Чудовище отдернуло хвост, взмахнуло им снова. Олег
устремился вперед, уходя из-под удара, вскинул щит навстречу несущейся
к нему пасти и врезал поверх окантовки кистенем. Послышался влажный
"чмок", рывка тросика не последовало. Олег отдернул кистень, метнул
его снова, отводя щит в сторону. Голова ящера оставалась рядом.
Зеленокожий был жив, но точный удар в черепушку, видимо, его оглушил,
и двуногая тварь, покачиваясь, не делала попыток увернуться. Ведун
ударил его еще раз, еще - и порождение магии рухнуло набок.
В тот же миг глиняные монстры отступили от загнанных в сугробы
воинов, повернулись вдоль обоза и неторопливо зашагали в сторону
старика. Их насчитывалось еще десятка два, не меньше. Старец
остановился, вскинув посох, а воспрянувшие духом ратники ринулись в
атаку. Монстры, потеряв несколько товарищей, принялись махать
огромными кулаками, сбивая неосторожных бойцов. Но тут на спины
големов обрушился посох, превратив в прах сразу четверых. Середин тоже
кинулся в схватку - серебряный кистень разбил ногу стоявшему боком
великану, расколошматил тело другому, снес ногу третьему и... глиняных
монстров больше не осталось.
Тяжело дыша, ведун попятился, бросая взгляды то вправо, то влево.
Сердце все еще стучало гулко и часто, разгоняя по жилам кровь, руки
дрожали от предвкушения смертельного боя, голова была светлой, словно
только что помытое окно, сознание работало ясно и четко, как
отлаженные часы. Тело оставалось готово к схватке - но сражаться было
не с кем. Изуродованные тела некоторых големов еще ворочались в снегу,
истыканные стрелами тела ящеров подергивали лапами, перепуганные
насмерть лошади продолжали биться в постромках - однако битва уже
завершилась.
Олег вернул кистень в карман, оставив болтаться снаружи только
петлю тросика, перекинул щит за спину, глубоко вдохнул сладкий
морозный воздух, любуясь ослепительно-голубым небом, ажурными
росчерками черных березовых ветвей на его фоне, бриллиантовыми
блестками инея... Воистину - чтобы почувствовать вкус жизни, нужно
заглянуть в глаза смерти. От прикосновения черного плаща Мары и краски
становятся ярче, и вода слаще, и хлеб вкуснее. Сидя дома у телевизора,
с банкой пива в одной руке и бутербродом с ветчиной в другой, - этого
не понять, не ощутить.
- Откуда путь держишь, добрый человек?
Середин вздрогнул, повернул голову к старцу. Встретив внимательный
взгляд голубых глаз, вежливо поклонился.
- Зовут меня Олегом, еду из Новгорода, через Ярославль. Мир хочу
посмотреть, себя показать. А там и видно будет.
- Благодарствуем тебе за помощь, Олег из Новгорода, - склонил
голову старец. - Вестимо, сам Сварог вел твою руку супротив слуг
Чернобоговых.
- Да, я молился ему о помощи, - признал ведун, разглядывая
незнакомца.
Тот был худощав, словно постился не менее года. Щеки впалые,
подбородок туго обтянут бледной старческой кожей, брови густые, но
совершенно бесцветные, нос длинный и острый, с небольшой горбинкой.
Выглядел человек изможденным - но вот дышал ровно, словно и не махал
только что тяжелым посохом добрых полчаса. Никакой одышки - не то что
у тренированного и привыкшего к стычкам Середина. Свободный балахон,
где могло бы поместиться как минимум пятеро людей такого же
телосложения, не говорил абсолютно ни о чем. Серая дерюга, из которой
он был скроен, с одинаковым успехом могла свидетельствовать и о нищете
владельца, и о ею высоком духовном сане - когда плоть уже не так важна
для духа, а каждый встречный должен знать путника в лицо, вне
зависимости от одеяния.
- Ты знатно бился, добрый человек, - покивал старик. - Однако же
откуда столь чудное оружие взялось в твоих руках? Слуги Чернобога
разлетались от него, ако от перуновых молний.
- Бил сильно, вот и разлетались, - пожал плечами Середин. - Кое у
кого посох вообще не хуже гранатомета работал.
- Так заговоренный посох-то, - легко признал старец. - Никак и
твое оружие заклятиями усилено?
Что такое "гранатомет", он почему-то не поинтересовался.
- Ничего особенного, - отмахнулся Олег. - Кистень серебряный. А
нечистая сила этого металла зело не любит.
- Не любит, - согласился старик, и его губы расплылись в улыбке. -
Да токмо я, мил человек, первый раз слышу, чтобы добрый молодец
заместо крепкого стального серебряное оружие носил. Поди, с тварями
болотными да ночными куда чаще встречаешься, нежели с половцами али
хазарами проклятыми?
- Встречаюсь, - кивнул Середин.
- Олег.. - задумчиво повторил старец. - Слыхивали, слыхивали мы о
таковом. Бродит якобы такой по свету. Где серебра отсыплют, там
оборотней да ночниц истребляет. Где злата нет, за баню и ночлег то же
самое делает. А коли жилья человечьего нет в зачарованном месте - так
и без платы рубится. Помнится, ведуном тебя кличут. Потому как от
звания колдовского и волховского отказываешься. Вот, значит, кого
Белобог всевидящий нам в помощники и защитники послал...
- Никто меня не посылал, - оглянулся Олег на своих топчущихся у
излучины лошадей. - Повезло вам просто. Слух до меня дошел, что у
предгорий уральских Баба-Яга есть. Любопытно стало посмотреть - вот я
в эту сторону и поехал. Извини, отец, пойду я. Сбегаю, лошадям ноги
спутаю, добро свое со снега соберу. Потом вернусь, помогу с ранеными.
Когда Середин начал накладывать шины на переломанные руки и ноги
ратников, нашептывая лечебные заговоры, туго перематывать ремнями тела
с переломанными ребрами, укладывать увечных людей к огню, на
принесенный из леса лапник, он понял, что его поездка к Бабе-Яге
накрылась медным тазом. Без него огромному количеству раненых не
обойтись - кто-то должен сопроводить их до ближайшего крупного
селения.
Из полусотни воинов больше двух десятков оказались убиты -
затоптаны, переломаны, как куклы в руках несмышленого ребенка, забиты
ударами тяжелых костяных шаров. Из тридцати оставшихся в живых без
переломов из схватки вышли только семеро - считая самого Олега. Пятеро
теперь рубили в лесу лапник, таскали дрова, раскладывая на прибрежной
поляне сразу четыре костра. Старец, не расставаясь с посохом, так же
как и ведун, прикладывал к переломам палки, фиксируя повреждения с
помощью ремней или длинных полотняных лент, с неожиданной легкостью
относил одетых в тяжелую броню ратников к огню.
Медицинские хлопоты заняли весь день - к тому времени, когда Олег,
зажав меж двух толстых сосновых веток сломанное плечо лежащего без
сознания бородача, выволок бедолагу из-под конских туш и оттащил его к
пылающим кострам, на лес спустились сумерки.
- Все, что ли? - устало опустился Середин рядом со стариком,
задумчиво взиравшим на пляску огненных языков.
- Настало время уступить свое место Маре, ведун, - степенно кивнул
тот. - Теперь уже она выберет тех, кому предстоит уйти в мир далеких
предков.
- Луба бы надо надрать. - Олег пошевелился, поудобнее устраиваясь
на лапнике, и протянул руки к огню. - На палках кости нормально не
срастутся.
В мире, куда неудачно произнесенное заклинание зашвырнуло бывшего
кузнеца из автобусного парка, лубки заменяли медицинский гипс.
Содранная с вяза или липы кора, разрезанная в виде лодочки,
накладывалась на сломанную конечность и туго заматывалась, плотно
прилегая к руке или ноге, надежно фиксируя перелом. Палка такой
надежности обеспечить не могла - как ни привязывай, а все одно кости
смещаются. Вместо сращения ложный сустав образоваться может.
Старик поднял посох, поставил его между ног, прижался лбом к
отполированному дереву:
- Прости, Триглава, недостойного слугу твоего. Слаб я, силы моей
на деяния достойные не хватает. Пришли хранительниц твоих, берегинь
лесных и речных, снизойди до нас своею милостью.
Подошел возчик с первых саней. Распарившись от тяжелой работы и
жара костров, тулуп и рукавицы он скинул, оставшись в холщовой рубахе
и пухлых шароварах. За толстой веревкой, заменявшей ремень, торчал
топор, сквозь черную кудрявую бородку просвечивали румяные щеки.
Настороженно покосившись на Олега, он поклонился старцу, поставил
перед ним в снег медный котелок, в котором из темного густого варева
выглядывали золотистые бока двух крупных луковиц.
- Благодарствую, Православ, - кивнул старик. - О госте нашем не
беспокойся, он со мной похлебает. Раненым отвар погуще навари, им сие
зело полезно.
Мужик опять поклонился, отступил, а старик, легко взяв раскаленный
котел за край, переставил его ближе к Олегу, чтобы еда оказалась на
равном расстоянии от обоих.
- Угощайся, ведун. День у нас долгий выдался, силы потребны
изрядные. Сей отвар для меня с весенних двугодков тройным варом
творят, через день на третий. Не побрезгуй трапезой старого волхва.
Середин дважды себя упрашивать не заставил, вытянул из чехла на
поясе главную драгоценность каждого русича - большую серебряную ложку,
- запустил ее в котелок.
Тройную уху на своем веку Олегу доводилось пробовать не раз - но
то, чем угощали его ныне, больше походило не на суп, а на густой, еще
не застывший, холодец. Можно было подумать, воды к рыбе при варке не
добавляли вообще, а просто прогревали крупные куски белорыбицы до тех
пор, пока они не расслоились, превратившись в месиво из мясных прядок
и костного желатина. Разумеется, по здешнему обычаю, кашевары не
пожалели и перца с солью, и лук добавили для аромата, и мелко
порубленную репу с морковкой. Получилось, надо сказать, вкусно и
сытно. Уже после трех ложек ведун почувствовал, как по телу
растекается сладкая горячая истома, после пяти - желудок приятно
потяжелел, глаза начали слипаться.
- Ешь, ешь, не останавливайся, - подбодрил его старец. -
Опустошить надобно, дабы воды для увечных накипятить. Кабы не замерзли
на морозе-то.
Середин выловил луковицу, прожевал, зачерпнул себе еще две полные
ложки, после чего в бессилии отвалился на лапник:
- Все, спасибо. Больше не могу.
- А и ладно. - Старец взял котел в руки, допил остатки супа через
край. - Коли так, то подымайся. В дорогу нам пора, и без того
засиделись. Распутывай своих скакунов.
- Куда? Зачем? - сонно отозвался Середин, закрывая глаза. - Ночь
на дворе. Нам ныне только седло под голову да налатник на ноги, ничего
больше и не нужно.
- Вставай, ведун! - потребовал старик. - Куда скакать, и сам
ведаешь. Где Баба-Яга стоит, туда и торопимся.
- Какая Баба-Яга, волхв? - удивился Олег. - У нас два десятка
раненых на руках. Да еще и убитых столько же. Тризну нужно поутру
справлять, а потом назад, к жилью поворачивать. Увечных бросить
нельзя, пропадут они без нас.
- Они с нами пропадут, ведун! - повысил голос старец. - Не за ними
твари земляные охоту затеяли, меня травит нечисть Чернобогова! Коли
останемся с увечными - сызнова придут, всех истребят, до единого. Без
меня же никто ратных людей не тронет, добредут до Нювчима кое-как. Не
сгинут. Смерть их у меня в торбе увязана. Коли увезем торбу, все
уцелеют!
- Да электрическая сила! - открыл глаза Середин. - А каково им
будет без лекарей столько верст чесать? Давай лучше, ты пару ратников
возьмешь - на случай, коли отбиваться потребуется. А я с ранеными
поеду.
- В грамоте моей, что в Дюн-Хор везу, беда земли русской
заключена! - решительно ударил посохом в снег старец, и снизу,
откуда-то из глубины, отозвалось гулкое тревожное эхо. - Любым путем
отвезть ее надобно! Потому и прислал Сварог тебя, ведун, ко мне в
помощь. Не сподручны воины простые с сими тварями без страха биться.
Твоя рука, твой меч мне потребны. Вставай немедля, в седло поднимайся,
пока чудища из чащоб лесных сызнова не собрались! Среча, Богиня ночи,
глаза нам застить не станет, я ей жертвы на три месяца загодя принес,
знаки милости получил. Вставай!
- Вот тебе и ква, - недовольно сплюнул Олег, однако встал. -
Может, ты хоть скажешь, что случилось?
- Не вовремя ныне лясы точить, - недовольно отрезал старец. -
Опосля обо всем поведаю. Чудищ от становища увести надобно, путь
оговоренный пройти. Ступай к коням своим, а я подъеду.
- Как тебя хоть зовут-то, начальник, - со вздохом подчинился
Середин категорическому приказу.
- Сварославом с младенчества рекут, - кивнул старец ведуну и резко
отвернулся к воинам, что обгладывали насаженные на ножи крупные куски
мяса со слегка подгоревшими краями. - Православ, Макоша, сумы мои на
коня навьючьте, да лошадку самую резвую заседлайте не мешкая. Покидаю
я вас. И дело свое делаю, и беду увожу. Да пребудет с вами милость
Хорса и покровителя вашего, могучего Перуна.
Спустя четверть часа два всадника, ведущие в поводу заводных
коней, помчались вниз по реке, разбрасывая в стороны искрящийся в
лунном свете снег. Похоже, старому волхву и вправду удалось
договориться с ночными богами: небо оставалось ясным, лед - без
промоин и полыней, а лошади ни разу не оскользнулись, словно неслись
во весь опор не по гладкому, слегка запорошенному снегом, льду, а по
сухому, присыпанному песком, асфальтовому шоссе.
Поначалу Сварослав, а за ним и ведун, ехали тряской рысью,
разогревая лошадей, потом перешли в стремительный галоп - так что
кусты и деревья на берегах мелькали, словно за окном скоростного
поезда. Когда же кони, роняя из-под ремней упряжи белую пену, начали
задыхаться, старец опять перевел их на относительно спокойную походную
рысь. Где-то за час лошади оправились - и волхв снова заставил их
мчаться со всех ног. Спустя примерно час он пустил скакунов шагом, а
когда те остыли, и вовсе остановился.
1 2 3 4 5 6 7