Чай, не двадцатый век, до
военного призыва никто не додумался. Умирать на поле брани или нести
тягло - каждый выбирает сам.
Колчан со стрелами висел на подрубленной почти у самого ствола
ветке молодого вяза. Оперение тонких деревянных палочек походило
на крыло воробья, с которым полдня развлекалась сытая кошка.
Лохматое, грязное, местами выдранное с мясом. Но лучше истрепать в
хлам стрелы учебные, нежели испортить боевые, от которых иной раз
жизнь зависит. Зверев снял колчан, повесил через плечо. Из своего
достал лук, легкий кожух из бересты бросил под дерево, проверил тетиву
- и тут же ощутил, как за спиной притихли холопы. Ожидали, как
господин себя на стрельбище покажет. Попробуй теперь промахнись.
Засмеять не посмеют, но шептаться за спиной начнут.
Андрей прикрыл глаза, сосредотачиваясь. И прицела на луке нет, и
тяжелые стрелы не летят по прямой, и регуляторы напряжения на тетиве
отсутствуют. Умение попадать в цель появляется только после
долгих-долгих тренировок, когда после тысяч промахов и сотен попаданий
руки сами привыкают оттягивать тетиву с нужной силой, пускать стрелу
под нужным углом, учитывать дуновение ветра, влажность воздуха… Навык
попадать из лука в цель хранится не в голове - он спрятан в теле. И
самое трудное - это суметь отрешиться от того, что делают пальцы,
руки, ноги, не позволить разуму вмешаться в работу слаженного,
тренированного организма. Просто наметить цель - и не помешать себе ее
поразить.
Князь коротко выдохнул, вскинул подбородок, глядя на белый
иссеченный пенек в трех сотнях метров, рука метнулась к колчану, ловя
черенок стрелы, тут же дернула его через левое предплечье на тетиву.
Льняная нить легла в прорезь кольца, Андрей резко развел руки, тут же
отпустил стрелу и многократно отработанным движением дернул из колчана
следующую. Раз, раз, раз… Пятнадцать секунд - и полсотни белых палочек
превратили пенек в нечто, похожее на ежика, усеяли землю за ним. На
глазок - половина стрел впились в цель. Учитывая дистанцию - отличный
результат! Робин Гуд повесился бы от зависти.
Холопы зашевелились, одобрительно загудели.
- Вам-то что до лука? - теперь уже снисходительно оглянулся на
юных ратников Зверев. - Это баловство не про вашу честь. Пахом, из
пищалей их стрелять научил?
- Прости, Андрей Васильевич, не успел, - приложив руку к груди,
поклонился дядька. - Жалко зелье зазря жечь. Серебра немалого стоит.
- Жалко не жалко, а по паре раз пальнуть дай. Пусть знают, что это
за оружие, каким местом за него браться нужно.
- Как скажешь, Андрей Васильевич. Сегодня же после обеда грохот и
учиню. Мишутка, сбегай, стрелы князю принеси.
- Учини, - согласился Зверев.
Пищали плевались свинцовой картечью раза в два ближе, нежели
летела стрела лука. Но зато их можно было выковать штук двадцать по
цене одного не самого лучшего боевого лука, а стрелять из ружей и
медведь дрессированный способен: дырку в стволе на врага направляешь
да на спуск жмешь - вот и вся наука.
Князь Сакульский проводил взглядом низкорослого рыжего паренька,
на котором обычная кольчуга свисала ниже колен. Мальчишка собрал
стрелы, побежал назад, но на полпути перешел на шаг, явно задыхаясь.
- Вижу, ратники-то мои, Пахом, совсем к броне непривычны! -
хмыкнул Зверев. - Вона, еле ноги под железом волочат.
- Дык, по осьмнадцать годков всего отрокам, княже! - вскинул руки
дядька. - Не заматерели еще доспехи пудовые носить.
- В сече, Пахом, никто про лета спрашивать не станет, - отрезал
Андрей. - Вырубят усталых в одночасье, и вся недолга. Чтобы с сего дня
холопы брони с себя не снимали! Только на ночь, как в постель
укладываться будут. Тренироваться, обедать, по хозяйству помогать -
чтобы только в доспехах! Пока к кольчугам, как к коже своей, не
привыкнут.
- Слушаю, княже. - Дядька недовольно набычился, но поклонился.
- Скажи, Пахом… А тебе сколько лет было, когда тебя батюшка
впервые в сражение вывел?
- Пятнадцать, княже.
- Ну так чего же ты этих оболтусов жалеешь? Они уже сейчас тебя
тогдашнего старше!
- Скажешь тоже, Андрей Васильевич, - зачесал в затылке холоп. - В
наше время парни куда как крепче были, здоровее. Ныне же молодежь
чахлая пошла, квелая. Того и гляди сломается под железом.
- На меня намекаешь? - прищурился Зверев.
- Как можно, княже?! - искренне испугался Пахом.
- Я, стало быть, не чахоточный, не квелый?
- Чур меня, Андрей Васильевич, - поспешно перекрестился дядька.
- Коли ты из меня воина сделать смог, Пахом, так и из них делай!
Пусть жрут от пуза и спят по полсуток, но чтобы прочее время в
доспехах бегали, пока скакать в них, как кузнечики, не научатся! Нет у
меня других холопов, Пахом. Расти воинов из этих.
Зверев забрал у рыжеволосого Мишутки пучок стрел, сунул в колчан и
снова повернулся к цели. Руки стремительно заработали, одну за другой
переправляя стрелы в дальний пенек. Раз, раз, раз… Мимо ушло от силы с
десяток выстрелов, остальные четко вонзились в цель. Вот что значит
свое внимание от стрельбы отвлечь!
- Ну, Мишутка, чего застыл? - кивнул он рыжему холопу. - Беги.
Тяжело в учении, легко в походе.
- Княже, княже! - выскочила на пустырь дворовая девка в накинутом
поверх сарафана тулупе и в громадных валенках. - Батюшка, гонец у
крыльца! Тебя требует!
- От кого?
- Не сказывает, - поклонилась девка. - Тебя самолично требует.
- Иду, - вздохнул Андрей, сменил колчан на плече и аккуратно
спрятал лук. - Мишутка, быстрее ноги переставляй! Стрелы все едино
собрать надобно. Вот бездельники! Пахом, помнишь, о чем я сказывал?
- Обижаешь, Андрей Васильевич! Все исполню в точности.
- Хорошо…
Нагоняя неуклюже ковыляющую в безразмерных валенках девку, князь
обогнул дом, вышел к крыльцу. Здесь перед ступенями прохаживался
узкоглазый татарин в рыжем малахае с беличьими наушами, в дорогом
халате, крытом узорчатым китайским шелком. На боку у степняка
болтались сабля и два ножа, а вот привычного чехла для ложки не было.
Чуть поодаль двое нукеров в простых стеганых халатах и отороченных
мехом мисюрках торопливо переседлывали скакунов.
«Татары? Откуда? - промелькнуло у Зверева в голове. - Касимовские?
Тверские? Казанские? Ногайцы? Или вообще крымские?»
Однако в любом случае здесь он был хозяином, а не воином, а потому
приложил руку к груди и склонил голову:
- Здрав будь, боярин. Гость на порог - радость в дом. Прошу,
заходи, выпей сбитеня с дороги, трапезу раздели, чем Бог послал…
- Благодарствую, княже. - Гость тоже приложил руку к груди, но
поклонился ниже, всем телом. - Не сочти за обиду, Андрей Васильевич,
однако зимний день короток, мне же непременно до Корелы поспеть
надобно. Послание у меня для воеводы и бояр иных корельских.
- Дотемна не успеть, - предупредил Зверев. - Верст тридцать еще,
не менее. Оставайся, боярин, отдохни, выспись, в бане попарься. На
рассвете дальше тронешься.
- Благодарствую, княже, - повторился татарин, - однако же дал я
клятву поспешать, насколько сил хватит. Лед на озере крепок, леса там
нет, не заблудимся. Милостью Аллаха, хоть и в темноте, а сегодня
поспею.
Он резко сунул руку за пазуху, выдернул тонкий, с карандаш, белый
свиток и на двух раскрытых ладонях с поклоном протянул Андрею.
- Слово тебе прислано важное, княже. От кого оно, сказывать не
велено.
- Спасибо, боярин, - принял грамоту Зверев.
- Да пребудет с тобой милость Аллаха, князь Андрей Васильевич, - с
поклоном отступил гонец, побежал к лошади, ловко взметнулся в седло, и
трое всадников, уводя в поводу шесть заводных коней, понеслись по
утоптанной дороге к верфи на берегу Ладоги.
Князь Сакульский хмыкнул, крутя в пальцах письмо, написанное на
дорогой мелованной бумаге и доставленное знатным гонцом, однако не
несущее на себе никаких печатей, поднялся на крыльцо. Распахнулась
дверь, в сопровождении ключницы и поварихи на улицу вышла Полина: в
дорогой шубе, в высоком кокошнике, с резным деревянным ковшом в руках.
- Спасибо, милая. - Зверев взял у нее корец, с удовольствием выпил
до дна горячий, с пряным ароматом, медовый сбитень, вытряхнул
последнюю каплю на доски.
- Это же гостю, с дороги, батюшка… - изумилась княгиня.
- Нету больше гостя. Умчался, - развел руками Андрей.
- Письмо? - заметила свиток женщина. - От кого?
- Не сказал. Пойдем в дом, не май месяц на улице.
Задумчиво крутя письмо в руках, князь поднялся в опочивальню,
оставил колчан на столе у двери, после чего перешел в угловую
светелку, где жена собиралась сделать для него кабинет - но пока,
видно, не успела выписать из Франции положенную мебель. Здесь, у окна,
он стянул со свитка ремешок, кинул на подоконник, развернул бумагу.
Там красивым ровным почерком была начертана всего одна фраза: «Со дня
святого Спиридона зима на мороз повертает, а солнце на тепло».
- О чем сие сказывает? - испуганно молвила за спиной княгиня. - От
кого послание такое? Может, заклятие колдовское? Глянь, как странно
начертано!
- Очень даже красиво написано, - усмехнулся Зверев. - Шаловливый
мальчик.
- Кто?
- А кто у нас на Руси всю юность в библиотеке провел? Вот теперь
книжник и шутит по случаю. Интеллектуал, елки-палки. Загадки, будто в
сказке, загадывает, дитенька. А если бы я не понял?
- Да кто же это? - нетерпеливо дернула его за рукав жена.
- Царь, естественно.
- Государь наш Иоанн?! - перекрестилась женщина. - Как же ты его
мальчишкой называть можешь? Он же, помню, ровесник твой! Ему ныне уж
двадцать один год сполнился!
- Да? - Зверев пожал плечами. В его памяти царь Иоанн так и
остался маленьким перепуганным мальчишкой, которого он с побратимами
отбил от литовских убийц у соколиного поля. Неужели они и тогда были
ровесниками? Трудно поверить. Может быть, потому, что он уже был в
броне, с саблей и рогатиной, уже прошел через несколько смертных
схваток? Ощутив на лице дыхание близкой смерти, взрослеешь быстро.
Куда быстрее, нежели в библиотеке за старинными манускриптами.
- Но о чем послание сие куцее повествует? - полюбопытствовала
Полина. - Ты понял его, батюшка?
- Прошлым летом я взялся построить крепость возле Казани, - сложил
письмо вдвое Андрей и с силой пропустил сгиб между ногтями. - В день
зимнего солнцестояния зима на мороз поворачивает, а солнце на лето.
Иван напоминает мне об обещании. Через пару месяцев начнется ледоход.
К этому времени я должен быть на месте.
- Свят, свят! - округлились глаза женщины. - У Казани безбожной? В
самой смертной напасти? Тебя же убьют, соколик мой ясный! Убьют! Не
ходи… Не езди, не оставляй, не покидай меня, родной, Господом Богом
прошу! - Княгиня упала на колени. - Батюшка, Андрюшенька, родненький.
- Да ты чего, Полина? - Ошарашенный Зверев тоже опустился на
колени. - Я же не в плен туда сдаюсь. С ратью идем, с людьми многими.
И не воевать - строиться. На речном острове, в глухих лесах. Ни одна
собака к нам не проберется. Ну же, милая. Что с тобой, любимая моя?
- Не хочу… - Женщина дернула прикрепленный к кокошнику платок,
закрыла глаза. - Думала уж, навеки потеряла. Едва вернулся, едва
слюбились, едва вместе стали - и снова… Не хочу. Не уходи. Не уходи,
родный мой.
- Я вернусь, - обнял ее и прижал к себе Андрей. - Вернусь. Нет
такой силы, что могла бы нас разлучить, суженая моя. Ни в этом мире,
ни в иных местах. Я вернусь. Но ехать придется. Такая уж наша
княжеская доля, Полинушка.
- Больным скажись, любый мой, немочным. Сердечко мое стучит,
неладное чует. Не уходи!
- Не могу, любимая. Ты сама сделала меня князем Сакульским. В
нашем роду не должно быть трусов. Человек, который боится пролить
кровь за свою землю, не имеет права называться князем. Это уже смерд.
- Я тебя и простым смердом любить стану!
- Я знаю, Полинушка. Но простым смердом я буду недостоин твоей
любви.
- Сердце колет, Андрюша. Предчувствие у меня дурное.
- Я дал слово, Полина. Я должен поставить эту чертову крепость!
Хотя бы ради того, чтобы нашего сына никто не называл сыном лжеца. Это
нужно мне, это нужно государю, это нужно людям русским, в конце
концов! Я могу остановить татарские набеги, ты это понимаешь?
Остановить напасть татарскую раз и навсегда! Могу, Полина! Неужели ты
хочешь, чтобы эта честь досталась кому-то другому?
- Я хочу, чтобы ты оставался со мной… - опять повторила женщина. -
Пусть весь мир рухнет - какое нам дело? Мы здесь от всех далеко,
переживем. Оставайся…
Андрей вздрогнул: Полина даже не подозревала, насколько близко ее
надежда совпадала с жутким пророчеством Лютобора: «Со всей Руси
выживут лишь те, кто в непроходимых северных лесах окажется». Он
отстранился и холодно произнес:
- Для того Господь и создал русских мужчин, чтобы кто-то не давал
миру рухнуть. Я отъезжаю завтра на рассвете, со всеми здоровыми
холопами. Вели приготовить лошадей. Отриконь пойдем, без обоза, иначе
не обернуться. Припаса нам надобно на пять дней пути, сменное белье
каждому. Ратное снаряжение Пахом соберет.
- Тогда я поеду с тобой!
Вместо ответа Андрей просто привлек ее к себе и крепко поцеловал в
соленые губы. Полина в его руках обмякла - и смирилась.
* * *
Дружина князя Сакульского тронулась в путь через час после
рассвета. Первыми, сверкая начищенными кольчугами, куяками и
колонтарями, придерживая у седла нацеленные в небо рогатины, с
бердышами за спиной, на дорогу выехали холопы. Вслед продавшим волю
ради ратной славы удальцам смотрели с тревогой отцы, махали, утирая
слезы, многочисленные мамки и девки. Чай, все холопы свои были,
здешние.
1 2 3 4 5 6