Она с трудом вымолвила последнее слово, будто испытывала неловкость, открывая истину. Затем продолжила:— Она все время говорит, что желала бы избавиться от меня… Но сама не дает мне никуда пойти… а если в дом приходит какой-нибудь джентльмен, она не позволяет мне говорить с ним… По-моему, она просто хочет сама снова выйти замуж.— Но должны же быть у вас другие родственники, с которыми вы могли бы жить? — предположил маркиз.— Да, — ответила Ола, — я даже говорила ей об этом, но мачеха отказалась обсуждать мой переезд, поскольку боится, что я заберу с собой мои деньги.Она вновь глубоко вздохнула.— Мои деньги — причина всех бед и с моей мачехой, и с моим… кузеном… он сейчас наверху.Она взглянула вверх, и маркиз заметил легкую дрожь, пробежавшую по ее телу.— С вашим кузеном? — спросил он. — А он здесь при чем?— Я была в отчаянии… в абсолютном отчаянии от того, как моя мачеха… обращалась со мной. Вы не можете представить себе, что это такое — жить в атмосфере постоянной ненависти и придирок.— Можно представить, — ответил маркиз. — Продолжайте!— Я решила, что у меня только один выход: вернуться в монастырь близ Парижа, где я училась, и стать монахиней или же — как часто твердит моя мачеха — стать кокоткой!Маркиз испуганно вздрогнул.— Кем-кем? — спросил он. — Вы знаете, что это означает?— Я не знаю… точно, что она имела в виду, — призналась Ола, — но она говорила это тысячу раз: «С такими волосами, как у тебя, тебе надо быть кокоткой, и это все, на что ты пригодна!»Как бы желая продемонстрировать свои слова, она отбросила назад капюшон плаща, которого не снимала с тех пор, как вошла в гостиницу.Пламя огня, казалось, внезапно переметнулось из камина на кресло напротив маркиза.Он видел немало рыжеволосых женщин, но ни у одной из них волосы не блестели столь живым, ярким цветом и не были столь прекрасными, как у этой девушки, Поскольку волосы долго были под меховым капюшоном, они вначале выглядели гладко приглаженными к ее маленькой головке.Но когда она расстегнула накидку, сбросила ее на спинку кресла и пробежалась пальцами по волосам, они будто ожили.Пышные локоны переливались от света огня, и их ясный насыщенный цвет оттенял ее кожу, отчего она казалась почти ослепительно белой, «Неудивительно, — подумал он, — что любая женщина, особенно мачеха, хотела бы избавиться от такой возможной соперницы, которая не просто необычайно красивая, но захватывающе эффектная!»Маркиз почувствовал, что Ола ждет его совета, и сухо сказал:— Я бы не рекомендовал вам становиться ни той ни другой, Вам надо подумать о чем-либо ином.— Я все думаю и думаю об этом, — ответила Ола, — но что я могу предпринять, если мачеха не даст мне денег и не позволит мне жить без нее?— Да, это будет трудно.— У меня сплошные трудности! — резко возразила она. — Уверяю вас, что я не намерена заняться глупостями; просто я поживу с монахинями, чтобы обсудить мое будущее с матерью-настоятельницей, которая всегда была очень добра ко мне.Помолчав, она добавила:— Может быть, мне следует постричься в монахини. По крайней мере это избавит меня от преследований и гонений, которым я подвергалась в последние годы.— Я удивляюсь вашему малодушию.Ола выпрямилась в кресле, точно маркиз уколол ее не только своими словами, но и, как ей показалось, презрительным высокомерием, которое она услышала в его голосе.— Вам хорошо говорить, — ответила она. — Вы не имеете представления, что чувствуешь, когда тебя шлепают и щиплют, а порой и бьют, когда у мачехи в руках оказывается хлыст.Она глубоко вдохнула, прежде чем продолжить:— Слугам не разрешалось принимать от меня заказы или приносить мне еду, когда она наказывала меня голодом. Когда же в доме были гости, меня отсылали в мою спальню, а если приходили мамины прежние друзья, то меня запирали, чтобы я не могла пожаловаться им.Ола печально вздохнула.— Я пыталась сопротивляться ей, я два года пыталась отстаивать свои права, и теперь единственный способ сохранить свой рассудок — это бежать от нее.— Итак, вы решили уехать во Францию, — сказал маркиз. — А как тут вмешался ваш сопровождающий?Он увидел, как сжались губы Ольг, и совершенно другим голосом она ответила:— Он повел себя самым презренным и подлым образом!Я не могла поверить, что мужчина может проявить столько неблагородства и предательства!— Что же он сделал?— Он — мой кузен, но я всегда думала, что, несмотря на свой возраст, он доброжелательно относится ко мне. Когда он приехал погостить к мачехе, которой, как я думала, он нравится, я оставила в его спальне записку с просьбой встретиться со мной наедине, и он согласился, Она взглянула на маркиза и, убедившись, что он слушает, продолжала:— Он дал знать об этом кивком головы, когда спускался к ужину. Когда меня пораньше отослали в спальню, чтобы мачеха могла побеседовать с ним, мне удалось перебраться с моего балкона к нему в соседнюю комнату. Это было опасно, но я справилась.— Он удивился?— Он знал, что я приду, но ему не было известно, что меня запирали на ночь в моей комнате.Маркиз был явно удивлен, и Ола с едким сарказмом сказала:— Это делалось для того, чтобы я не могла узнать намерений мачехи, когда у нее гостили друзья. Напрасно она так беспокоилась и хлопотала. Меня вовсе не интересовали ее дела. Я лишь… ненавидела ее!— Судя по цвету ваших волос, вы чрезмерно эмоциональны! — заметил маркиз.— Еще одно слово о моих волосах от вас или от кого-либо еще, — отрезала Ола, — и я либо состригу их, либо перекрашу!Она была похожа на маленького тигренка, рычащего на него, и маркиз невольно рассмеялся.— Извиняюсь, мисс Милфорд. Продолжайте ваш рассказ.— Я поведала Жилю… так зовут моего кузена… о моем .затруднительном положении… и, к моей радости, он сказал, что возьмет меня в Париж и доставит в монастырь, куда я хотела попасть.— И вы поверили ему?— Я заставила его поклясться всем святым для него, что он не выдаст меня мачехе. И он добросовестно выполнял мой план.— Так что же произошло? — спросил маркиз.— Он уехал от мачехи вчера, но вместо того, чтобы отправиться в Лондон, как он сказал ей, он остановился в почтовой гостинице недалеко от нашего дома.Ола тихо вздохнула.— Мне пришлось довериться ему. Не было никого другого, кто взялся бы помочь мне.— И что же дальше?— Я выскользнула из дома на рассвете, подкупив заранее одного из садовников, который всегда был привязан к папе, чтобы он вошел в дом до того, как поднимется прислуга, и забрал чемодан, который я упаковала и оставила в моей спальне!На ее губах появилась улыбка, когда она продолжала:— Все оказалось легче, чем я ожидала, потому что, когда я спустилась по лестнице, чтобы впустить его, там никого не было, вопреки моим опасениям.— Ни сторожа, ни дежурного лакея в холле? — поинтересовался маркиз.— Они все были на другой стороне дома.— Итак, вы убежали со своим багажом, — сказал маркиз. — Какая женщина устоит, чтобы не позаботиться о своем внешнем виде, даже в самой отчаянной ситуации?— Я уже говорила вам, — ответила Ола, — что у меня не было денег. Было бы глупо тратить на одежду то, что я могла получить от продажи драгоценностей моей матушки.— У вас есть драгоценности?— Пожалуй, с моей стороны было неосторожным упоминать о них, когда я намерена путешествовать одна, — ответила Ола, — но они мое единственное спасение от голода!— Обещаю вам, что не выкраду их!— Я знаю, — сказала презрительно Ола. — Но я была достаточно глупа, чтобы довериться Жилю, и теперь я никогда не поверю мужчине вновь… никогда… никогда… даже вам!Маркиз не мог удержаться от улыбки, слыша злость в ее голосе. Ее глаза, которые он видел в свете огня, были зелеными и в них, казалось, сверкали проблески стали.— Мне интересно узнать, — сказал он, — что столь предосудительного совершил ваш кузен Жиль.— Он помог мне убежать и затем, на полпути до Дувра, он… сообщил мне, что… намерен… жениться на мне!Маркиз рассмеялся.— Вы должны были это предвидеть, вы же так богаты.— Но Жиль стар! Ему уже немало лет, и поскольку он всегда был холостяком, как могла я… представить, что он захочет… жениться на мне?Она подумала, что маркиз опять объяснит поведение Жиля ее деньгами, поэтому продолжила:— Жиль сказал мне: «Когда мы поженимся, я буду рад управлять вашими делами, но, поскольку я нахожу вас чрезвычайно привлекательной, Ола, я буду испытывать такую же радость от женитьбы на вас».— И каков же был ваш ответ? — спросил маркиз.— Я сказала ему, что скорее умру, чем выйду за него, и что раз он предлагает мне подобное, то является предательской свиньей, Иудой, которому мне не следовало бы доверяться.— Сильные слова! — сказал, смеясь, маркиз.— Вам это кажется смешным, — воскликнула Ола, — но я поняла тогда, что мне теперь надо бежать не только от моей мачехи… но и от Жиля!Она набралась с духом, чтобы продолжить неприятный ей рассказ:— В нем было что-то… пугающее меня… и не только то, что он намеревался прибрать к рукам мое наследство… но и то, как он глядел на меня, когда мы остановились на обед.Она взглянула поверх коврика перед камином на маркиза и продолжала:— Вы, наверное, думаете, что, будь я чуть поумнее, я убежала бы от него тогда же, но мы были в маленькой почтовой гостинице, и за обедом не было никаких проезжающих, кроме нас. Если бы я попыталась убежать, Жиль легко бы мог настигнуть меня, да мне и трудно было бы бежать с моими драгоценностями.И она взглянула на кейс, стоявший возле ее кресла.— Я вас не осуждаю, — мягко сказал маркиз.— Вначале, приехав сюда, я собиралась сесть на обычное судно, курсирующее через пролив, и добраться до Франции, продолжала Ола, — но теперь, чтобы укрыться от кузена, я должна нанять другое судно.— Почему он не женился на вас в Англии?— Он думал об этом, — отвечала Ола, — но боялся, что возникнут трудности с тем, что у него не было разрешения моей опекунши. Он сказал мне, что хочет выдать себя за моего опекуна, и если он не поскупится, то французы окажутся более сговорчивыми, чем английский священник, и проведут свадебную церемонию.— Ваш кузен все тщательно продумал! — заметил маркиз.— Только ради своей собственной выгоды, и я ненавижу его! Жаль, что несчастный случай… не убил его!Дверь гостиницы открылась, и появился Джо.— Сожалею, леди, но я нашел доктора в «Короне и якоре», да он не в таком состоянии, чтобы прийти сюда сегодня. Я поручил его дружкам передать ему, чтобы он прибыл сюда рано утром, как только протрезвеет.— Спасибо, Джо, — ответила Ола. — Я очень благодарна вам.Она поняла, что Джо ждет обещанной ему награды.Ола быстро вынула маленький кошелек из внутреннего кармана своего плаща, лежавшего на спинке кресла.Однако прежде чем она успела открыть его, маркиз бросил в сторону Джо золотую монетку, которую тот ловко поймал, — Благодарю вас, сэр! — сказал он, широко улыбаясь. — Я пойду наверх посмотреть, что с больным. Хозяин сказал, что присмотрит за ним, пока я хожу за доктором.Он скрылся за внутренней дверью, и Ола посмотрела на маркиза.— Может быть, мы отправимся… сейчас же? — спросила она.— Я еще не сказал, что возьму вас с собой.— Но ведь вы возьмете… пожалуйста… скажите, что возьмете! Вы можете оставить меня в Кале, и я сама отправлюсь оттуда в Париж.— Одна?— Меня некому сопровождать, разве что… Жиль поправится.Одна лишь мысль об этом заставила ее в страхе взглянуть на потолок, будто ожидая услышать оттуда его голос.— Только не это… он вознамерился… твердо вознамерился… жениться на мне!— Вы можете обратиться в городской магистрат и попросить его вернуть вас вашей мачехе.— Как вы можете предлагать такое, когда я рассказала вам, насколько она ненавидит меня? — спросила Ола. — Нет… я доберусь до Парижа, даже если мне придется купить лодку и грести самой через пролив!Она вздохнула и раздраженно добавила:— О, почему Англия — на острове?Маркиз улыбнулся.— Это сослужило нам добрую службу, когда Наполеон хотел оккупировать нас!— Это было давным-давно, и если бы не море между нами и Францией, я могла бы отправиться в Париж верхом или поехать в дилижансе, хотя, по-моему, он очень неудобен. Я часто видела его, когда была в монастыре.— Мне кажется, оба способа путешествия не особенно приятны, — сухо заметил маркиз.— Я отправилась не наслаждаться путешествием, — запальчиво возразила Ола. — Вы, кажется, не понимаете, что я бегу от несчастной жизни, и вы, должно быть, очень бесчувственны, если не можете понять моих страданий.— Между прочим, в настоящее время я озабочен своими страданиями, — заметил маркиз.— И каковы же они? Вы проигрались в карты? Или потерпели крушение в любви? Это не согласуется с вашей репутацией, господин маркиз!Она сказала все это с сарказмом и поразилась, как гаев исказил лицо маркиза.— Вы впредь будете сохранять учтивость, — резко сказал он, — или я оставлю вас здесь саму разбираться с вашими проблемами, и это с моей стороны было бы гораздо разумнее!Ола умоляюще сжала руки.— Извините… пожалуйста, простите меня… да, я нагрубила… я не должна была говорить так. Пожалуйста… пожалуйста… помогите мне! Если вы откажетесь, я… брошусь в воду. Вряд ли кто-нибудь заметит это, и меня обнаружат утром, плавающей в море!Ола говорила в таком трагическом тоне, что маркиз, несмотря на свой гнев, невольно рассмеялся. Затем он сказал:— Я принимаю ваши извинения, но в будущем вам придется полагаться на меня, поэтому сдерживайте ваш язычок и ваше воображение, иначе я вынужден буду предоставить вас вашей судьбе!— Пожалуйста… не делайте этого!— Как человек разумный, я именно так и должен поступить. Меня вовсе не интересует, за кого вы выйдете или не выйдете замуж, у меня тревожное предчувствие, и по здравому смыслу мне следует отослать вас обратно к вашей мачехе!— Но вы не сделаете этого, — тихо сказала Ола.— Я не могу придумать, как поступить иначе.— Я скажу вам, — робко произнесла Ола. — Вы доставите меня в Кале на вашей… яхте. Ведь этот туман скоро рассеется?И она поднялась, чтобы пойти к двери и выглянуть наружу.В этот момент послышались тяжелые шаги на лестнице, и к ним спустился владелец гостиницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16