Потом кто-то один предположил — знаете, осторожненько так, ни за что не ручаясь — предположил: а может, именно странный горожанин и вынудил «этого» совершить самоубийство. Выходит, практически убил. А значит, сам достоин смерти.И все отправились на поиски того обитателя. Искали долго, но так и не нашли. Мне надоело оставаться в городе, все равно ведь он был не мой — и я ушел…Когда ворота позади захлопнулись, я неожиданно увидел прямо перед собой живое создание. Не стану его описывать, потому что все равно не смогу передать того скрытого могущества и той разрушающей силы, которые были в нем, которыми был он.Поглядев на меня (так смотрят на песчинку, попавшую в глаз), создание спросило: «Ну как, он уже совершил ошибку?» «Кто?» — не понял я.«Строитель, кто же еще, — ответило оно. — Впрочем, откуда тебе знать. Ступай куда шел и постарайся забыть обо мне до той поры, пока мы не встретимся снова».И оно прошло сквозь стену прямо в город.8. Разумеется, я не смог его забыть. И не забуду, наверное, до самого последнего дня в моей жизни. Тем более, что мне кажется, именно тогда мы с ним встретимся опять.9. Вот так я единственный раз слышал о Строителях. Насколько я понимаю, вы один из них. Может быть, расскажете о себе?.. ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС. 10. — Может быть, расскажете о себе?.. — робко спросило манекеноподобное создание.Он задумался. «Рассказать? Почему нет?» И открыл рот… но — ни слова. Словно пересохший фонтан, он шевелил губами, словно пересохший фонтан — давился сухим воздухом; слов не было.Создание ждало, участливо наблюдая за потугами человека. Но — показалось или на самом деле? — сидевший за дырами-глазами отпустил рычажки управления и злорадно потирал тоненькие волосатые ручонки.«Ну что же ты?/А что, приятель? В чем, собственно, дело? У тебя целый гардеробище воспоминаний — примеряй любое. Почему бунтуем?/ Но я… я помню только то, что происходило в городе…/Верно. Но и это — немало, ведь так? Вот и довольствуйся…/ Заткнись!Я должен вспомнить!../Уже не вспомнишь, даже не старайся. Да и было ли с тобой что-нибудь «до города». Спроси-вон у манекена, положено ли обитателям помнить о своей загродной жизни. Спроси-спроси, — и он тебе ответит, что…/»— Что бы ты хотел услышать обо мне?Существо шевельнуло плечами:— Не знаю. Побольше всего.— Тогда я расскажу, откуда у меня появился этот меч.«/Ну да, конечно, — ты ведь не помнишь ничего друго…/ Вспомню!/Как же, вспомнишь — если забыл даже то…/ Вспомню!…Обещаю. Но — не сейчас». ЧЕЛОВЕК. ВОСПОМИНАНИЯ. 11. …поежился, сунул руки в карманы и, насвистывая старенький мотивчик, отправился на поиски сада.12. Чуть позже, когда снова настало Время Врат, человек впервые увидел, как растет город, за счет чего.Он шагал по опустевшим улицам и вдруг увидел Обитателя.На сей раз они больше напоминали людей, а не дурацкие ящики на колесиках, вот только — безголовых людей. У Обитателей в самом прямом смысле не было головы; тело заканчивалось широкими плечами, выше которых — пустота. Глаза же и рот располагались у этих созданий в районе живота, что, вероятно, имело определенные преимущества. Например, чтобы попасть в желудок, пище не нужно было преодолевать долгий путь сверху вниз — она сразу оказывалась там, где ей и полагалось быть. К тому же, оснащенные гибкими подвижными губами, рты Обитателей, словно руки, могли ощупывать пространство перед собой и безошибочно определять, съедобен ли попавшийся им предмет. Это великолепное физиологическое решение устраняло то звено в эволюции, через которое, кстати, проходят и люди. Какому человечьему ребенку не приходилось в детстве слышать: «Не суй в рот что попало! Тем более, грязными руками! У тебя же будет болеть живот!» А так — отпадала необходимость в чистых вспомогательных конечностях — губы сами подхватывали все, что попадалось им на пути, а широкий мокрый язык деловито обследовал образец и выносил вердикт. Чаще всего находка расценивалась как съедобная и перекочевывала в желудок, уже на пороге приветствовавший гостью радушным урчанием.Поначалу человек боялся, что станет одной из закусок какого-нибудь Обитателя, но со временем выяснилась вся необоснованность подобных подозрений. Нет, безголовые отнюдь не сторонились его; из-за того что глаза у них располагались в районе пупка, обитатели не могли вовремя сориентироваться и часто наталкивались не только на человека, но и друг на друга. При этом они злились, словно маленькие дети, пронзительно повизгивали, норовили толкнуть обидчика плечами и выделяли изо рта липкую теплую жидкость неопределенного цвета. Но когда соображали, что перед ними находится не сородич, а человек — испуганно замолкали и убегали прочь.За те несколько дней, в течение которых в городе жили безголовые, весь мусор с улиц исчез. Они пожирали все подряд, один раз человек видел как огромный, откормленный обитатель ухватил маленького и сунул себе в рот — через пару минут жертва уже полностью исчезла в чудовищной пасти.«Похоже, они растут. Когда появились, они ведь были намного меньше. Интересно, что произойдет, когда безголовые начнут пожирать дома?» Но до этого дело не дошло.13. На время обитания безголовых сад приобрел странный вид (ну, он и раньше-то выглядел странно, но теперь…). Деревья стали невысокими и искривленными, как будто некий великан брал каждое из них за верхушку и закручивал в спираль, — и вот теперь они стояли, словно выжатые порции мокрого белья, растущие прямо из земли. Однако же не деревья придавали саду сходство с бредовыми видениями тяжелобольного — не деревья, а ограда. Нет, это был не забор, и даже не колючая проволока с мятыми красными флажками, наколотыми через определенные промежутки, — зеркала. В рост человека, в массивных фигурных оправах; безжалостно правдивые. Когда смотришь в них, казалось, видишь даже то, чего невооруженным глазом не разглядеть: глубокие морщинки на лице (а ведь, кажется, не было), дыра в кармане (а зашить — никак), неуклюжая черная щетина (побриться бы), картонная пустота неба (раньше… нет, замечал, но чтобы до такой степени…).Обитатели боялись зеркал. Вероятно, именно поэтому те и ограждали сад от безголовых. Ни камень, ни дерево не стали бы для этих существ сколько-нибудь значительной преградой — их бы попросту сожрали, а потом принялись за деревья.В сплошной стене зеркал имелось несколько проходов. Человек забирался сюда, протискиваясь меж холодящих оправ с цветами, зверьми и звездами, мыл в ручье одежду, измазанную слюной безголовых, и совершал прочие процедуры. Потом покидал сад и возвращался в комнатку под фонтаном.Так прошло несколько дней.14. На сей раз Преображение застало его в саду.Он уже поел, помылся и как раз собирался выйти, когда обнаружил, что проходы между зеркалами сузились. «Нет, конечно, сегодня у меня отменный аппетит, но не настолько же…» Несколько попыток протиснуться между оправами подтверждали наблюдение, но никак не объясняли случившегося.«/Впрочем, тебе ли привыкать к чудесам?/» Однако даже больше, чем увеличившаяся сплоченность среди зеркальных рядов, настораживало другое: поведение безголовых. Суетливо, отчаянно визжа и толкаясь, они убегали куда-то к стенам города. Некая неведомая сила напугала их до смерти, и Обитатели, похоже, обезумели: часто натыкались один на другого, а наткнувшись — застывали на месте, растерянно моргали глазенками и пускали слюни. В такие моменты безголовые напоминали перешептывающихся революционеров-заговорщиков.Две-три группки Обитателей стояли сейчас в пределах видимости человека. Неспособный сбежать из сада, он прислонился к ледяной зеркальной раме (острый луч металлической звезды больно упирался в лоб) и наблюдал. Казалось, происходит что-то очень важно, такое, что просто нельзя пропустить.Он наблюдал. Не отводя глаз ни на миг. Затаив дыхание.С каждой секундой напряжение возрастало, с каждым ударом сердца вероятность неизвестно чего становилась больше. Он настолько остро почувствовал это, что даже старался удержать открытыми веки — они, как и следовало ожидать, от подобных попыток закапризничали, потом — разъярились и вовсю норовили захлопнуться. Он не позволял — и глаза ни на мгновение не закрылись.Видел все. Не верил, но видел. Видел, как побледнели и размылись силуэты безголовых, как слились на мгновение в какой-то бесформенный ком материи, а затем — словно вылепленные умелой рукой мастера — превратились в дома.Видел — и слышал, как визжали они, эти бывшие обитатели, ставшие обителями для новых гостей. Так, наверное, должен визжать грешник, на день выпущенный из ада, а теперь снова туда водворяемый.…Потом зеркала расступились, и человек упал на мостовую; из раны на лбу потекла, сдерживаемая ранее, кровь.15. Вокруг утробно урчало Преображение, поглощая тех безголовых, которые не успели покинуть город. ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС. 16. — А меч? — спросило существо.— Меч? — не понял он. — Ах да, меч. Слушай про меч. ЧЕЛОВЕК. ВОСПОМИНАНИЯ. 17. Картина, свидетелем которой он стал, вызвала у человека огромное потрясение. «На их месте мог быть я./Но почему?../ Непонятно, как все непонятно и зловеще! Но на их месте вполне мог быть я!/Однако же тебя уберегли. В нужный момент не дали выйти из сада. И кормят. Значит, крыса еще требуется хозяину/».Да и куда, в сущности, было ему деваться? Город владел им, вел, диктовал свои условия. Сейчас, например, направлял к Вратам. ГОРОД. БИБЛИОТЕКА. 18. Ты даже не пытался выйти из города. Ты тянул ворот, и створки расходились в стороны, смеясь над тобой, а ты тянул, и клял — себя, невидимые скрежещущие цепи, мертвый песок за Вратами, пустой воздух — и от напряжения (не от обиды, нет) на глазах выступили слезы, и ты позволил им скатиться по щекам: дразнить-щекотать сухую кожу, а потом оборваться вниз и быть затоптанными твоими ногами; и вбивал их в песок, а сам, задирая голову, смотрел на небо за стенами, смотрел и знал, что туда тебе никогда, никогда, никогда…Клацнуло, холодно и безразлично.«Дело сделано, крыса. Ты оправдала надежды экспериментаторов. Ступай в нору, а завтра получишь причитающийся кусок сахара — большой, липкий, с острыми крупинками кирпич, который станешь облизывать, давясь от отвращения к самой себе. Ступай, иначе тебя отведут силой. Ты ведь не хочешь потерять видимось свободы, не так ли? Ступай, зверушка. Ну же?.. ну вот, теперь успокоилась? Беги быстрее».Провел пальцами по щетине, сморгнул и отправился в комнатку. Еще не знал, что наградной кусок сахара встанет поперек горла — да так, что взвоешь от подступившей к сердцу тоски, и закусишь до крови губы, а в ушах будет биться — звонящим телефоном за соседской стеной, к которому никто не подходит — будет сиять единственным неподдельным медяком в куче золотых фальшивок: «Пойми, я все выдержу, все вынесу, все переживу… — в этом моя беда»… ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС. 19. Замолчал. Прикоснулся ладонью к вспотевшей шее.Эта фраза. Он вспомнил о ней — и как будто ударило током… долгим — в смысле, длинным — длинным толстым бревном шарахнуло по голове.— Что-то случилось? — спросило существо.— Нет, все в порядке. Просто в горле пересохло. Ну слушай дальше. ЧЕЛОВЕК. ВОСПОМИНАНИЯ. 20. Утром все переменилось.«Не верю», — сказал он себе. И правильно бы сделал, но — обманывал сам себя. Это вообще свойственно людям.Вокруг стояли небоскребы. Множество небос…Да черт с ними, с небоскребами! Вокруг ходили люди! (Которым свойственно обманывать самих себя). Настоящие люди! Всамделишние, с головами на плечах, с ногами, а не колесиками — люди, люди, много людей!«Я вернулся! Не знаю, как, — но я вернулся!» Он упал на колени и целовал асфальт, родной, черный, вытоптанный тысячами тысяч подошв асфальт, который все сразу расставил по местам (так человеку казалось), который был завершающим мазком в этой великолепной картине нормального города!И портила ее только бездонная тишина — абсолютная, как полет опускающейся на шею секиры.21. О да, люди, пришедшие в город, были настоящими — за одним исключением. Они не имели разума и не могли разговаривать. Один среди немых толп, человек тщетно ходил в поисках потерянного мира. Его здесь не было — того мира, о котором он уже стал постепенно забывать. Только видимость, мираж, насмешка.Город увеличился в размерах (или это только казалось?): стеклянные многоэтажки, стадионы, кинотеатры, магазины, — непонятно, как все это в нем вмещалось. И главное — зачем? Обитатели (человек не мог называть их людьми, слишком больно, слишком нелепо, слишком… слишком!) Обитатели не покупали еды в магазинах, не ходили в кинотеатры и на стадионы. Вернее, ходить-то ходили, но прийдя, просто вышагивали там — мертвые игрушки с батарейкой а-ля «Дюрасель» внутри. Человек пытался обращаться к ним, хватал за плечи, заглядывал в глаза, — но плечи выскальзывали из его рук, а глаза безвольно демонстрировали то единственное, чем были полны — пустоту. «Ладно, взрослые… но может, дети,» — думал он. Вот только детей в городе отыскать так и не смог. Иногда видел в толпе низенькие ребячьи фигурки, послушно державшиеся ручонками за платья мам, но когда подбегал — никого не находил.Еще в городе появились деревья. Раньше человек видел растения только в саду, теперь же почти на каждой улице из асфальтовой дубленной кожи топорщились гладкие иглы голых стволов. Ни листочка на ветвях, ни цветка. Только однажды он заметил там что-то необычное, подошел, присмотрелся — оказалось, раздетая кукла. Она висела на веревке, которая обхватывала пластмассовую шею, — висела и покачивалась на ветру. Под деревом проходили Обитатели, но ни один не обращал внимания на странный предмет. Они вообще ни на что не обращали внимания: шли, натыкаясь на человека, больно ударяя его в грудь, наступая на ноги, — а он стоял и смотрел. Ему казалось, что на ветке, висит он сам, словно одновременно находится здесь — на мостовой, и там — на дереве: никчемная раздетая разломанная кукла, никуда и ни на что не годная; она не виновата в том, что она такова, но она и не может ничего с этим поделать, и поэтому нелепо висит, задохнувшись в веревочной петле, висит и болтает в воздухе раскоряченными вывернутыми ногами — пустая, пустая кукла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20