номер 4 выше… еще выше… еще… Грохотали лебедки, подымая и опуская шланги. Резиновые лодки сновали по океану, передвигая поплавки. Изредка со дна подымались ледяные осколки, они выскакивали неожиданно с треском и звенели, сталкиваясь друг с другом. Безмятежный покой сонного утра сменился свежим ветром. Жемчужно-молочная гладь стала голубой, потом зеленовато-синей, а у горизонта – почти лиловой. Тяжелые волны начали заметно покачивать ледоплав, иные из них набегали на борт, оставляя на нижней палубе сверкающих рыбок и медуз – полупрозрачные неподвижные комья студня.
– Майна! Майна! Вира помалу! – перекликались рабочие у лебедок.
– Бак № 7 – пустой, – рапортовал старший морозометчик, а главный инженер, прикидывая в уме цифры, выписывал мелом на доске рядом с экраном: «28 тысяч кубических метров» (предполагаемый объем подводной льдины).
Так продолжалось около восьми часов. Изображение крейсера на экране постепенно затянуло пленкой. Где-то на глубине образовалась гигантская льдина, целая ледяная гора, но на поверхности внешне все было неизменно – неподвижный силуэт крейсера на экране и блестящая на солнце пустынная гладь океана.
Конец пришел сразу и неожиданно… изображение на экране дрогнуло и, прежде чем кто-либо успел заметить это движение, профессор Чернов громко крикнул: тревога! Завыла сирена на «Грозном». Все лебедки загрохотали сразу, вытягивая шланги… резиновые лодки бросились врассыпную. Минуту-полторы все еще было спокойно. Затем что-то сверкнуло на солнце. – Держитесь! – крикнул профессор, и в это мгновение гора серо-зеленой воды обрушилась на корму ледоплава. Секунду, другую рубка стояла дыбом, и люди, скользя и цепляясь за поручни, с ужасом смотрели на бушующее море. Затем вода схлынула, ледоплав выпрямился, и пассажиры увидели всплывшую ледяную гору, высотой в двухэтажный дом, и рядом с ней нелепо задранный нос крейсера с обнаженным килем.

7. Новые пути

СЕЙЧАС, когда пишутся эти строки, специальный пароход буксирует поднятое судно на судоремонтный завод. С крейсером пришлось повозиться. Чтобы поставить его корпус в нормальное положение, понадобилось приморозить к корме добавочные глыбы льда. Теперь судно почти целиком покрыто льдом. Льдины словно поплавки поддерживают на волнах пробитый корпус. По последним сведениям буксир уже прошел пролив Лаперуза.
Толя Зайцев вместе с группой морозометчиков путешествует на обледеневшем крейсере. Толя специально выпросил себе эту командировку, он хочет держать экзамены в Заочный Холодильный Техникум.
А профессор Чернов сейчас в Москве, где обсуждаются широкие планы подъема затонувших судов. Новый метод позволяет работать на любой глубине. Вероятно, удастся поставить в строй почти все суда, потопленные фашистами во время Отечественной войны – практически все, которые имеет смысл поднимать и ремонтировать. Историки хотят восстановить реликвии русских побед – поднять английскую эскадру, потопленную у Балаклавы, и шведскую, разгромленную у Гангута. Возможно, будет поднят со дна Чукотского моря легендарный «Челюскин».
И, конечно, выступая на совещаниях с листочком, вырванным из записной книжки, профессор Чернов говорит:
– Я хотел бы, чтобы советские ученые задумались над такими проблемами…


* * *

ТАК заканчивается очерк из советского журнала, который мы с Фредди переводили по приказу Чилла.

Глава 6

ДОЛЖЕН сказать, что эта русская статья чрезвычайно заинтересовала меня и не только, как инженера. Мне показалось, как будто я заглянул в совершенно другой непонятный мне мир. И очень жаль было, что статья так быстро кончилась.
Десятки подробностей бросились мне в глаза, вероятно, незаметных для русского читателя. Что это за фирма финансировала работы экспедиции, сколько она затратила на подъем судна, какой получила доход? Почему не было сказано, богат ли профессор Чернов – при таком обилии работ и патентов у него должны быть чудовищные капиталы. И непонятно, почему он так поддерживает молодых ученых, – ведь он же сам себе создает конкурентов.
Я обратил внимание на биографию молодого токаря. Неужели, действительно, у русских рабочие обучаются в училищах и десятки заводов ищут токарей, даже молодых, еще неопытных. В таком случае можно позавидовать русским. Мой отец был наборщиком и очень хорошим наборщиком. Он 19 лет подряд не был безработным, а это большая редкость у нас. Но прежде чем стать наборщиком, отец несколько лет служил «типографским чертенком» – стирал пыль, мыл полы и бегал в лавочку тридцать раз в день…
Мельком, двумя словами автор сказал, что в России обсуждался вопрос о переделке климата. Что такое переделка климата? Как решаются такие проблемы? Выполняются ли они на практике или только обсуждаются в среде ученых? Очень жаль, что русский журналист не остановился на этом подробнее. Ведь мы так мало знаем, в сущности, о его таинственной стране.
Во время войны нам говорили, что русские добродушные медведи и отличные вояки. Мы с охотой уступали им черную работу – уничтожать фашистов и расчищать нам дорогу в Европу. После войны русские стали в наших газетах кровожадными медведями, злобными врагами всякой культуры… Но вот на моих глазах шеф, «столп западной цивилизации», заставляет меня переводить статью этих «врагов культуры», чтобы узнать о достижениях русского изобретателя – и не о каком-нибудь новом танке и не о новой атомной бомбе, а о самом мирном способе возить грузы и поднимать затонувшие пароходы. Тут было о чем подумать.
Но больше всего я думал о технической идее профессора Чернова, «На песке строить из песка, на глине из глины, на воде – из воды». Какой простор для инженера-строителя! Строить из воды плотины, устои, набережные, причалы и волноломы, мосты и переправы, ледяные аэродромы, плоты и баржи, береговые, плавучие и подводные сооружения сплошь из воды. Не возить каменных плит, не выламывать их, не обтесывать, не укладывать, строить без цемента, без арматуры, без опалубки, без подводных кессонных работ.
В эти дни я узнал, что такое вдохновение. От полудня до шести я бродил по берегу, обжигая подошвы горячим песком, и мысленно выкладывал стены и балки из белых, зеленых и темно-голубых полупрозрачных льдин… Я часами стоял на одном месте, глядя на залитый светом океан и чертил на песке выкладки, вызывая подозрительные взгляды стражников… Мысли теснились в мозгу, вспыхивали и таяли, спорили, опровергая друг друга. Это было творчество, это было рождение идеи, самое глубокое наслаждение, доступное человеку…
Я отлично понимал, что ничего особенно нового я не придумал. Вероятно, профессор Чернов по ту сторону океана мысленно строил те же воздушно-ледяные замки год или два тому назад. Вероятно, и у него тоже были предшественники в свое время… Но замки могут стать явью с тех пор, как в руках у профессора появились баллоны с холодильным составом «твердило». В свою очередь, и я могу строить ледяные сооружения при помощи обыкновенного жидкого воздуха, который в таком изобилии готовил Стоун в корпусе В.
Я жалел, что слишком поверхностно знал гидротехнику. В самом деле, почему мы в колледже сдаем предметы вместо того, чтобы их изучать. Торопимся получить диплом, торопимся зарабатывать, делать дела? Набиваем голову пачками сведений, чтобы предъявить их на экзамене, показать товар лицом, выгодно продать его за отметку и тут же забыть.
Но сейчас я с удовольствием и без спешки сел за книги. Я читал, не торопясь, знакомился с новым делом, извлекал из старых журналов давно забытые идеи, которые сейчас можно было осуществить.


* * *

ВОЗЬМИТЕ, например, идею синего угля. Так называют энергию морских приливов. Дважды в сутки притяжение Луны приподнимает воду в океане в среднем на полметра. Луна совершает необъятную работу. А мы используем ее только в устьях рек, когда вводим суда в порт во время прилива.
В узких и длинных заливах приливы иногда, достигают 10 – 15 метров. Это естественные водохранилища, гидростанции, созданные самой природой. Нужно только перегородить эти заливы мощными плотинами, а в плотинах поставить турбины. Вода будет вращать эти турбины четыре раза в сутки, переливаясь из океана в залив во время прилива и из залива в океан во время отлива.
В Аргентине есть залив Сан-Хозе (на карте он похож на аптекарский пузырек с узким горлышком). Ученые подсчитали, что здесь можно поставить электростанцию мощностью 750 тысяч киловатт. Проект приливной гидростанции в Бристольском заливе в Англии существует уже десятки лет. Он обещает 1 миллион киловатт, не меньше чем знаменитая долина Теннеси.
А таких мест на земном шаре десятки – устья рек в Англии и Франции, норвежские фиорды, заливы в Канаде и в Штатах… Я не сомневаюсь, что профессор Чернов уже проектирует ледяные плотины для русских приливных станций на Крайнем Севере или в Охотском море.
В Европе в свое время с интересом обсуждался проект осушения Северного моря. Море это неглубокое, редко где глубже 100 метров. Две плотины – одна между Англией и Данией длиной около 600 километров и другая в Ла-Манше, где между берегами Англии и Франции не более 30 километров – полностью отгородили бы это море от океана. Затем нужно было бы устроить каналы, чтобы отвести в океан английские, немецкие, голландские и бельгийские реки, впадающие сейчас в Северное море, и выкачать воду (приблизительно 4 тысячи кубических километров), чтобы получить 10 миллионов гектаров превосходной земли, заранее удобренной гниющими водорослями, плодородные поля, где смогут кормиться целые армии таких бездомных горемык, как Джо Миддл или я.
Правда, задача нелегкая. И дело здесь не только в постройке ледяных плотин. Нужно перекачать через плотины целые реки соленой воды – 4 тысячи кубических километров – такое количество воды протекает по Амазонке за год с лишним, а по реке Лаврентия – за 13 лет. Но мне встречались и более остроумные проекты.
Один немец предложил поставить плотины в Гибралтарском проливе, отгородить Средиземное море от океана и превратить его в озеро. В отличие от Северного моря Средиземное не понадобится выкачивать, оно начнет высыхать само. Лет через 50 уровень моря упадет метров на 200, и тогда можно будет поставить в проливе гигантскую гидростанцию мощностью, равную всем современным гидростанциям вместе взятым. Ее энергии хватит, чтобы снабдить все поселки и города на новых берегах обмелевшего моря, а заодно превратить в цветущий сад гиблые пески пустыни Сахары.
С карандашом в руке я рыскал по глобусу, подбирая подходящие объекты для замораживания. Не имеет ли смысл построить пловучие ледяные мосты через Ла-Манш из Англии во Францию, из Европы в Азию через Босфор, или из Аляски в Сибирь через Берингов пролив… Может быть, стоит заморозить наглухо этот пролив, чтобы льды из Арктики не попадали в Тихий океан. Это намного улучшило бы климат нашей Аляски и русской Камчатки. Можно было бы вести эту работу совместно с русскими – на западной половине мы, а с востока – профессор Чернов.
Вот еще одна мысль: Нью-Йорк стоит на одной широте с Мадридом и Неаполем. Но в Неаполе люди годами не видят снега, а у нас от мороза трещат уши. Ученые говорят: виноваты морские течения. Мимо Европы идет теплое течение Гольфстрем с юга, а мимо Америки – холодное с севера. А что, если мы преградим дорогу этому холодному течению, поставим ледяные заборы от Лабрадора к Гренландии, а оттуда до Исландии?.. Я черкал карту, соединяя материки, разрезая моря, уничтожая проливы. И мне было очень жаль, что я так мало знал. Ведь постройка плотины не только льдотехника. Здесь и география, и геология, и океанография. Нужно знать состав воды, течения, температуры, рельеф дна, почвы, климат, ветры, осадки. Раздумывая о небывалых сооружениях, я остро жалел, что так мало принес из колледжа. Но сейчас я читал без разбора, я глотал учебники подряд, набивая голову сведениями в надежде разобраться потом. Мне казалось, что не только я, но и профессор Чернов еще не ощутил всех возможностей провозглашенного им принципа: «строить в воде из воды».
В музее истории техники я видел как-то самые первые автомобили. На них смешно ймотреть – это извозчичьи кареты с двигателем на подножке кучера. Изобретатель создал новую машину, перевернул транспорт, но еще не понял, что новой машине нужна новая форма…
Приходит новое, а мы говорим о нем старыми словами. Принципиально новый материал – лед требовал новых форм, а я по привычке мысленно облекал его в бетонные и земляные формы… Я предчувствовал, что здесь есть еще неведомые возможности, но пока не нашел их.
Потом меня перестали удовлетворять грандиозные и неопределенные общие мысли. Я решил разработать конкретный проект ледяной гидростанции… Но вот опять речь зашла о проектировании, а на эту тему мне трудно разговаривать равнодушно…
Силу текучей воды – механическое движение реки, стремящейся к морю, вы хотите превратить в полезную работу, заставить реку выплавлять металл, освещать дома, ткать, строгать и сверлить и возить вас в трамвае.
А река течет лениво и плавно, неторопливо тащит баржи и плоты и не только трамвай – любой пешеход может шутя обогнать их. Тогда мы ставим поперек реки плотину, мы запираем реку наглухо, отрезаем ее от моря. Река начинает подыматься. Вода все прибывает сверху, она поднимается, заливая берега, и постепенно через месяцы или годы позади плотины образуется целое озеро, инженеры называют его водохранилищем… Поверхность этого озера на 10-20, а то и на все 100 метров выше прежнего уровня реки…
Затем мы начинаем опускать накопленную воду. Мы создаем искусственный водопад, превращаем пологое русло в ступеньку, собираем в одну точку падение с доброй сотни километров.
Здесь и ставятся турбины. Проходя через турбины, вода вращает их, а вращение турбины в свою очередь превращается в электрический ток. И ток уже выплавляет металлы, освещает дома, ткет, строгает, сверлит и возит вас в трамвае…
Итак, создавая гидростанцию, мы должны соорудить плотину, поставить турбины и направить на них воду, не забыть водослив для излишней воды и водобой (каменное ложе, где вода, падая, должна терять скорость), шлюзы для судоходства и лесосплава, шлюзовые каналы, не говоря уже об оросительных каналах и линиях электропередачи, доставляющих воду и энергию потребителю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18