
Поскольку дом располагался в очень удобном месте, то он просто расширялся и перестраивался каждым последующим губернатором.
Тростниковые крыши были снесены, надстроены верхние этажи, добавлены веранды, и сейчас «Бунгало-где-играют-в-карты» превратилось в большой, удобный и красивый Дом правительства.
Новые кухни, бальный зал и порт-кошер (Крытые въездные ворота для кареты или коляски) сделали его очень внушительным, и Квинелла восхищалась большими величественными комнатами, стенами, украшенными белыми панелями, и мраморными полами.
Особый ее восторг вызвала каминная доска в восточном стиле, обнаруженная в одной из гостиных — она была сделана из камня, и на ней были высечены изображения хризантем, русалок и рыб.
Но прежде чем Квинелла успела обойти весь дом, ей и Рексу была устроена официальная церемония встречи и возведения его в должность в бальном зале. Главный судья и другие высокие лица города собрались в конце зала, а на галерее играл полковой оркестр.
Квинелла и Рекс вошли в зал под торжественные звуки фанфар, и Рекс сел в золотое кресло, заняв, таким образом, официально свой высокий государственный пост,
Когда церемония была окончена и с улицы донесся оглушительный гром салюта из семнадцати орудий, он и Квинелла под звуки марша «Звезда Индии» проследовали по красному ковру во главе всех собравшихся в соседнюю комнату, где их уже ждали закуски и шампанское.
Но больше всего Квинеллу поразили сады.
Она, конечно, предполагала, что в Лакхнау она увидит цветы, но не ожидала такого изобилия, такой потрясающей красоты и такого богатства форм и красок.
Когда она впервые попала на базар, у нее просто глаза разбежались от обилия товаров: разноцветные сари, золотая и серебряная парча, керамика, глиняные фигурки, причудливые кальяны… Все это так завораживало ее, что она приходила туда снова и снова.
Но для этого нужно было заставить себя оторваться от кустов благоухающих роз, от оранжево-красных цветов дерева асока, наполняющих воздух неповторимым ароматом, — эти яркие, даже несколько кричащие цветы использовались здесь для украшения храмов.
Газоны пропалывались и поливались целой армией садовников, а огромное количество разнообразных цветущих кустарников и деревьев приводило Квинеллу в полнейший восторг. Она могла часами смотреть на них, признаваясь себе в том, что никогда не сможет до конца насладиться их совершенной красотой.
А Рекс обнаружил в саду совсем другой цветок.
Европейские женщины всегда сажали в Индии привычные для Англии цветы, напоминающие им о доме: анютины глазки, астры, флоксы, настурции, бархатцы — но все они как-то неохотно росли в Индии.
Они всегда выглядели какими-то хилыми и болезненными, будто им тяжко было противостоять пышности и изобилию своих собратьев, для которых эта местность была родной.
Но англичанки упорно продолжали сажать их, и в садах Лакхнау часто можно было встретить маргаритки, астры и нарциссы, привезенные сюда леди Хайел, женой последнего губернатора, или леди Купер, ее предшественницей.
И неожиданно среди этих цветов Рекс обнаружил куст тигровых лилий.
Один Бог знает, как вообще могли оказаться здесь эти выходцы из Южной Америки, если в Англию-то они попали только в начале девятнадцатого столетия.
Но это были они: огненно-красные, дерзкие чужестранки — их оранжевые лепестки в черных крапинках живо напомнили Рексу о том, какие чувства он испытал, впервые увидев Квинеллу, и что может скрываться под холодной, снежной белизной ее сдержанности.
Обнаружив лилии, он долго стоял над ними в молчаливом раздумье.
Пробудится ли когда-нибудь в Квинелле то чувство, которое Китти Барнстэпл так точно назвала «огнем любви»?
Он видел, как ее ум стремится к вершинам знаний и как она инстинктивно пытается постичь глубочайшие истины, которые, он был в этом убежден, необходимы для совершенствования души.
Но в женщине, как в боге Кришне, Рекс прежде всего видел воплощение единства любви духовной, божественной и любви земной, человеческой.
Настанет ли тот счастливый миг, когда они с Квинеллой почувствуют наконец восторг любви — как люди и как боги?
Он боялся ответить себе на этот вопрос. Но, вернувшись домой, приказал срезать несколько тигровых лилий и поставить в вазе на столе в своем рабочем кабинете.
Квинелла вскоре поняла, что увидеться с Рексом в Лакхнау гораздо труднее, чем она предполагала.
Когда они плыли на корабле, они постоянно были вместе, когда они ехали в поезде, она всегда имела возможность поговорить с ним.
Но здесь, в Доме правительства, все время находились какие-то люди, которых нужно было принимать и развлекать. Постоянно в доме присутствовали многочисленные адъютанты, а слуг было так много, что Квинелла оставила попытку пересчитать их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19


А-П

П-Я